— Алло? — отвечает Г.С.
— О, слава Богу! Я думала, не застану тебя перед отъездом.
Я мигом обмякаю и прислоняюсь к стенке будки.
— Да я еще только собираюсь! Вылет в восемь. А где ты?
— В телефонной будке. Они оставили меня в городе, а сами поехали к заводчику собак.
Я выуживаю пачку сигарет, купленных заодно с карточкой, и срываю целлофановую обертку.
— Заводчику собак?
— Мистер N. надеется приобрести маленькую мохнатую замену себя самого. Он улетает сегодня днем. По-моему, одной недели семейного отдыха оказалось более чем достаточно.
Я сую в рот сигарету, зажигаю и глубоко затягиваюсь.
— В этом городе, должно быть, правит закон, запрещающий продавать что бы то ни было, кроме душистых свечей, корабликов в бутылках и сливочной помадки всех сортов. Представляешь свечку в виде яхты…
— Нэн, ты только приезжай поскорее.
Мимо шествует семья: у каждого в руке рожок с мороженым в различных стадиях исчезновения. Я поворачиваюсь к ним спиной, виновато пряча сигарету.
— Но мне нужны деньги! Уф, как подумаю о тех временах, когда я спускала у «Барниз» половину жалованья, только чтобы немного поднять настроение, просто убила бы себя!
Делаю последнюю затяжку и тушу сигарету о ближайший забор.
— Я так несчастна, — тихо признаюсь я.
— Знаю. По голосу слышно.
— Здесь все смотрят сквозь меня, — продолжаю я, смаргивая слезы. — Ты не понимаешь! По ее мнению, я не имею права ни с кем заговорить, и все ведут себя так, словно я должна руки им целовать за то, что оказалась здесь. Можно подумать, до этого дня я понятия не имела, что такое свежий воздух! Я так одинока.
Теперь я уже плачу по-настоящему.
— Мое уважение к тебе безгранично! Протянуть целых семь дней! Да ты настоящая героиня! Кстати, что на тебе надето?
Начинается!
Я невольно улыбаюсь знакомому вопросу и сморкаюсь в пакет из оберточной бумаги.
— Бикини с трусиками «танга» и ковбойская шляпа, что же еще? А как насчет тебя?
Я застегиваю верхнюю пуговку кардигана и поднимаю повыше ворот водолазки: в лицо снова ударил порыв ледяного ветра с Атлантики.
— Спортивные штаны.
«Господи, как же я истосковалась по нему!»
— Счастливого полета и помни: никаких косячков в компании порнозвезд! Повторяй: цветочному рынку и Музею Анны Франк — да. Порнозвездам — нет!
— Усек, партнер, береги свою шляпу и смотри не…
Голос резко обрывается, и уши сверлит длинный гудок, возвещающий о безвременной кончине моей телефонной карточки. Я колочу трубкой о плексиглас. «Черт, черт, черт!»
Отворачиваюсь от телефонной будки, исполненная решимости накупить гору ирисок, но старенький сотовый взрывается трелью звонков. Я от неожиданности подскакиваю и больно ударяюсь локтем о деревянную ограду, окаймляющую дорожку.
Глаза снова наполняются слезами, пока я торжественно марширую к «Эннз Кэндл Шэк», тому месту, куда должны прибыть мои работодатели. Сую в карман джинсов сигаретную пачку и, обернувшись, вижу, как на стоянку въезжает «ровер». Из багажника несется лай, из окна уныло смотрит Грейер.
— Давайте двигаться. Я не хочу пропустить дневной рейс, — объявляет мистер N. Я привычно залезаю под каноэ, и в ветровое стекло немедленно ударяют первые дождевые капли. По салону проносится звонкий лай.
— Заставь ее замолчать, Нэнни, — ворчит Грейер. — Мне это не нравится.
Мистер N. выключает зажигание, и взрослые идут в дом, сгибаясь под мелкой моросью и забыв об остальных. Я долго вожусь, отстегивая Грейера и вынимая из машины хнычущий ящик. Ставлю его на коврик в прихожей, вытаскиваю щенка ретривера. И тут из кухни появляется пожилая женщина с седыми волосами до плеч. — Бабушка! — кричит Грейер.
— А вот и вы. Я уже думала, что ошиблась адресом, — говорит она вместо приветствия, развязывая шарф и осторожно маневрируя к двери, чтобы ненароком не коснуться сырых заплесневелых стен.
— Мама…
Мистер N. застывает с таким видом, словно стал жертвой электрошокера. Впрочем, он довольно быстро приходит в себя и направляется к родительнице, чтобы механически клюнуть ее в щеку.
— Что ты здесь делаешь?
Ничего не скажешь, радостная встреча! Сразу видно любящего сына! Твоя очаровательная жена позвонила мне вчера и пригласила насладиться жизнью в лагере для беженцев, за который вы, вероятно, заплатили целое состояние, — презрительно фыркает она, оглядывая облупившуюся краску. — Впрочем, не понимаю, почему я не могла приехать завтра. Едва успела на рейс девять тридцать. Пыталась позвонить с парома, но линия была занята, и, как бы ни было забавно подождать под дождем и съесть то изделие из поджаренного хлеба, которое предлагают пассажирам на вашей прелестной станции, я решила взять такси.
Я стою чуть поодаль треугольника, рассматривая гранд-даму и фактическую главу этого семейства. Я встречала женщин, подобных Элизабет N., только однажды, когда бабушка потащила меня на встречу выпускниц Вассара 1962 года. Настоящая Бостонская Браминка, смесь Кэтрин Хепберн и Оскара Ворчуна.
— Элизабет! Добро пожаловать!
Миссис N. выдвигается вперед, чтобы подарить свекрови сдержанный поцелуй.
— Можно взять ваше пальто?
Звоните в профсоюз — миссис N. предложила принять у кого-то пальто!
Элизабет выскальзывает из бежевого пальто военного покроя, оставшись в синем в белый горошек платье с юбкой в складку.
Миссис N. сообщает мистеру N., который все еще выглядит несколько ошарашенным:
— Ты вечно жаловался, что недостаточно времени проводишь с матерью, вот я и решила устроить тебе небольшой сюрприз.
— Я сказал: привет, бабушка! — нетерпеливо повторяет Грейер.
Она слегка сгибает колени, упираясь кулаками в бедра.
— Ну просто копия своего папы! А теперь беги!
И тут, выпрямляясь, замечает меня.
— Кто это? И что это?
— Элизабет, это Нэнни. Она присматривает за Грейером.
Я перехватываю щенка левой рукой и протягиваю ей правую.
— Очень мило.
Проигнорировав мой жест, она вынимает из сумочки пачку сигарет.
— Это собачка Грейера! — жизнерадостно объявляет миссис N.
— Я ее ненавижу, — ноет Грейер с дивана.
— Хочешь коктейль, мама?
— Скотч и сода, дорогой. Спасибо.
— О, по-моему, у нас только водка, Элизабет, — вставляет миссис N.
— Пошли… простите, как вас зовут? — спрашивает меня Элизабет.
— Нэн.
— Я сам могу съездить, мама.
— Я только что провела три часа под проливным дождем, чтобы увидеться с сыном. Со своим сыном, которого, судя по физиономии, в любую минуту может хватить инфаркт.
Она бесцеремонно похлопывает его по брюшку и повторяет:
— Пошли Нэн,
— Но, мама, страховка не покрывает… Она поворачивается ко мне:
— Нэн, вы водите машину?
— Да.
— И носите при себе водительские права?
— Да.
— Сынок, дай ей ключи. Нам нужно что-то еще? — спрашивает она миссис N.
— Нет, по-моему, у нас есть все, Элизабет.
— Завтра приезжают Кларки и Хейвмейеры, а зная тебя, дорогая, с уверенностью могу сказать, что холодильник набит кроличьей едой. Нэн, идемте со мной на кухню. Составим список.
Не выпуская клетки, я послушно следую за ней на кухню цвета незрелого авокадо, паркую клетку у стола и осторожно сажаю щенка на коврик. Стоит задвинуть засов, и тявканье возобновляется.
Элизабет открывает шкафчики. А я тем временем вырываю из блокнота листок.
— Не дом, а какая-то выгребная яма, — бормочет она про себя. — О'кей. Слушаете? Скотч, джин, тоник, томатный сок, табаско, вустерширский соус, лимоны, лаймы.
Она открывает холодильник и брезгливо морщится:
— Что это еще за соевое молоко? Черт возьми! Или у соевых бобов вымя выросло? Да, я ничего не пропустила? Крекеры «Каррз» и еще бри. Может, вы что-нибудь добавите?
— Э-э… соленые орешки, крендельки и картофельные чипсы?
— Превосходно.
Бабушка учила меня, что, когда развлекаешь важных шишек, главное — насыпать в крошечные серебряные чашечки всего понемногу, и тогда даже «Принглз» неожиданно приобретают класс!
— Сынок, ты не можешь отнести в гараж чертова пса? От его скулежа у меня мигрень начинается! — кричит она.
— Иду, мама.
Миссис и мистер N. входят на кухню.
— Совершенно с вами согласна, Элизабет. Нэнни, помогите мистеру N. отнести клетку в гараж, — наставляет она.
Я берусь за передний конец ящика и, пока мы тащим щенка в неотапливаемый гараж, пытаюсь издавать ободряющие звуки. Карие глаза умоляюще смотрят на меня. Тонкие лапки разъезжаются во все стороны.
— Молодец, молодец, хорошая девочка, — шепчу я.
Мистер N. смотрит на меня так, словно не совсем понимает, к кому я обращаюсь. Миссис N. спускается за нами по шатким деревянным ступенькам, едва мы успели поставить ящик на сырой цементный пол.
— Нэнни, я принесла ключи, — сообщает она, позванивая связкой и с некоторым пренебрежением взирая на клетку. — Вы уже устроили щенка? Думаю, здесь ему будет гораздо лучше…
Мистер N., не дав ей договорить, хватает ее за локоть и тащит в угол, к бойлеру.
— Как ты посмела пригласить ее без моего ведома? — рычит он сквозь зубы.
Так и не получив ключей, я присаживаюсь на корточки, чтобы поправить подстилку щенка, стараясь при этом сделаться как можно более незаметной.
— Но, милый, говорю же. Это сюрприз. Я всего лишь пыталась…
— Я прекрасно понимаю, чего именно ты добивалась. Что ж, надеюсь, теперь ты счастлива.
Он круто разворачивается и устремляется в кухню. Миссис N. продолжает стоять в углу, спиной ко мне, лицом к ржавым мусорным бакам.
— О, я счастлива.
Она поднимает руки и старательно разглаживает лоб.
— Счастлива. Настоящее долбаное счастье, — тихо повторяет она в темноту.
И, чуть спотыкаясь, идет мимо меня к кухонной лестнице. Забытые ключи по-прежнему сжаты в руке.
— Э… миссис N., — лепечу я, вставая.
Миссис N. уже успела добраться до обшарпанной двери. И теперь оборачивается, поджав губы.
— Что?
— Э…Э, ключи.
— Да, точно.
Она швыряет мне ключи и исчезает за кухонной дверью, чтобы воссоединиться с семьей.
Глава 11
УДАР И ВИЗГ
Он был исполнен решимости показать, кто в доме хозяин, и когда никакие приказы не могли вытащить Нану из убежища, выманивал ее сладкими словами, грубо хватал и тащил из детской. И хотя стыдился себя, все же раз за разом проделывал то же самое.
Дж. Барри. Питер Пэн
Впав наконец в беспамятство, я через секунду просыпаюсь под тихие всхлипы. Вскакиваю с постели и ложусь рядом с мечущимся Грейером. Похоже, бедняга снова сражается с чудовищами, лишившими нас сна.
— Шшшш… Шшшш…
Я пытаюсь обнять его, но не раньше, чем беспомощно болтающийся кулачок попадает мне прямо в глаз.
— О черт!
Я сажусь.
— Буду крайне благодарна, если вы не станете употреблять при Грейере подобные выражения.
Я оглядываюсь. В двери маячит силуэт миссис N. в ночной сорочке с рукавами-фонариками.
— Ну? — спрашивает она, не пытаясь подойти ближе.
— По-моему, у него кошмар.
— Вы так думаете? Не важно, постарайтесь его успокоить. У мистера N. сегодня теннисный турнир.
Она исчезает в коридоре, оставляя нас наедине.
— Тише, Гров, я с тобой, — шепчу я, гладя его спинку. Он трясется, уткнувшись носом мне в шею.
— Нет, ты тоже уйдешь.
И принимается рыдать у меня на плече.
— Гров, я здесь. Я никуда не денусь.
Он слегка отстраняется, приподнимается на локте, прижимает пальчики к моей щеке, поворачивает к себе мое лицо и долго смотрит в глаза при тусклом свете ночника-Гровера. Я не отвожу взгляда, пораженная сковавшим его напряжением. Он будто пытается запечатлеть меня в памяти. Немного погодя он снова ложится. Его тельце постепенно расслабляется, пока я прижимаю его к себе и прогоняю монстров тихими заклинаниями.
Сегодня, похоже, мне уже не уснуть. Я глубоко затягиваюсь, тушу окурок в мокрой траве и оглядываюсь на дом, обрамленный лунным светом. — Тяв! Все еще безымянный щенок жмется к моим ногам.
— Тише, ты, — шиплю я, наклоняясь, чтобы подхватить его на руки, как ребенка. Крохотные коготки царапают мне подбородок. Я осторожно пробираюсь к задней двери, медленно тяну за ручку и съеживаюсь от неизбежного скрипа. Сбрасываю теннисные туфли и иду на кухню.
Щенок рвется на волю, но я сую его в клетку и, дрожа от усталости и возбуждения, таращусь на холодильник. Потом не выдерживаю, на цыпочках подхожу ближе, открываю дверцу, чтобы вытащить бутылку водки. Господи, скорее бы надраться и отключиться!
Но при свете маленькой лампочки сильно заметно, что мои постоянные ночные путешествия к холодильнику во имя выживания значительно поуменьшили запасы. Несколько минут я держу бутылку под краном, прежде чем возвратить на место, под пакет с замороженными овощными бургерами. До чего же я низко пала! И до чего же ненавижу себя за то, что сделала со мной эта поездка! Клянусь, еще неделя, и я начну готовить крэк в ванной!
По пути наверх я замечаю, что кто-то наконец снял трубку телефона в гостиной. Давно пора.
Я забираюсь под колючее шерстяное одеяло и в ожидании сна, полубессознательно, представляю мисс Чикаго, спускающуюся на парашюте прямо на передний газон.
Просыпаюсь через два часа от того, что Грейер, пыхтя, перелезает через меня по пути в туалет.
— Нэнни, пора завтракать.
— Где пора? Во Франции?
Я так устала, что глаза не открываются. Держась за стену, следую за ним в ванную и помогаю снять пижамные штанишки. Пока он облегчается, я поднимаю жалюзи и зажмуриваюсь: ванная купается в оранжевом свете. Натягиваю фуфайку на пижаму, и мы ползем вниз.
— Что хочешь на завтрак? — спрашиваю я, нагибаясь, чтобы поднять щенка.
— Нет, Нэнни, оставь, — хнычет он, поворачиваясь спиной к клетке. — Оставь его!
— Грейер, что ты хочешь на завтрак?
— Не знаю. «Фрут лупе», — мямлит он.
Я поднимаю собачку. Она лает и лижет мое лицо.
— Прости, приятель, сам знаешь, у нас только «Сой флейкс».
— Ненавижу «Сой флейкс»! Я же сказал, хочу «Фрут лупе»!
— А я хочу немного личной жизни, Гров. Невозможно, к сожалению, всегда иметь то, что хочешь.
Он кивает. Я даю ему «Сой флейкс», он начинает гонять их по тарелке, а я выношу щенка прогуляться.
В восемь я снова просыпаюсь от звука шагов на лестнице. Вниз спускается миссис N. в очередном нантакетском наряде, приобретенном в «Сэрле», и небрежно кладет трубку на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38