Ты так уверен, что имеешь на это право?— Но я должен!.. Что же мне делать? Я развела руками:— Неужели непонятно: прыгай за ней с того моста. Я тебе говорю: я не твоя русалка, не твоя Света. Тут у тебя полный облом. Так что тебе и дальше придется с этим жить. Если ты это называешь жизнью, конечно. А если прыгнешь, то восстановишь справедливость, равновесие установится, и ты с ней, так или иначе, встретишься. А не захочешь платить, то выплывешь — и всего делов. Подумай, так просто! Глава 56ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ Он меня больше не задерживал. Я благополучно выскользнула из двери, потом из подъезда, и только когда прыгнула в салон остановленного частника, сумела перевести дух. Молодой шофер все время пытался заговорить, я отмалчивалась, лишь время от времени что-то вставляя в его бодрый нескончаемый монолог.Поднялся ветер. Он врывался в открытые окна машины, поднимал пыль вдоль бордюров, срывал листья с деревьев. Ветер пронесся и в моей душе, сумел вымести жестокость, боль, задавленный крик. Мне хотелось вырваться из этого мира, унестись туда, где живут одни ветры или звезды, где царит стихия или вечный покой, где нет места мелким страстям, даже если эти страсти и кажутся вблизи огромными, всепоглощающими… Я встряхнула головой: что же теперь, и впрямь топиться, подумаешь, беда приключилась, девочка испачкалась! Нет, жить! Побороть душевную опустошенность, очиститься, обрести прежние силы — и жить, жить! Иначе все впустую, впустую борьба за утерянную прежде большую часть себя, впустую все! Обновиться — вот что мне надо. Женщина всегда обновляется, словно луна, обновляется и очищается новой любовью, в этом ее спасение, думала я.А дома, в общежитии, я упала на кровать, свернулась клубочком под пледом и попыталась уснуть. Танька не зашла, значит, ее не было — это было хорошо. Зазвонил мобильник, но я ни с кем не хотела сейчас говорить. Дотянувшись до телефона, я отключила его. Вновь попыталась уснуть. Сон не шел, лезли мысли — непрошеные, неотвязные. Аварии, покушения, огненный факел моей сгоревшей машины, спятившая от ревности Катька… Матвей, бледнея, таял, уходил куда-то. Матвей, по сути, оказался эпизодом. Я жалела себя и злилась на него, на себя, на Графа. Что это со мной приключилось, зачем надо было поддаваться вчера порыву? И с кем, с бандитом, наемным убийцей! Какой позор, какое падение! За всем этим продолжал стоять Граф, и мне было больно, я ощущала себя дрянью, как ни пыталась оправдаться — можно, можно было обойтись и без этого!..Когда открыла глаза, были уже сумерки, так что мне в первое мгновение показалось, что время скачет, отсекая вокруг меня пустые часы. Я включила чайник, вскипятила воду и только после чашки кофе стала потихоньку просыпаться.Выспалась хорошо, я это чувствовала по тому, что внутри меня больше не ощущалось тоски, неуверенности и безысходности. Я даже захотела поехать в клуб, и это дало мне возможность понять, насколько же за последние недели я привыкла к «Русалке». Я даже подумала, не поплавать ли мне сегодня в аквариуме — мысль, показавшаяся бы утром совершенно невозможной. Да, почему бы и не поплавать?Делать все равно было нечего. Я заглянула к Таньке, она спала, отвернувшись к стенке, и легко посапывала. Я подумала, что у нее тоже давно не было бой-френда, но к этой стороне жизни Танька относится еще более серьезно, чем я (после чего оставалось только горько усмехнуться). Но вновь меня порадовало то, что особой подавленности я не чувствовала. Жизнь продолжалась, а я выздоравливала. И так захотелось увидеть Графа!.. Глава 57РЕШЕНИЕ Света ушла, покинув его уже второй раз. И на этот раз — окончательно. Матвей, услышав, как хлопнула входная дверь, вернулся в комнату и сел в первое попавшееся кресло. Мысли путались у него в голове. Он чувствовал себя так, как может чувствовать себя приговоренный к смерти, когда уже видит за поворотом ожидающий его взвод расстрельной команды. Она ушла, и Матвей, глядя в сторону захлопнувшейся двери, физически чувствовал свое горе и ни о чем больше не мог думать.Столько лет поисков, столько лет надежд!.. Когда несколько недель назад русалка появилась в аквариуме клуба, он думал, что время ожидания подошло к концу. Он понял, что годы скитания и надежды дали плоды, и его отчаянная вера увидеть ее снова была ненапрасной. Ему только никогда не приходило в голову, что слова ее о возвращении в образе русалки надо было понимать буквально. И он еще не мог тогда понять, что новая исполнительница роли русалки в клубном аквариуме не символический знак об окончании его ожидания, но сама Света, прежняя Света, наконец-то вернувшаяся к нему.Много дней, как завороженный, стоял он перед стеклом аквариума. Следил за плавным парением чарующего тела в зеленоватой воде и думал, что не только он, но и все: одетые в фирменные смокинги официанты, ловко снующие между столиками с подносами, и представители богемы в ярких тряпках, заглядывающие в клуб потусоваться с власть имущими, и важные, толстые депутаты, скоро снимавшие с потных шей галстуки, мешавшие оттянуться по полной программе, — знали, что чудо произошло, и из подземных вод всплыла она, чтобы вернуть ему похищенную душу.Долгое время не было знака с ее стороны: русалка кружилась и кружилась в своем стеклянном коробе, сразу исчезая после представления, не стараясь найти его, просто заметить, когда он сам намеренно попадался ей на глаза. Зато Граф несколько раз приглашал к себе в кабинет, вынимал из сейфа бутылку — одну, вторую, — и в долгих беседах, заполненных воспоминаниями и надеждами — больше воспоминаниями, больше, — намекал, что студентка-русалка не про его, Матвея, честь, пусть сходит с ума по теням, если ему это нравится, а журналистку трогать нельзя, не для него девочка, не для него.Граф говорил и думал о своем, Матвей — о своем. Вышло же совсем по-другому. Света, минуя золотые клубные сети, сама пошла к нему, к Матвею, не словами, а поступком подтвердив, что она прежняя, она — та, утерянная.Сейчас, вспоминая, Матвей не смог сдержать дрожь, охватившую его тело и руки. Как же все прошло?.. Света была с ним до утра, и он не отрывался от нее, разве что на такое расстояние, что можно было просунуть нож. После прыжка в воду и обещания вернуться русалкой его, Матвея, словно бы запечатали, только ею он и жил, и вот — свершилось. Света вернулась, чтобы воскресить его, вернуть к жизни, заставить сделать то, что он должен сделать! Недаром же, уходя, она поведала, как вернуться к истокам.Он вновь перебирал в памяти мгновения ночи. Он не верил себе, не верил, что он был с ней! Он чувствовал, что к нему вернулась жизнь. Он испытывал радость, успокоенность и еще какое-то чувство, имя которому не мог подобрать, но которое жгло его изнутри вместе с ее запахом. Его вновь обретенное счастье пахло сосновыми иглами — и это напомнило ему начало их любви в Серебряном Бору. Но пахло и подводным миром, который, может быть, уже был в нем, материализовавшись за бесконечные годы ожиданий и поисков, а теперь лишь утвердился и вне его, и под ним, где стонала от боли и наслаждения его женщина.Матвей покачал головой, вспомнив, как жил последние годы. От вечного ожидания, от вечного блуждания во мраке отчаяния он уменьшился, сжался. Хуже другое: от ее ухода тогда он тронулся умом. Дверь, отделявшая его упорядоченный мир от подводного призрачного мира, куда успела нырнуть Света, вдруг оказалась распахнутой настежь, и закрыть ее было невозможно, так что приходилось усилием воли занавешивать дверной проем, чтобы в обычной жизни тайна не мешала ему существовать. Иной раз, когда он ехал на мотоцикле, сзади садилась она, обхватывая его невесомыми руками. «Ты с ума сошел», — тревожно думал он, но, скрываясь от всех, делал вид, что никто посторонний не вмешивается в его беседу с кем-нибудь из представителей заказчиков, нанимавших его для очередного деликатного дела.Привык он также ощущать ее призрачное присутствие, когда посылал пулю в обреченное сердце неизвестного ему человека. Иногда оглядывался, следя за угасанием ее лица, медленно растворявшегося в воздухе, словно бы, убедившись в его меткости, она спешила помочь новопреставленной душе найти тайную тропинку в ее уже обжитый мир.Тревожило его также то, что Света могла не одобрять его занятия, но с этим поделать ничего было нельзя: иным способом зарабатывать деньги он все равно не умел. Он старался об этом не думать, изгоняя непрошеные мысли.«Потом, потом, — думал Матвей. — Все изменится тогда, когда я смогу ее найти!»А вот во сне, когда он не имел власти над своими мыслями, его часто мучили кошмары. Одно сновидение часто посещало его, причем декорация и действующие лица всегда были одни и те же, менялась лишь расстановка актеров. Ему снилось, как бросается с моста Света, он летит за ней, находит в воде, тянет к поверхности… Но вдруг оказывается, что полет продолжается, только летит с моста он сам, за ним Света, которая пытается ему помочь выплыть, а сверху за ними внимательно наблюдает Граф. Причем в лице его, видимом ясно, как вблизи, читается тоска, сомнение, но и твердая решимость. Этот сон, в котором, в общем-то, ничего больше толком и не происходило, как кошмар, давил его, и он просыпался с ужасом.Как сомнамбула, поднялся он и прошел на кухню. Стараясь не видеть остатков вчерашнего пиршества на столе, он наполнил чайник и поставил его на огонь. Опустился на стул и вновь стал вспоминать. Он подумал, горько усмехнувшись, что вновь ему остаются лишь воспоминания. Хотя нет, это не совсем так. У него еще остались дела, да и к Варану надо съездить.Чайник закипел, Матвей налил себе кофе покрепче и, сделав глоток, закурил. Да, план на день был в общих чертах готов, и можно было уже отправляться в путь. Прежде всего, однако, он сделал несколько звонков. Удалось выяснить, что Екатерина Петровна Воронцова находится в Боткинской больнице, в хирургическом отделении. Состояние стабильное, средней тяжести.После этого, скорее для очистки совести, он стал звонить в морги. Через полчаса уже знал, в каком морге находятся Окунев Сергей Михайлович и Борзов Николай Григорьевич. Это были приятели Паши Маленького Тягач и Борзый, которые тоже принадлежали к свите законника Варана.Найти Молчанова Павла Дмитриевича, то есть Пашу Маленького, так и не удалось. В одном из моргов ему посоветовали обзвонить больницы, и, следуя наитию, он вновь позвонил в Боткинскую. Паша Маленький в тяжелом состоянии находился в реанимационном отделении хирургического корпуса. Матвей вновь закурил сигарету и стал думать.Зазвонил телефон и звонил долго, но Матвей трубку так и не снял. Когда звонки закончились, он принес из гостиной пистолет, разобрал, тщательно почистил и смазал. Он давно уже не опасался носить пистолет с собой, с тех самых пор, как Граф оформил его сотрудником охранного агентства. Теперь и милицейский обыск ему не был страшен.Навинтив глушитель, он привычно сунул пистолет в кобуру под мышкой. Эту кобуру он специально приспособил для пистолета с глушителем. После этого Матвей выключил газ и пошел к коридору. На пороге оглянулся, последний раз оглядел комнату и вышел.На улице мелко моросил дождь. После вчерашней ночной грозы небо не только не очистилось, но окончательно, уже плотно, ватно, покрылось серыми, в некоторых местах сизовато-лиловыми облаками. Приподняв воротник куртки, Матвей выкатил из ближайшего железного сарайчика, приткнувшегося к длинному ряду гаражей, свой мотоцикл. Гараж он арендовал у Ивана Сергеевича, одинокого и пожилого соседа, обитавшего в его подъезде этажом ниже. Тот уже год как продал свой старый «Москвич», сразу осиротел, но за гараж держался. Старик еще надеялся, что судьба может как-нибудь повернуться лицом, появятся — хоть бы и с неба — деньги, и новая машина займет привычное место в гараже.Мотор завелся сразу, Матвей поправил шлем и выехал с тротуара на проезжую часть дороги. Ехать пришлось через центр города, слава Богу, на Ленинградском проспекте пробок не было, да Матвей и не спешил. Был он в странном состоянии как бы начала болезни, когда голова все тяжелеет, мысли, если не путаются, то ворочаются тяжело и бестолково, словно моржи или котики на океанском побережье.По дороге он заехал в знакомый хозяйственный магазин, походил среди полок с краской, лаками и растворителями. Ничего из того, что ему было нужно, не нашел, поэтому подошел к бдительной продавщице, независимо смотревшей прямо перед собой в голую стенку, а на самом деле не упускавшей из поля зрения движения покупателей, и спросил что-нибудь из кислотных растворителей.— Мне совсем немного надо. У вас есть бутылки поменьше? Чем меньше, тем лучше.— Есть соляная кислота в пол-литровых бутылках. Вам для чего? Если разводить краску, то вам не кислота нужна, вам подойдут обычные растворители. Может быть, олифа?Матвей поблагодарил за совет и купил бутылку соляной кислоты.Вышел из магазина, посмотрел на плачущее небо. Сиденье мотоцикла глянцево блестело. Он сел, сразу ощутив сквозь джинсы холод и влагу под собой. Под воротник просачивались капли дождя, но на все неудобства ему сейчас было наплевать. Немного дальше хозяйственного магазина стоял овощной киоск. Матвей купил у молодого рослого блондина по килограмму апельсинов и яблок, сложил все фрукты в свою спортивную сумку. Потом поехал дальше.Поворот на Беговую улицу он пропустил, поэтому пришлось возвращаться к Боткинскому проезду. Часть дороги здесь была разворочена. Дорожная машина длинной пикой долбила асфальт, а за ней рабочие вручную раскапывали траншею. В одном месте уже оголилась черная полуметрового диаметра труба с клочками поврежденной изоляции, которую сдирали до конца, видимо собираясь изолировать по-новому.Матвей доехал до проходной. Железные ворота, через которые только что проехала машина «скорой помощи», едва начали закрываться, когда Матвей въехал следом. Охранник с лицом, обезображенным давним фурункулезом, остановил его. Матвей представился служащим охранного агентства, сказал, что хочет навестить раненного в ДТП сослуживца, и попросил присмотреть за мотоциклом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38