Ей надо было к зубному, а она не пошла, отложила деньги на его дурацкие затеи. Хотя зубы болели. И сейчас болят. А работа Пола? А безутешные слезы близнецов каждый раз, когда она уезжает из дома? Ради чего она пошла на все это? Почему потребовала жертв от тех, кого любит? Потому что почти поверила, без всяких к тому оснований, что этот мелкий проныра в силах изменить ее жизнь.
– Вам ведь наплевать? – произнесла Дейдра, удивляясь собственному спокойствию.
Избегая ее взгляда, он тщательно вытер пальцы о скомканную бумажную салфетку.
– Ну почему же…
– В таком случае – вот она я.
Чувства снова всколыхнулись. Но теперь они не раздирали ее на части, напротив – сплелись воедино, придав ей силы и уверенности.
– Сегодня не очень…
– Я здесь! – оборвала его Дейдра. – Слушайте!
И запела. К этой встрече она приготовила три песни, но та, что рвалась сейчас с губ, была совсем другой.
Скажи ей, что это глупо. Она ответит: «Знаю, но я так его люблю…»
Дейдра закрыла глаза, раскинула руки, запрокинула голову. Сочный, глубокий голос наполнил комнату. Да, подумала Дейдра, прислушиваясь к себе, лучше я никогда не звучала.
Когда она закончила, воцарилась тишина. И странным образом затянулась. На Лессера она не смотрела, а он все молчал. Дейдра задергалась – от нее еще что-то требуется? Поклониться? Перейти к следующему номеру?
Лессер откашлялся и произнес:
– Очень… мило.
– Мило? Вы называете это «мило»? Кто вам тут еще поет – Каллас?
– Мне не нравится ваш тон…
– Ах, вам не нравится мой тон? – Дейдра схватила со стола свою папку. – В таком случае – вы лжец и шарлатан.
Здорово, Дейдра, молодец! Лжец и шарлатан. Можно еще показать ему язык.
– Минуточку. – Лессер неуверенно поднялся из-за стола. – Думаю, у вас есть потенциал.
– Потенциал? Про потенциал плетите кому-нибудь по телефону. Но не после того, что только что слышали.
– Продолжайте заниматься, чуточку сбросьте вес…
Все, достал.
– Знаешь что? – Дейдра смерила его презрительным взглядом. – Да будь я самой Кристиной Агилерой, ты и тогда не знал бы, что со мной делать. Проблемы у тебя, не у меня.
Она круто повернулась и пошла прочь от тунцового смрада в облако вони лака для ногтей. В приемной Лессер догнал ее.
– Подождите, – выдавил он, едва переводя дух. – Есть у меня кое-что. Вы можете прекрасно подойти. Не знаю, заинтересует ли вас это. Роль матери.
Дейдра нахмурилась:
– В чем дело? Я и так мать.
Он нетерпеливо передернул плечами.
– Некоторые женщины, знаете ли, не хотят играть матерей. Но если вам это интересно, могу направить вас на прослушивание. Как свою клиентку.
С одной стороны, соблазняла перспектива продолжить в том же духе – послать его к черту и объявить, что поищет кого-нибудь получше. А с другой? Она могла прямо сейчас, сию минуту завести настоящего агента и получить приглашение на настоящее прослушивание.
В тот вечер Ник так и говорил: надо быть стойкой.
И Дейдра согласилась. Лессер подсунул под писать какую-то бумагу – что-то насчет того, что отныне и до веку она должна ему пятнадцать процентов от всех заработков. Контракт Дейдра просмотрела бегло, особо в детали не вникая, после чего пожала благоухающую рыбой пятерню Лессера. Не терпелось вырваться на волю.
Оказавшись, наконец, на улице, она глубоко вдохнула чистый морозный воздух и закрыла глаза. Свершилось! Вот оно, счастье! Скорей позвонить Полу. Странное дело – она скучала по нему не меньше, чем по ребятишкам.
«Сейчас позвоню ему, – подумала Дейдра, – только побуду немножко наедине со своим будущим».
Она направилась вниз по улице. Ну-ка, влево-вправо, влево-вправо. Дейдра улыбнулась.
18. Лиза
Будильник звонит. Проклятие! Уже без десяти три. А кажется, дети только что отправились в школу. На экране телевизора парень с тонкими темными усиками как раз собирался признаться, кого он предпочитает – мать или дочь. Встречается-то он с обеими. Кого он там выберет, еще бабушка надвое сказала, а вот то, что через пять минут Консуэло, нянька Анны, привезет детей (сегодня ее очередь), – это известно доподлинно.
Лиза кубарем скатилась с кровати, уронив на пол тетрадь – та покоилась на одеяле открытая, но не тронутая, – и ринулась к шкафу одеваться. На полу аккуратной стопкой лежали кашемировый кремовый свитерок и элегантные брюки-хаки, которые были на ней утром, пока она готовила для всех завтрак, чмокала на прощанье Томми и отвозила детей в школу. Рядышком стояли остроносые коричневые башмаки. Сегодня-то уж она точно сходит в гимнастический зал, а потом займется книгой. Так она решила. Но передумала. Лучше сразу вернуться домой и взяться за домашние дела. Кончилось тем, что, вернувшись, она переоделась в домашнее и вместе с тетрадкой забралась на кровать. Смотрела телевизор, дремала. И не написала ни строчки.
Мгновение – и она уже готова. Слава богу, давно наловчилась. Беглым взглядом окинула себя в зеркале холла – волосы расчесаны, на губах свежая помада – и заняла пост у входной двери. В ту же минуту раздался возбужденный лай Лэдди и загудела машина Консуэло. Лиза открыла дверь и высунулась наружу, широко улыбаясь, энергично размахивая рукой. Умница Мэттью – знает, что должен помочь младшим выбраться из фургона. Холодно, темнеет, а он послушно стоит у дверцы, каждому протягивает руку и помогает спрыгнуть на заснеженную дорожку. Лиза с улыбкой наблюдала за детьми, обхватив себя руками. В последнее время она так быстро зябнет. Вот уже руки застыли, и зубы стучат, и колени трясутся.
– Быстренько! – крикнула она детям.
Все еще улыбаясь, махнула на прощанье Консуэло и, уже не глядя в ее сторону, начала отодвигаться в тепло дома, потихоньку, не выдавая слабости. Главное, чтобы Консуэло не могла доложить Анне ничего плохого.
Дети порядок знают – повесили рюкзаки и пальтишки (каждый на крючок своего цвета) и один за другим подошли обнять ее.
– Как прошел день? – спросила она.
Мэтт и Уилл скороговоркой пробормотали, что все хорошо, а Дейзи без слов помчалась в детскую, включила телевизор и, сунув палец в рот, устроилась на полу. Вернувшись из больницы, Лиза первые несколько дней еще придерживалась своего твердого правила – никакого телевизора после школы. Потом уступила, только предупредила детей, чтобы не проболтались отцу:
– Иначе больше не разрешу.
Двое старших мальчиков присоединились к Дейзи и телевизору. В прихожей остался только Генри. Обхватил Лизу за бедра, прислонился головой к животу:
– А как прошел твой день, мамочка?
Ну есть ли на свете другой такой четырех летний мальчуган, который спрашивал бы мать, как прошел ее день? Даже от Томми этого не дождешься. Лиза потрепала Генри по волосам. Другого поощрения и не требовалось – малыш стиснул мать ручонками и так прижался головой, словно хотел вдавить ее в новоявленную пустоту в животе Лизы.
Она взяла сына за плечики и осторожно оторвала от себя.
– Ну ладно, иди смотреть телевизор с остальными. Ты меня слышишь? – Лиза постаралась поймать его взгляд, чтобы он понял – она это всерьез.
Но мальчик смотрел в сторону, смаргивая слезы.
– Я хочу побыть с тобой, мамочка.
Каждый день одно и то же. Ласковый, отзывчивый, но, надо отметить, поразительно настойчивый.
– Мамочке нужно кое-что сделать. Мы с тобой об этом уже говорили. Мамочка теперь работает. Ты ведь не хочешь, чтобы вместо того, чтобы разрешить смотреть телевизор с братьями и сестрой, мамочка оставила тебя с нянькой?
Генри печально покачал головой.
– Тогда иди и смотри телевизор. – Лиза тихонько подтолкнула его. – Давай.
С обливающимся кровью сердцем она смотрела вслед удаляющейся поникшей фигурке. Набрала полную грудь воздуха и, круто повернувшись, пошла вверх по лестнице. Пока не поздно. Еще минута – и она бы сдалась. Ему самому это не пошло бы на пользу. Сейчас важно совсем другое: вся семья как можно скорее должна привыкнуть к новому положению вещей. Детям придется научиться быть более с мостоятельными, рассчитывать только на себя и друг на друга в смысле развлечений и насущных потребностей – кормежки и отдыха. Лизе и самой надо привыкать к новой жизни – к тому, что кто-то делает за нее ее работу.
В который раз, усевшись на кровать, она с новой решимостью открыла на коленях тетрадь и взялась за пульт с намерением выключить телевизор. Фильм про мать и дочку, влюбленных в одного и того же парня, закончился, и начался новый. Полногрудая женщина безмятежно растянулась в красном кресле-качалке, возле нее расположился мужчина с коротким «ежиком». Внизу на экране появились титры:
«Я тебе никогда этого не говорил, но… Рамона, ты ничего не хочешь сказать Даррену, прежде чем мы приподнимем завесу?»
Рамона подняла глаза к потолку, словно этот вопрос никогда не приходил ей в голову. «Нет», – ответила она наконец.
А сама Лиза – всегда ли и все говорит Томми? Что скрывала бы завеса, если бы героями фильма были они?
Себе она может признаться – что. Телевизор.
Целые дни безделья, когда она честно собиралась заняться работой и не делала ничего.
Грязное белье, которое она прятала в старом угольном баке в подвале.
Нечищеные зубы детей. Ни разу, со дня ее возвращения, дети не чистили зубы.
Боль, которая скручивает ее всякий раз, когда она принимается за что-нибудь, требующее чуть больше усилий, чем сидение перед телевизором. Которая порой накатывает даже и в этом случае. Звонки от подруг, на которые она не отвечает, хотя знает, что Джульетта подавлена несостоявшейся беременностью, а Анна бьется за окончательный разрыв с Дамианом. И потом еще Дейдра. По вечерам, когда та оставалась одна в городе, она звонила и оставляла длинные, запутанные сообщения о своих приключениях. Просила Лизу перезвонить, рассказать, как дела.
Кто-то потянул из-под нее покрывало. Она глянула вниз и обнаружила Генри, который пытался вскарабкаться на кровать.
– Генри, иди к себе.
Генри не двинулся с места.
– Нет.
– Что это значит – нет?
Слезы оставили на его щеках грязные полосы. В уголках рта засохшие остатки шоколадного молока, глаза с утра как следует не промыты, а уже снова надвигается ночь.
– Хочу с тобой, – пробормотал мальчик.
Чуть помедлив возле кровати, он вдруг снова ринулся вперед, обеими руками ухватился за покрывало и начал забираться наверх.
– Я же сказала – нельзя! – Лиза сжала кулаки и засунула под себя. – Иди вниз к Мэтти и Уиллу.
Генри молча продолжал карабкаться на кровать, коленом пихнул в щиколотку, рукой ухватился за ее колено.
– Тебе сюда нельзя.
Испустив вздох, он шлепнулся на бок, темной головой – единственный из мальчиков он унаследовал цвет волос Томми – тяжело привалился к ее бедру. На нее не смотрит, уставился в телевизор, где Рамоне открылось, что раньше она была Рамоном.
– Мэтти! – в отчаянии крикнула Лиза.
Безумная мысль, но вдруг старшему брату удастся оторвать от нее малыша и вернуть в детскую?
Какая надежная теплота идет от маленького тельца. Лиза приглушила звук телевизора. Что там за шум? Визг, стремительный топот ног в гостиной.
– Что там? Ребята бесятся? – спросила она сына.
Генри пожал плечиками. Внизу хлопнула дверь, дико захохотала Дейзи.
Лиза снова обратилась к мальчику:
– Ты сегодня устал?
Господи, как тяжело! Как хочется погладить темные спутанные волосы. Она держалась из последних сил.
Он что-то тихо прошептал. Ей пришлось переспросить.
– Я скучаю по тебе, мамочка, – повторил он.
Она все-таки не выдержала и тронула его за плечо:
– Я здесь, детка.
Он отрицательно помотал головой, и она крепче прижала его.
– Да, я здесь, с тобой.
С глубоким вздохом он еще плотнее придвинулся к ней. Втянув носом воздух, Лиза выключила телевизор и откинулась на подушки. За крыла глаза. Томми будет дома к шести. Еще есть минутка передохнуть. Внизу снова стихло. Должно быть, начался мультик. Генри лежал рядышком, теплый, как маленькая печка.
Незаметно она заснула. Когда открыла глаза, за окнами было черно. Остальные дети стояли у кровати, три пары глаз строго глядели на мать. Рядом с ней сладко посапывал Генри.
– Это почему он здесь? – потребовал ответа Уилл.
Дейзи не стала ждать. Просто запрыгнула на кровать, угнездилась под боком у Лизы и, схватив пульт, включила телевизор. Спустя мгновение за сестрой последовал Уилл, зарылся в одеяла на второй половине кровати. Мэтт медлил, испуганно таращился на Лизу, ожидая, что вот сейчас она раскричится. Она молчала, и он осторожненько присел в ногах кровати.
– Мэтти, ты можешь сесть здесь, рядом со мной.
Он искоса взглянул на кровать, где места практически не осталось. Только когда она подвинулась к середине и протянула руку, он неуклюже поерзал и оказался возле нее. Лиза обхватила сына и подтащила его ближе.
Когда еще они вот так, все вместе, валялись на кровати? Пожалуй, когда родилась Дейзи. Один-единственный раз. И то лишь пока Томми их фотографировал. Именно на это никогда не хватало времени. Как так получилось? Хозяйство, поддержание дома в должном виде занимало весь день без остатка. Как она могла быть уверена, что делает все необходимое, когда вы пустила из виду это?
19. Анна
С тяжким вздохом Анна выбралась из-за стола, подошла к двери, где на крючке висело ее пальто. Рабочий день кончился. До чего не хочется уходить! В офисе легче выбросить Дамиана и их разрыв из головы и из сердца. В конторе она, Анна Добровски, первый вице-президент, под надежной защитой маркетинговых отчетов и исследований рентабельности. Но уже по дороге к выходу броня, укрывающая ее на работе, дает трещину и вновь боль иглой пронзает сердце.
Кроме всего прочего, теперь домой надо возвращаться вовремя, чтобы отпустить Консуэло. Для чего приходится исхитряться выскользнуть незаметно для начальства. А дома дел в два раза больше, чем прежде, и в два раза больше ответственности – Клементина не должна страдать, а хозяйство должно катиться по накатанным рельсам, как раньше. Неужели Дамиан столько всего делал по дому? Нет, конечно. Но все равно – как же не хватает его помощи.
В ущелье Сорок второй улицы свистел ледяной ветер с Гудзона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30