Она ничего не требовала взамен и находила усладу в том, что приносила счастье другому. От этой мысли он расчувствовался, из его глаз покатились слезы.Анжелика слизнула солоноватые капельки с его щек, а потом пошевелилась, поудобнее устраиваясь у него на плече. Стиснув друг друга в объятиях, они уснули. * * * Хэрри приехал в Сефтон-Парк к одиннадцати часам – назначенному им для разговора с сэром Джеймсом времени. Прежде чем встретиться с Джеймсом, он спросил у Фивера, есть ли у него, Хэрри, возможность, переговорить с Септембер. Терять ее Хэрри не хотел, он просто не мог себе этого позволить. Старый дворецкий сообщил, что Септембер нет дома, но тут же добавил, что она оставила для него записку. Передав Хэрри конверт, Фивер проводил его в библиотеку. Оставшись в одиночестве, Хэрри распечатал послание Септембер и прочитал:Настанет день, когда волк поладит с ягненком, А леопард возляжет рядом с младенцем…Хэрри прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. До этой минуты он не представлял себе, насколько пугала его перспектива потерять Септембер навсегда. Открыв глаза, он снова прочитал написанные рукой любимой строки – на этот раз вслух. Как умно она поступила, подумал он, выбрав слова из Ветхого Завета. Они отвечали на его мысли и говорили что-то вроде «не горюй, у нас все еще может быть». Не слишком много, конечно, но и не слишком мало. Ровно столько, чтобы показать: надежда на будущее у них есть. Впрочем, Хэрри в глубине души и сам так считал. Сложив послание, он сунул его во внутренний карман пиджака – поближе к сердцу. Какая все-таки она умная и честная девушка! Хэрри чувствовал, что с каждым часом влюбляется в нее все больше и больше.В библиотеку вошел Джеймс. За ним на подгибающихся ногах спешил Фивер, он нес на вытянутых руках большой и тяжелый серебряный поднос в стиле французского барокко. На подносе стояли кофейник, чашки и блюдца – все из разных сервизов. Но это был самый настоящий фарфор, причем из дорогих – лиможский, севрский и от де Хевиленда. Рядом с кофейником красовалось большое блюдо с овсяным печеньем в шоколадной глазури. Руки старого дворецкого подрагивали, и чашки, стоявшие на подносе в опасной близости от края, позвякивали. Когда Фивер поставил поднос на стол, Хэрри с облегчением перевел дух: он всерьез опасался, что чашки и тарелки вот-вот окажутся на полу.Джеймс принялся разливать кофе. Передавая чашку с блюдцем Хэрри, он сказал:– Фивер ведет в этом доме хозяйство шестьдесят пять лет. Приходится закрывать глаза на некоторые его недостатки. Это справедливо, поскольку он делает вид, что не замечает наших. Он старейший слуга в доме. Кстати, я очень рад, что вы не вскочили с места и не отобрали у него поднос. Это обидело бы его до смерти.Хэрри заметил, как дрогнули при этих словах от сдерживаемой улыбки губы Джеймса. Безупречный вкус, благородство и утонченность, царившие в Сефтон-Парке, появились не сами по себе, но вырабатывались на протяжении четырех веков благодаря усилиям многих поколений живших в достатке хорошо воспитанных и образованных людей. Старинный дом, по сути, представлял собой музей или хранилище раритетов, громоздившихся здесь чуть ли не до потолка (Бухананы никогда ничего не выбрасывали).Хэрри чувствовал себя в библиотеке очень комфортно хотя бы по той причине, что его собственная квартира в Олбани была обставлена примерно в том же стиле. Но откуда было об этом знать Джеймсу? Мысль о том, что баронет, возможно, полагает, будто Хэрри обитает где-нибудь в заурядной высотке, поначалу очень развлекала старшего следователя. Кстати, так оно бы и было, если бы Хэрри жил только на зарплату.– Угощайтесь, старший следователь, прошу вас. Со слов Маргарет я знаю, что вы неравнодушны к сладкому.– А вы не узнали, часом, тоже со слов Маргарет, еще какие-нибудь мои секреты?– О вашей с ней вчерашней встрече она нам рассказала все. Очень неприятное дело вам досталось. Мы все опечалены тем, что произошло, а главное – озабочены судьбой Оливии. Остается только надеяться, что там, где она сейчас, ей не слишком плохо. Вы, старший следователь, ворвались в нашу жизнь и, признаться, основательно всех нас переполошили и напугали. Вы роетесь в наших душах, пытаясь с нашей помощью поймать человека, который всем нам очень дорог.Хэрри видел, что сэр Джеймс действительно опечален случившимся. Они сидели за круглым столом, на столешнице которого были разложены толстенные, переплетенные в кожу фолианты – одни были закрыты, другие раскрыты на середине – и стояла старинная пишущая машинка «Оливетти» в брезентовом чехле с незастегнутой «молнией».– Почему бы нам не начать разговор с перечисления всего того, что я уже знаю о вас, сэр Джеймс?– Зовите меня Джеймс, – сказал баронет.Предложение Джеймса общаться на неформальном уровне застало Хэрри врасплох. «Интересно, знает ли он о том, чем мы с Септембер занимались у нее в спальне?» – подумал Хэрри. Ему очень не хотелось, чтобы его отношения с девушкой так или иначе сказались на официальном расследовании, которое он проводил. В его планы входило ослабить позиции Джеймса, а не свои собственные. Впрочем, Хэрри в любом случае на легкую победу не рассчитывал: Джеймс был серьезным противником, и его интеллектуальные способности старший следователь оценивал очень высоко – ничуть не ниже своих собственных. Предстояла лобовая атака, поскольку Джеймс мигом раскусил бы любые уловки, к которым обычно прибегала полиция.– Итак, вы – сэр Белвилл Джеймс Чарлз Эдвард Буханан, баронет. Я правильно говорю?– Все верно.– Вам тридцать два года, вы не женаты и никогда в брак не вступали?– Совершенно справедливо.– Вы получили докторскую степень по энтомологии в Оксфорде и являетесь специалистом по бабочкам. В частности, вы открыли и описали несколько новых видов, которые были названы затем в вашу честь. Занимаясь исследованиями, вы путешествовали в тропиках. Здесь, в Англии, вы ведете научную работу и управляете родовым поместьем, что у вас получается очень неплохо. Вас считают одним из самых интересных и эксцентричных людей Англии. Хотя вы склонны к уединению, общества не чураетесь и временами, что называется, выходите в свет. Двери вашего дома всегда открыты для друзей. Вы отличный пилот и коллекционируете старые самолеты. У вас также имеется собственная взлетно-посадочная полоса. – Хэрри внимательно посмотрел на сэра Джеймса и добавил: – Все эти сведения я почерпнул из справочника «Кто есть кто в Англии», и в этом-то вся проблема. Справочник никаких конкретных сведений о вашей личной жизни не дает, а мне необходимо понять, что связывало вас с леди Оливией Синдерс. Хочу уяснить себе, участвовали ли вы в организации ее побега и не вы ли переправили ее по воздуху во Францию.Лицо Джеймса болезненно дрогнуло.– Повторяю, детектив, ваше присутствие поставило обитателей Сефтона-под-Горой в крайне сложное положение, поскольку заставило всех, кто здесь живет, заглянуть себе в душу и переосмыслить свое отношение к леди Оливии. Наша деревня, знаете ли, – местечко тихое, и здесь почти ничего не происходит. Но вот на дороге находят брошенную машину, потом достоянием общественности становится связанный с именем Оливии скандал, а еще через некоторое время приходит известие о ее исчезновении. В результате в деревне появляются люди из Скотленд-Ярда и принимаются копаться в нашей частной жизни. Хорошо еще, что расследование ведется скрытно, не то сюда нагрянула бы целая армия репортеров и населению Сефтона-под-Горой пришлось бы пережить еще одно нашествие чужаков, – сказал он каким-то неживым голосом.– Вот почему я должен работать быстро, а для этого мне потребуется ваша помощь. Как бы вам этого ни хотелось, Джеймс, остаться от этого дела в стороне вам не удастся. Куда бы я ни обращался, расследуя обстоятельства исчезновения Оливии, ее друзья смыкали свои ряды, отказываясь помогать. Но никто из вас не попытался осмыслить тот факт, что Оливия – убийца, которая лишила человека жизни и скрылась с места преступления. Более того, вы все как один заявляете, что, обратись она к вам за помощью, вы сделаете все возможное, чтобы помочь ей избежать правосудия. К чему же мне, спрашивается, апеллировать, если не к вашему чувству долга и справедливости? Быть может, к той самой страсти, которую вы все питаете к Оливии? В таком случае, Джеймс, ради блага самой Оливии и вашей любви к ней помогите мне узнать правду!Джеймс поднялся с кресла и прошел к окну. Глядя сквозь стекло на развалины величественного здания эпохи Тюдоров, принадлежавшего его предкам, он хмурил брови, размышляя над тем, о чем его просил старший следователь. А тот ни много ни мало предлагал ему спуститься с небес на землю, отказаться на время от своего уютного, скрытого от любопытных глаз мирка и соприкоснуться с реальной жизнью, причем на его, старшего следователя, условиях.– Каждый из нас, по сути, проживает две жизни. Одна из них открыта для всеобщего обозрения и по этой причине именуется общественной. Частную же, или так называемую личную, жизнь человек проживает для себя самого. В частной жизни он может позволить себе все: самые странные фантазии, встречи, эксцентричные поступки. Он может даже заглянуть внутрь себя и узнать темные тайны своей души. В частной жизни человек редко играет и лукавит, иными словами, он таков, какой он есть. Вы, Хэрри, чужак. После того как вы расследуете это дело и уедете отсюда, наша частная жизнь будет разрушена и сделается достоянием тех людей, которые вовсе этого не заслуживают. Все наше существование после вашего отъезда резко изменится, а нам даже нельзя будет винить в этом вас, поскольку начало этому положила Оливия в тот момент, когда располосовала принцу запястья. Но так как расследование теперь не остановить, пусть уж оно идет своим чередом.На вопрос о том, помогал ли я Оливии бежать, отвечу: нет, не помогал. Стал бы я помогать ей, обратись она ко мне за помощью? Да, без малейших колебаний, можете в этом не сомневаться. Видел ли я ее в ту злополучную ночь? Нет, не видел. Пыталась ли она вступить со мной в контакт после событий той ночи? Нет, не пыталась. Что еще вы бы хотели узнать по поводу исчезновения леди Оливии, старший следователь?Получилось так, что Джеймс сам себя допрашивал. Это было нетрудно. Он задавал себе вполне очевидные вопросы по делу Оливии и давал на них исчерпывающие ответы. Умно. Любого другого детектива на месте Хэрри этот спектакль очень бы даже устроил. Любого, но только не Грейвс-Джонса. То, что сейчас сказал ему Джеймс, могло быть правдой, но могло и не быть. Придумывая вопросы и отвечая на них, Джеймс чувствовал себя уверенно, но, когда игра в вопросы и ответы закончилась, сразу же резко сдал и наклеил на лицо грустное выражение.Хэрри вскочил.– Любая информация о леди Оливии и о том, что произошло той ночью, может оказаться важной. И еще – позвольте все-таки мне вести расследование. С этой минуты вопросы буду задавать я, а вы только отвечать на них.– Намек понял, старший следователь.– Помните, Джеймс, мне нужны правдивые ответы. Со своей стороны хочу вас заверить, что полученную мной в Сефтон-Парке и Сефтоне-под-Горой конфиденциальную информацию я разглашать не стану.– Слово джентльмена? – спросил Джеймс.– Если вам так хочется, – улыбнулся Хэрри.– В таком случае действуйте, детектив.– Что вы делали вечером того дня, когда произошло убийство?– Мы обедали, и обед затянулся допоздна. Все основательно напились и вели разговор о влиянии Байрона на творчество Делакруа. Потом нам захотелось заняться сексом. Не вижу необходимости вдаваться в дальнейшие подробности на эту тему.Хэрри спросил, кто именно присутствовал на обеде, и, к большому своему разочарованию, узнал, что там были все его главные подозреваемые: Маргарет Чен, Бухананы в полном составе, любовник Маргарет и любовник Анжелики, который приехал поздно вечером в компании довольно известного скульптора, желавшего взглянуть на работы Септембер. Все они могли засвидетельствовать алиби друг друга.Хэрри пришлось отвечать на вопрос, уж не собрались ли все они для того, чтобы, во-первых, помочь Оливии исчезнуть, а во-вторых, обставить все таким образом, чтобы обеспечить друг другу алиби. Придется основательно поработать с прислугой и рабочими, чтобы выяснить, такое ли несокрушимое алиби у каждого, кто присутствовал на том обеде, подумал Хэрри.– Да, в эти детали пока можете не вдаваться, – сказал он, продолжая вести допрос. – Скажите лучше, сколько самолетов стоит обычно в ангаре на краю летного поля?– Пять.– И они все по-прежнему в ангаре?– Насколько я знаю, да.– Почему бы нам с вами не прогуляться до аэродрома и не убедиться в этом на месте? – предложил Хэрри.– Если вам так хочется, – сказал Джеймс.Когда они добрались до ангара, Джеймс нажал на кнопку, железные ворота раздвинулись и перед восторженным взглядом старшего следователя предстали разноцветные самолетики-бипланы, походившие на доисторических бабочек. Проверять, полны у них баки или нет, не имело смысла: слишком много после той ночи прошло времени, а залить баки снова ничего не стоило. Настроение у Хэрри испортилось: стоило ему потянуть за какую-нибудь ниточку в этом клубке, как она сразу же обрывалась. У него вдруг появилось непривычное ощущение, что это дело ему не по зубам. Впрочем, как только мужчины вышли из ангара, Хэрри постарался от этого ощущения избавиться.– Мог ли самолет подняться с вашего аэродрома в ту ночь? – поинтересовался он.– Вполне. По обеим сторонам взлетной полосы установлены прожекторы. Стоит только щелкнуть тумблером в офисе по управлению полетами или в библиотеке в большом доме, как вдоль всей полосы зажигается свет и можно взлетать или садиться. Но Оливия вряд ли отсюда взлетела. Свет прожекторов виден далеко – и из большого дома, и из деревни. Взлетающий самолет кто-нибудь обязательно бы заметил или на худой конец услышал.– Кстати, я приехал сюда еще и для того, чтобы разобраться со всем этим на месте.Когда они шли от аэродрома к дому, Джеймс неожиданно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31