Но она прогоняла их, полагая, что у всех жен бывают дурные предчувствия, но мудрые жены не обращают на них внимания.
Но может быть, – думала она, устраивая торт на обеденном столе, подправляя на губах яркую помаду, которой уж было перестала пользоваться, и выжидательно поглядывая на сумерки за окном, – может быть, ей следовало быть более требовательной к нему? Решительней заявлять о собственных желаниях, настаивать на переменах, которые ей нужны? Как это делает Дейдра. Или взять бразды правления в свои руки, как сделала бы Лиза. Тихоня Джульетта – и та обрабатывает Купера насчет второго ребенка. Лишь она, поглощенная и очарованная чувственной силой их отношений, охотно закрывала глаза на все остальное.
А тогда, в Лондоне, не поступила ли она опрометчиво, сказав, что больше не хочет быть с ним? А вдруг у них еще есть шанс? Эта мысль вызвала такую дрожь во всем теле, что Анна даже испугалась.
По деревянной лестнице застучали шаги. Анна бросилась открывать дверь. Вместе с клубами морозного воздуха в дом ворвалась дочка. Дамиан неуверенно топтался на пороге.
– Ты тоже можешь войти. – Анна отступила в сторону и улыбнулась.
Чтобы он понял – она настроена дружелюбно.
Он не поверил своим ушам:
– Правда?
– Правда.
Вошел в дом, огляделся, словно никогда прежде здесь не бывал. Повернулся к ней:
– Пахнет умопомрачительно!
– Торт. – Она мотнула головой в сторону гостиной, где красовалось ее кулинарное чудо и словно бы приглашало, как в «Алисе в стране чудес»: съешь меня и преобразись.
Именно об этом мечтала Анна, затевая стряпню, – о чуде, которое вернет его. И ее тоже.
– Хочешь кусочек?
– А можно?
– Да! – Она засмеялась, слегка коснувшись его руки. – Можно.
Анна, не торопясь, достала тарелки, вилки, раскопала лопаточку для торта (ее тоже подарила мать Дамиана). Интересно, если они все-таки разойдутся, он заберет все подарки? А что останется Анне? Что здесь принадлежит только ей? Она ведь была студенткой, когда погибли ее родители. Она тогда продала их дом вместе со всем содержимым. Кому нужен аляповатый фарфор в цветочек? Или серебро, которое 365 дней в году не вынимается из коричневого бархатного футляра? Живя в Лондоне после окончания колледжа, она не обзавелась никаким добром, и лишь когда они с Дамианом переехали сюда, купила и тарелки, и мебель – все без особых затей, простое и современное. Так нравилось Дамиану. Стало быть, все общее.
– Ну вот и я. – Анна наконец вернулась в гостиную. Дамиан уже сидел за столом. – А где Клем?
– Должно быть, целуется со своими игрушками. Соскучилась.
Целуется… От этого слова у Анны быстрее побежала по жилам кровь, щеки вспыхнули. Она наклонилась над тортом, вонзила лопатку в огненно-красную глазурь.
– Сколько тебе?
– Сколько дашь…
Она улыбнулась, но, передавая торт, не смогла взглянуть на него.
– А чай есть? – спросил он. – Я так продрог.
Нет, чая нет. Она его весь выкинула. Чтобы не напоминал о нем. Но не признаваться же в этом?
– Как насчет кофе? Я сварю свежего.
– Отлично. Силы небесные, торт просто великолепен!
Она металась по тесной кухне – молола зерна, наполняла кофейник водой (не из-под крана, а отфильтрованной) – и вдруг обнаружила, что напевает.
– Анна?
На кухне неожиданно появился Дамиан.
– Кофе сейчас будет готов, – сказала она. – Я принесу в гостиную.
Но он продолжал стоять у нее за спиной, и, когда она повернулась – может, ему нужно что-то в буфете? – его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от ее.
– Анна.
– Что?
И вдруг его губы прижались к ее губам. На какой-то миг и она ответила ему.
Наплевать на все. Он ей нужен. Его поцелуи как глоток воды после невыносимой жажды. Боже милостивый, – подумала Анна, – я люблю его.
Давно они так не целовались. Почти мгновенно в ней вспыхнуло безумное желание. Не удивительно – целый месяц без секса. Он тоже словно помешался, прижимаясь к ней всем те лом. Она не оставалась в долгу. Он стиснул ее грудь, ее рука скользнула по его брюкам. Она укусила его за нижнюю губу. В этом была и боль и радость. Он поднял ее на кухонный стол и вжался между ее ног.
– Клем… – шепнула Анна.
– Она не услышит.
Покачав головой, она приложила палец к губам:
– Нет.
Ужом выскользнула из его рук, соскочила со стола и, лихорадочно соображая, потянула его из кухни. Клементина наверху в маленькой комнате, где стоял телевизор, громко беседовала со своими игрушечными зверюшками. Так, с дочкой все в порядке. Она при деле. Анна тянула Дамиана дальше. Чулан в прихожей? Тесновато. Ванная комната? Фу! А все другие места здесь, внизу, слишком на виду.
– Знаю! – Взглядом спросив согласие, она повела его по коридору и открыла дверь в под вал, где они устроили импровизированный кабинет для Дамиана.
Он поднял брови – там? Она кивнула.
Все началось прямо на лестнице, они даже толком не успели закрыть дверь. Он расстегнул джинсы, она стянула свои, вцепилась в шаткие деревянные перила. Выдержат ли? Он целовал ее шею, плечи, груди. Его палец проскользнул внутрь нее. Как же им устроиться? Он легонько толкнул ее назад. Она сначала села, затем легла на ступеньки. Он опустился сверху.
О, хорошо, хорошо, хорошо!.. Вся кожа горела. Хватая воздух широко открытым ртом, она помогала ему войти еще глубже. Его объятия были так крепки, а сила, с которой он двигался, так непреодолима, что она перестала ощущать собственный вес. Даже если бы захотела, она уже не могла остановиться. Конец наступил так же молниеносно. Он дернулся в последний раз и упал на нее. Сердце его колоти лось как бешеное.
Анна почти тут же вспомнила о дочке. Как она там? Одна, так долго?
– Дамиан, – шепнула Анна.
– М-м-м?
– Клементина…
Он поднял голову и с недоумением огляделся. Как будто с неба свалился. Твердые края ступенек больно врезались в спину. Она чуть подпихнула его бедром.
– Ну же, Дамиан!
– М-м-м…
С трудом он поднялся. Ну наконец-то. Она вскочила на ноги, схватила валявшиеся на верхней ступеньке джинсы и, натягивая их, распахнула дверь. Все мысли только о Клементине. Наверху орал телевизор.
– Клем?!
Ответа нет. Вот оно. Наказание. Все, что у нее осталось, – это Клем, и теперь из-за ее эгоизма с дочкой случилось что-то ужасное. «Не валяй дурака, – приказала она себе. – С Клементиной все в порядке, а у тебя, между прочим, еще и друзья есть, и отличная работа. И Дамиан».
Анна взбежала до середины лестницы:
– Клементина?
Тишина.
С кувыркающимся в груди сердцем она рванула наверх и… замерла на пороге телевизионной комнатки. Малышка безмятежно сидела в своем розовом плюшевом креслице и, сунув в рот палец, неотрывно смотрела на экран.
– Клементина!
Клементина медленно повернулась и взглянула на нее сонными глазами.
– Я тебя звала, – уже спокойнее проговорила Анна.
Девочка пожала плечами. Бледностью кожи и цветом шоколадных глаз она пошла в отца, а тонкие прямые волосы, которые категорически отказывалась стричь, унаследовала от матери. Анна сообразила: Клем всегда приходит без сил после свиданий с Дамианом. Трудно сказать почему. Может, из-за утомительных прогулок по городу, или спанья на раскладном диване в но мере, или так переживает их разрыв.
Анна развела руки:
– Иди ко мне, зайка. Хочешь, отнесу тебя в кроватку?
Девочка кивнула, хотя ее любимая передача еще даже не началась.
Ванну можно пропустить, – решила Анна. – И все разговоры тоже.
Подняла нежное, теплое тельце на руки и, тихонько напевая, пошла в спальню. Она уже привыкла проделывать это в одиночку и, несмотря на произошедшее в подвале, о Дамиане не вспомнила. Совершенно вылетело из головы, что отец Клем сегодня дома. Дамиан сам напомнил о себе шумом снизу – когда Анна нежно убирала волосы с лица уже спящей Клементины.
Он обнаружился в гостиной – растянулся на диване, закинув босые ноги на деревянный чемодан, служивший им журнальным столиком. На полу стояла пустая тарелка с крошками тор та. Устроившись в круге света, он что-то читал. Похоже, сценарий. Увидев Анну, улыбнулся:
– С Клемми все в порядке?
– Спит. Пришлось уложить без купания.
– Эти выходные выматывают ее, – осторожно заметил он.
Она кивнула и опустилась на диван рядом с ним. Пожалуй, сейчас самый удобный момент. Можно попробовать поговорить о том, что приключилось в Лондоне и позже, и о том, что им со всем этим делать. А можно обойтись и без разговоров. Она положит голову ему на плечо, они закажут тайской еды, а когда настанет время идти спать, она просто отведет его наверх. Утром встанет и спокойно, как прежде, отправится на работу, предоставив ему отвести Клемми в школу. Так легко. И все же что-то удерживало ее.
– Это сценарий? – спросила Анна.
Он кивнул:
– Новый.
Она вспомнила, обрадовалась:
– Тот, где парень меняется телом со своей бывшей женой?
– М-м… Вообще-то я передумал.
– Да? – Анна почему-то обиделась.
Чем ему не угодил прежний вариант?
– Теперь этот парень – женщина. И к тому же черная женщина. И она меняется телом с президентом.
– С президентом Соединенных Штатов?
– С ним самым, – энергично закивал Дамиан.
Все ясно.
– В главной роли, разумеется, – Вупи Голдберг, – предположила Анна.
Дамиан бросил на нее оскорбленный взгляд.
– Или Опра захочет попробовать себя в качестве кинозвезды?
Что-то он мрачен. Анна, напротив, почувствовала прилив вдохновения.
– Знаю, знаю! – воскликнула она. – Президента сыграет Арнольд Шварценеггер!
– Издеваешься?
Она постаралась сдержать смех:
– Прости.
– Кто требовал, чтобы я лучше «продавался»? Ага, значит, не она одна играет в опасную игру.
– По-моему, ты и сам собирался заняться коммерческими фильмами.
– Ну да, собирался. Между прочим, могу тебя обрадовать: пробные съемки последнего фильма одобрения не получили. От меня требу ют, чтобы дело все-таки кончалось свадьбой.
Анна выпрямилась.
– Шутишь.
– К несчастью, нет.
– Возвращаешься в Лондон? В ту церковь? Будешь переснимать?
Та сцена, пусть даже вымышленная ее часть, повторится. Хуже ночного кошмара. «День сурка» для самого мерзкого момента ее жизни.
– Переснимать будем в Нью-Йорке. На возвращение в Лондон они не раскошелятся. Жалко, конечно, терять церковь.
– Но актерский состав остается прежним.
– Разумеется.
– В Нью-Йорке.
– Да.
Они помолчали. Только тогда до него дошло, к чему она клонит.
– Детка, тебе не о чем беспокоиться. Между мной и Гвендолин все кончилось в тот день, в церкви.
Самое смешное, она уже начала сомневат ся – а было ли вообще что-то? Может быть, она неверно все истолковала? Он же, в конце концов, ни в чем прямо не признался. До этого момента.
– Гвендолин, – повторила Анна.
Перед мысленным взором встало лицо девицы.
– Меня больше устраивало, когда у нее не было имени.
– Детка! – Он попытался взять ее за руку. – Там ничего не было. Я люблю тебя.
То же самое он говорил и в церкви. Все как всегда. Гладкие слова и карьера, которая все никак по-настоящему не начнется. Потрясающий секс и уверенность Дамиана, что жена всегда будет принадлежать ему. Ее серьезные запросы и его бессилие их удовлетворить.
– Я валюсь с ног, – сказала она. – Завтра понедельник.
Он потрясенно уставился на нее:
– Что?!
– Я иду спать, Дамиан. Тебе пора домой.
– Не может быть. Ты меня выгоняешь?
Как это знакомо – возмущается ее совершенно разумным поступком.
– Да.
– Я мог бы поспать на диване. Чтобы утром побыть с Клем.
Анна двинулась к двери:
– Сами справимся.
Она распахнула дверь. В дом ворвался ледяной воздух, но она держала дверь открытой.
– Но, Анна… – Он неловко возился с портфелем, с бумагами, растерянно шарил в поисках пальто. – Я думал… лестница… торт…
– Хочешь взять торт с собой?
– Я вовсе не это имел в виду…
– Нет, пожалуйста!
Все лучше, чем стоять столбом у двери в ожидании, когда он уйдет. Она решительно вернулась в гостиную, отнесла парадное блюдо с красным тортом на кухню, обернула пленкой и все вместе – с блюдом и лопаткой – сунула в бумажный пакет из магазина.
Когда она вернулась в прихожую, Дамиан, уже в пальто, с несчастным видом стоял у двери.
– Я совершенно сбит с толку.
– Я тоже.
– Анна, я хочу вернуться.
– Знаю.
– Что мне сделать? Скажи. Я на все готов.
– Стань другим человеком. Сможешь? Стань таким, каким, как я когда-то верила, ты был.
15. Лиза
– Мамочка! Мамочка!
Как только Томми открыл дверцу машины, из дома до Лизы донесся приветственный визг. Должно быть, они ждали у окна. Дом задрожал от топота детских ног. На крыльце лед. Хороший предлог опереться на крепкую руку Томми. Несмотря на сильное обезболивающее, что ей прописали в больнице, боль давала о себе знать. Но об этом она никому не скажет. «Слава богу, все позади, – подумала она. – Слава богу, я снова вернусь к нормальной жизни».
Ярко-красная входная дверь распахнулась и – вот они! Четыре радостные и нетерпеливые мордашки сияют улыбками ей навстречу. Даже Лэдди, яростно махая хвостом, изо всех сил пропихивается вперед. Не дав переступить порога, они со всех сторон облепили ее. Генри боднул головой прямо в швы, а пальчик Дейзи ткнулся точно в пустоту внутри нее.
Лиза начала обнимать их всех по очереди, потом всех сразу. И тут поверх детских голов увидела, что творится в доме: по восточным коврам разбрелся целый выводок разноцветных игрушек; на диване, на каждом стуле беспорядочными кучами навалены пальтишки, шапки и шарфы; горы газет, школьных тетрадок и писем высятся на каждом столе. Сбитые набок абажуры и покосившиеся картины, пустые стаканы, полупустые стаканы, миски из-под каши с присохшими к ним ложками. И запах – прокисшее молоко, подгоревшие макароны, жареные сосиски. И это в десять часов утра. Вот к чему все пришло за несчастные девять дней, что Лизы не было дома.
Из-за угла с курткой в руках появилась хмурая тринадцатилетняя соседка и по совместительству нянька Соня:
– Можно уходить?
– Одну минутку. – Томми ввел Лизу в дом и за крыл входную дверь. – Вот, возьми за работу. – Он вытащил из кармана пачку долларов и протянул их девочке; та схватила их все, не глядя.
– Сколько ты ей дал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30