И, как следствие, их жизнь управляется эксцентричной потребностью в счастливых открытиях. Целое поколение с девизом «Посмотрим, что случится». А на Манхэттене может случиться и так, что оказываешься в тусовке Кейт Мосс в четыре утра.
Значит, если мне повезет столкнуться с ним три уикэнда подряд, имеется некоторая возможность стать его подружкой. Но проблема в том, что их преклонение перед анархией вынуждает тех, кому случилось завязать с ними некие отношения, не пускать на самотек ни одной мелочи, иначе ничего не случится вообще. Мы становимся их матерями, наставницами, няньками. И на руках оказывается весь спектр детских капризов и непостоянств: от Г.С., неспособного сидеть весь вечер в одном клубе, до мистера N., всегда опаздывающего, приходящего слишком рано или вообще не приходящего.
Я затягиваюсь одолженным «Парламентом» и думаю о костюмах из «Короля-льва», чулках в сеточку, кожаных брюках, надеждах, канувших в ночь.
Такси выезжает на 93-ю улицу, и я лезу за последней смятой двадцаткой. Машина уезжает, и внезапно становится очень тихо. Несколько минут я стою на тротуаре: воздух обжигающе холоден, но почему-то становится легче. Я сажусь на крыльцо, смотрю на далекие огоньки Куинса, подмигивающие на другом берегу Ист-Ривер. Жаль, что нет еще одной сигареты.
Поднимаюсь наверх, расстегиваю брюки, сбрасываю туфли, тянусь к воде, пижаме и Джорджу. На девятом этаже знакомого здания миссис N. все еще сидит без сна в мягком кресле, напротив своей бежевой кровати, наблюдая, как с каждым негромким всхрапыванием поднимается и падает одеяло. А где-то мисс Чикаго стягивает свои сетчатые чулки и ложится в постель одна.

Часть II
ЗИМА
Глава 4
ПРАЗДНИЧНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ЗА ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ В ЧАС
— О, я так люблю няню… очень люблю… Она моя верная спутница…
Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза
Я поворачиваю ключ и по заведенной привычке налегаю на тяжелую входную дверь семьи N., но она с трудом приоткрывается и тут же застревает.
— Ха, — бормочу я.
— Ха, — отзывается Грейер из-за спины.
— Что-то загородило дверь, — поясняю я и, просунув руку внутрь, принимаюсь слепо шарить в надежде преодолеть преграду. Но у Грейера свой метод.
— МАААААА! ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ! — вопит он.
Я слышу шорох шагов миссис N.
— Да, Грейер, мамочка уже идет! Я просто не смогла унести всю свою добычу за один заход.
Она тянет за ручку и предстает перед нами по колено в грудах пакетов от Гуччи, Феррагамо, Шанель, Гермеса и бесчисленных серебряных коробках, перевязанных фиолетовой лентой: фирменная подарочная упаковка «Бергдорфа». Она держит под мышкой то, что, по-видимому, не давало двери открыться: синий сверток от Тиффани.
— Представляете, у людей хватает ума обручиться в это время года?! Можно подумать, что мне делать нечего, как только бежать к Тиффани и выбирать серебряный поднос! Могли бы поиметь совесть и подождать до января: всего один месяц, не так уж и долго. Прости, Грейер, что не могла прийти на твой праздник. Уверена, ты прекрасно провел время с няней!
Я кладу рюкзачок в шкаф для пальто и снимаю сапоги, прежде чем помочь Грейеру расстегнуть куртку. Он неуклюже старается уберечь игрушку, которую мы делали целых три часа вместе с его одноклассниками (и их нянями) на школьном Семейном Празднике Рождества. Он плюхается на пол, чтобы мне было легче стянуть с него мокрые ботинки.
— Грейер сотворил настоящий шедевр, — говорю я. — Просто чудеса делает с пластиком и блестками!
— Это снеговик. Его зовут Эл. Он простудился и теперь должен принимать много витамина С, — объявляет Грейер с таким видом, словно представляет почетного гостя.
— Вот как, — рассеянно роняет она, прижимая пакет от Тиффани к бедру.
— Почему бы тебе не присмотреть место, где можно повесить Эла?
Я помогаю ему встать, и он плетется в гостиную, выставив перед собой свое бесценное произведение, словно это яйцо Фаберже.
Я тоже поднимаюсь, отряхиваюсь и оборачиваюсь к миссис N., готовая дать ей отчет.
— Как жаль, что вы не видели его сегодня утром. Он был полностью в своей стихии. Он так старательно вырезал блестки! Кстати, вы знаете Гизелу Ратерфорд?
— Дочь Жаклин Ратерфорд? Еще бы… о, ее мать — это нечто! Когда была ее очередь делать ленч, она привезла шеф-повара и установила в углу стойку для омлетов! Честное слово! Дело в том, что по правилам вы должны привозить с собой уже готовую еду. Ну, рассказывайте, рассказывайте!
— Так вот, мисс Гизела потребовала, чтобы Грейер раскрасил снеговика по ее цветовой схеме, оранжевым, поскольку она проводит это Рождество на Саут-Бич.
— О, какая безвкусица! — охает она, широко раскрыв глаза.
— Она выхватила Эла из рук Грейера и швырнула прямо на кучу оранжевых блесток. Я думала, Грейер расплачется, но он только взглянул на меня и заявил, что оранжевые блестки — это просто крошки от всех витаминок С, которыми он лечился от простуды.
— Думаю, у него есть чувство цвета, — кивает она, начиная собирать свои пакеты. — Как ваши выпускные экзамены?
— Не могу дождаться, когда все закончится.
Она встает и выгибает спину, издавая при этом устрашающее потрескивание.
— Как же я устала! Похоже, список с каждым годом все растет! У мистера N. огромная семья и так много коллег! А сегодня уже шестое! Не могу дождаться Лайфорда Кея, чтобы отдохнуть и погреться. Я совершенно измучена. До какого у вас отпуск?
— До двадцать шестого января.
«Еще две недели, и я совершенно свободна от занятий и от тебя!»
— Вам следовало бы отправиться в Европу, пока вы еще студентка и можете не думать о Реальной Жизни.
Ну да, разумеется! Может, мой рождественский бонус как раз покроет стоимость авиабилетов до Европы? Шесть часов в костюме телепузика показали, насколько это реально!!!
— Увидеть Париж в снегу, — продолжает она. — Ничего более очаровательного просто и быть не может.
— Если не считать Грейера, разумеется.
Мы дружно смеемся. И тут звонит телефон.
Миссис N. хватает еще несколько пакетов, прижимает покрепче сверток от Тиффани и направляется к своему кабинету.
— Кстати, няня, елку уже установили. Хорошо бы вам с Грейером спуститься в подвал и принести украшения.
— Сейчас, — киваю я и иду в гостиную.
Дерево, великолепная ель Дугласа, выглядит так, словно вырастает из пола. Я закрываю глаза и несколько секунд вдыхаю аромат хвои, прежде чем обратиться к Грейеру, занятому оживленной беседой с Элом, висящим на самом кончике нижней ветки.
— Эй, похоже, твой Эл вот-вот спрыгнет.
Я тянусь к погнутой скрепке, служащей спасательным тросом для Эла.
— НЕТ!!! Он не хочет, чтобы ты дотрагивалась до него. Только я! — настаивает он.
Следующие утомительные четверть часа мы продолжаем перевешивать Эла с ветки на ветку с тем расчетом, чтобы всю работу делали только руки Грейера. Я оглядываю футы и футы тянущихся до потолка зеленых ветвей и гадаю, заметит ли кто, что в этом году остальные украшения так и не появились на елке. Судя по скорости, с которой мы действуем, процедура может затянуться еще лет на пятнадцать.
Он продолжает что-то шептать Элу.
— Ладно, приятель, — говорю я, — пойдем в подвал и принесем остальные украшения. Нужно же составить компанию Элу! Они присмотрят за ним и не дадут упасть, если он окажется слишком близко от края.
— В подвал?
— Угу. Давай!
— Нужно подготовиться. Надеть шлем и пояс. Иди к двери и подожди меня. Я достану фонарик…
Грейер бежит к себе, а я вызываю лифт. Не проходит и минуты, как он снова появляется. На скейтборде!
— О Боже, Гров! И это все для подвала? — ахаю я.
Он тормозит ногой в носке как раз перед дверью лифта. Велосипедный шлем слегка сбился набок, за поясом штанишек торчит огромный фонарь вместе с йо-йо и чем-то похожим на украшенную монограммой махровую салфетку из своей ванной.
— Теперь пора, — непререкаемым тоном заявляет он.
— Но не стоило ли сначала надеть туфли?
— Нет, они нам не нужны.
Он въезжает внутрь, и дверь закрывается.
— Там, внизу, так здорово! О Господи, о Господи…
Он возбужденно кивает закованной в шлем головой. Последнее время он пересыпает свою речь обращением «О Господи» — это явное влияние Кристиансона, четырехлетнего обаяшки, возвышающегося над всем классом на добрый фут. Даже когда бедняга Эл погрузился в судьбоносные оранжевые блестки, Гизела и Грейер воскликнули в унисон:
— О Господи!!!
Лифт замирает в вестибюле, и Грейер катится вперед, отталкиваясь одной ногой и не забывая придерживать штанишки со всем снаряжением, дабы они не поддались закону притяжения. К тому времени как я его нагоняю, он уже потребовал от Района показывать путь к решетчатому служебному лифту.
— А-а, мистер Грейер! У вас сегодня внизу важные дела? Грейер хлопотливо поправляет свои инструменты и удостаивает Рамона только рассеянным «угу».
Рамон улыбается мальчику и заговорщически подмигивает мне:
— Наш мистер Грейер — очень серьезный человек. У вас уже есть девушка, мистер Грейер?
Лифт, дернувшись в последний раз, останавливается в подвале. Рамон открывает двери, и мы входим в ярко освещенный холодный коридор, пропахший ароматом сохнущих простыней.
— Кладовая сто тридцать два… по правой стороне. Осторожнее, не заблудитесь, иначе мне придется вас искать.
Он снова подмигивает и, многозначительно дернув бровью, закрывает дверь. Я остаюсь одна под свисающей с потолка лампочкой.
— Грейер!
— Няня! Я жду. Иди сюда!
Я иду на звук его голоса, пробираясь в лабиринте клетушек, закрывающих обе стены от пола до потолка. Некоторые забиты больше остальных, но в каждой имеются чемоданы, лыжное снаряжение и различные предметы мебели, прикрытые пузырчатой упаковкой.
Я сворачиваю за угол и вижу Грова, лежащего животом на скейтборде.
— Вот здорово будет, когда па придет домой и начнет украшать елку! В прошлом году Кейтлин начала снизу, а па встал на стремянку и вешал игрушки на верхние ветки! А потом мы пили шоколад в гостиной.
— Повезло тебе! Погоди, сейчас найду ключ.
Грейер нетерпеливо подпрыгивает, пока я открываю клетушку, и, бросившись вперед, ловко лавирует между ящиками. Я не иду за ним: очевидно, он уже не раз проделывал этот путь, а мне не отличить коробки с украшениями от электрической духовки. Поэтому сажусь на холодный цемент и прислоняюсь головой к клетушке напротив. Хорошо, что можно хоть минутку отдохнуть!
Мои родители частенько грезили о своей кладовой, сидя с поднятыми ногами на сундуке, до отказа набитом нашей летней одеждой и служившем заодно журнальным столиком. Иногда мы позволяли себе поговорить о том, для чего употребили бы лишний чулан: совсем как фермеры из Вайоминга, мечтающие выиграть джек-пот в лотерее.
— Ты хоть знаешь, что ищешь, Гров? — кричу я в груды ящиков, поскольку вот уже несколько минут не слышу ни звука. Тишину нарушает громкое лязганье. — Грейер! Что там происходит?
Я было поднимаюсь, но тут из темноты к моим ногам катится фонарик.
— Вытаскиваю вещи, няня! Посвети мне! Нужно достать голубую коробку!
Я направляю яркий луч на клетушку, освещая два грязных носка и тощий, облаченный в хаки зад, вбуравливающийся в середину груды.
— Уверен, что это безопасно? Я могла бы…
— Нашел! Тут полно всего! Мои лыжи! Это мои лыжи, няня, для Аспирина.
— Аспена?
— Аспена. Вот оно! Сейчас передам! Готовься? Готова, няня? Лови!
Он зарылся в коробки. Я слышу возню, и тут откуда ни возьмись в меня летит стеклянный шар. Я роняю фонарик и ловлю игрушку. Ручной работы, с маркой Стьюбена и красным колечком! Прежде чем я успеваю опомниться, за первым шаром следует второй!
— ГРЕЙЕР! ЗАМРИ!!!
Похоже, я позволила Микки-Маусу править бал! Фонарь катится по полу, бросая причудливые отблески на горы коробок.
— Ну-ка сюда, мистер, и немедленно! Твоя очередь держать фонарь.
— Неееет…
— Грейер! — восклицаю я голосом Злой Колдуньи.
— ЛАДНО!
Он лезет обратно задом наперед. Я отдаю ему фонарик.
— Давай попробуем снова. Только на этот раз поменяемся местами.
Когда мы возвращаемся наверх, Грейер марширует вперед, чтобы составить план атаки, пока я неохотно оставляю коробку с украшениями в переднем холле.
— Няня? — доносится слабый голосок.
— Что, Грейер?
Я следую за ним в гостиную, где неотразимый юноша в стиле Джонни Кэша возвышается на стремянке, украшая елку Грейера.
— Передайте мне коробку с голубками, — бросает он, даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на нас.
Мы с Грейером, продолжая стоять у двери, обозреваем пол, усеянный голубками, золотыми листьями, викторианскими ангелами и жемчужными нитями.
— Слезай! Мой папа сам украсит верхние ветки.
— Погоди секунду, Грейер, — прошу я, протягивая птичек человеку в черном. — Я сейчас вернусь.
— Лучше слезай, или папа тебе наподдаст! — слышу я предупреждение Грейера.
Подхожу к кабинету миссис N. и стучу.
— Войдите.
— Привет, миссис N. Простите, что побеспокоила… Обычно безлико-аккуратная комната завалена пакетами и пачками рождественских открыток.
— Ничего-ничего, входите… что случилось?
Я открываю рот.
— Видели Джулио? Ну разве он не гений? Какая удача, что он согласился приехать. Джулио — лучший эксперт по украшению елок. Видели бы вы, что он сделал для Эгглстоунов! Дух захватывает!
— Я…
— Кстати, пока вы здесь, можно спросить? Как по-вашему, клетчатая юбка из тафты не слишком банально для шотландской рождественской вечеринки? Не могу решить сама…
— Я…
— О! Вы должны видеть эти миленькие двойки, которые я купила сегодня для племянниц мистера N.! Надеюсь, цвет им подойдет. А вы надели бы кашемир в пастельных тонах?
Она вытаскивает пакет с эмблемой TSE.
— Может, лучше обменять…
— Я пришла сказать, — вставляю я, — что Грейеру очень хочется самому украсить елку. Он говорит, что они с Кейтлин и мистером N. сами все сделали в прошлом году. Вот я и подумала, может, стоит поставить ему в комнату маленькую елочку, чтобы он смог повесить пару игрушек, просто для развлечения…
— Не думаю, что сорить елочными иглами по всему дому — такая уж хорошая идея. Если он хочет украшать елку, почему бы вам не отвезти его в Рокфеллеровский центр?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38