И все же в центре внимания прессы была его карьера.
Ноябрьский номер журнала «Тайме» – Элеонора, как обычно, принесла ей подборку журналов – сразил ее наповал.
С обложки на нее смотрело лицо Найджела, а заголовок вверху гласил: «Новое поколение британских лидеров».
Элен долго вглядывалась в фотографию. Волевой подбородок, аристократический лоб, живые глаза – о, как ей все это дорого! Особенно глаза, мерцающие золотистыми искорками в тот самый миг, когда он сделал ей предложение. Элен откинулась в кресле и судорожно вздохнула. Сделал предложение… и ни слуху, ни духу.
Элен продолжала вглядываться в фотографию, не в силах отвести от нее глаз.
Сколько же времени прошло с тех пор, как она ранним утром в спешке покинула «Евангелию», оставив ему записку в двери? Почти три месяца.
Душевная мука снова захлестнула ее. Ясно, что Найджел навсегда остался в прошлом, пора выбросить его из головы… Но она ничего не могла с собой поделать. Он все еще жил в ее душе и, возможно, будет жить вечно. Она любила его.
Элен, полистав журнал, наткнулась на фотографию Найджела, сидящего за столом. Вынув из ящика стола увеличительное стекло в черепаховой оправе, она принялась с пристрастием изучать ее. Вот старинный письменный стол красного дерева, на стене написанный маслом портрет хмурого импозантного джентльмена с седыми волосами. Наверное, отец Найджела, герцог? Или, может, его дедушка?
На следующей фотографии Найджела запечатлели выходящим из «бентли» на судостроительном заводе в Ирландии. Еще на одной он был снят со спины. Найджел смотрел в окно: прямо под ним несла свои воды широкая Темза, а вдали виднелось здание парламента.
Элен пробежала статью глазами. Оказалось, Найджел принадлежал к тому политическому крылу, за которым в Англии было будущее.
Элен отложила журнал и задумчиво распрямилась в кресле. Похоже, она недооценила Найджела Сомерсета. Он был больше чем просто очаровательный мужчина, который пил с ней чай в казино и карабкался по скалам на Корсике.
Внезапная злость охватила ее: она разозлилась на себя и непроизвольно потянулась к селектору. Скорее всего, ей самой надо сделать первый шаг. Ведь это она сбежала с «Евангелии», это она подняла всех на ноги. А если бы такое же случилось и с ним? Может, он не получил ее записку, может…
Послышался голос секретарши.
– Элеонора, немедленно позвони в Англию. Свяжись с «Сомерсет холдинга лимитед». Полагаю, их офис находится в Лондоне. Мне надо поговорить с Найджелом Сомерсетом.
– Да, мадемуазель.
Казалось, ожидание будет длиться вечно.
Уже горя от нетерпения, Элен вскочила из-за стола и принялась раздраженно ходить по кабинету. Подойдя к окну, она взглянула на свою любимую Вандомскую площадь, но это ее ничуть не успокоило.
– Почему ты даже не попытался связаться со мной? – прошептала она, поморщившись от душевной муки. – Ты же знаешь, где меня найти. А я все жду и жду.
Только один человек дал о себе знать – Зено Скаури. Она послала ему благодарственное письмо и попросила извинения за свое поспешное бегство. Верный данному слову, он на целую неделю предоставил свою яхту в распоряжение журнала «Ле Мод».
Элен решительно вернулась к столу и нажала кнопку селектора.
– Элеонора?
– Да, мадемуазель.
– Аннулируй звонок в «Сомерсет холдинга».
Она устало опустилась в кресло. У него было достаточно времени, чтобы связаться с ней. Он просто не захотел.
Еще никогда в жизни она не испытывала такого чувства. Никогда.

НАСТОЯЩЕЕ
Воскресенье, 14 января
Глава 1
Хамелеон медленно проехал на своем черном «херце» мимо загородного двухэтажного дома в штате Коннектикут. На заднем сиденье машины сидел огромный датский дог по кличке Руфус. Он сидел тихо, уши торчком, блестящие черные глаза добродушно смотрели в окно.
Хамелеон внимательно изучил окрестности. Дом стоял вдали от дороги, во дворе, где росли старые, голые в это время года клены. Построен он, по всей видимости, в первой половине девятнадцатого века, обит клинообразными досками. Фасад в виде буквы L фронтоном выходит на дорогу, ставни открыты, одна из печных труб дымится. На почтовом ящике у подъездной аллеи серебрилась надпись «Э. Жано».
Задерживаться здесь дольше не имело смысла. Проехав с четверть мили в обратном направлении, Хамелеон свернул на грязную проселочную дорогу и остановился у вечнозеленого кустарника. На кварцевом хронометре было без пятнадцати четыре. У него еще есть время исследовать до темноты частные владения Жано. Голос по телефону информировал его, что Элен Жано, возможно, проведет уик-энд у своего брата. Надо было выяснить, так ли это.
Оставив Руфуса в машине, Хамелеон направился к дому, стараясь двигаться как можно незаметнее. Ботинки на резиновой подошве делали его шаги почти бесшумными. Здесь, в провинциальной глуши, стояла тишина, и любой звук был отчетливо слышен. Это тебе не город, где все звуки сливаются в общей какофонии.
Когда он подошел к дому, из трубы по-прежнему вился дым, а в окнах уже зажегся свет. Какое-то время он стоял неподвижно и напряженно вслушивался. Тихо. Они, должно быть, в доме. Плохо, что сейчас зима: деревья стоят голые, вокруг все прекрасно просматривается. Ладно, ночью будет гораздо легче. А пока надо быть предельно осторожным.
За домом располагался большой гараж, тоже обитый клинообразной доской, с окнами по сторонам. Хамелеон подкрался к одному из них и заглянул внутрь. Так, двухместный «БМВ», черный «линкольн-континенталь». Белого «роллс-ройса» нет, но это еще ничего не значит: она могла приехать на «роллсе» и отпустить шофера. Вполне возможно также, что ее привез сюда брат или она приехала поездом или автобусом. Даже самые богатые в поездках между Нью-Йорком и Коннектикутом пользуются общественным транспортом.
Слева от гаража располагался прямоугольный плавательный бассейн, закрытый туго натянутым брезентом, а чуть поодаль стоял амбар, крытый почерневшей от непогоды кедровой дранкой. Большие узорчатые окна строения лучились мягким светом.
Хамелеон крадучись подошел к амбару, заглянул в одно из окон и чуть не присвистнул от удивления. Оказывается, это роскошный гостевой домик! Еще бы – тиковые панели, балочный потолок, дорогие ковры на полу, богатейшая обстановка. Во всем чувствовалась рука дизайнера-профессионала. Он заметил лежавшую на кофейном столике дамскую сумочку. Значит, его не обманули: Элен Жано, видимо, действительно здесь. Похоже, она предпочитает пользоваться гостевым домиком. Хотя вполне может оказаться, что это вовсе не ее сумочка. Ну что же, он подождет и все выяснит. Хамелеон вернулся к машине, выпустил Руфуса и, закурив сигарету, улыбнулся. Теперь уже скоро! На этот раз он вернется к дому с Руфусом.
Элен, улыбаясь, наблюдала за Эдмондом, который, надев фартук, крутился у большой кухонной плиты. Перевернув на гриле стейки, брат отложил вилку и каминными щипцами вынул из духовки огромные печеные картофелины.
– Пахнет вкусно, – радостно сказала Элен.
– Подожди хвалить, ты еще не попробовала десерт.
– И что же это? Бульденеж или профитроли?
– Придется потерпеть, – загадочно ответил Эдмонд. – Где будем обедать: в столовой, в кабинете или здесь, на кухне?
– Давай прямо здесь. Помнишь, когда мы были детьми, мне кажется, мы все время жили на кухне. И мне всегда это нравилось. Там так вкусно пахло.
– В тебе все еще живет крестьянка, маленькая француженка.
– Пожалуйста, держи это в секрете, – рассмеялась Элен. – Ты же не хочешь, чтобы весь мир узнал, что королева высокой моды – всего-навсего простая кухонная девчонка.
– Клянусь держать это в тайне. – Взяв вилку, Эдмонд снова перевернул стейки. – Что будешь пить? Шампанское или красное вино?
Хамелеон посмотрел на часы – прошло полчаса.
– Выходи, Руфус, – тихо приказал он.
Уши собаки моментально встали торчком. Она бесшумно спрыгнула на землю и застыла, вопросительно глядя на хозяина. Открытая розовая пасть придавала ей довольно добродушный вид.
– Пошли, собака, – криво усмехнулся Хамелеон. – Пора тебе отрабатывать ужин.
– Было вкусно. – Сделав последний глоток вина, Элен промокнула губы льняной салфеткой и встала из-за стола. Потом собрала тарелки и положила их в посудомоечную машину.
– По-моему, я начинаю американизироваться, – сказал Эдмонд, отодвигая стул. – Стейки и картошка – теперь моя любимая пища. А вот ты свою картошку не доела.
– Я не хочу поправляться, – рассмеялась Элен и. погладила свой плоский живот. – В противном случае тебе придется называть меня «большая француженка».
– И к яблочному пирогу даже не притронулась, – упрекнул ее брат.
– Еще бы! Уж лучше бы не говорил, что все утро провозился с десертом! Да ты просто поехал в Роксбери, купил пирог в кондитерской Сары Ли и разогрел его в духовке! – Элен уперла руки в бока, изображая притворный гнев. – Неужели поездка в город заняла у тебя все утро?
– Почти. – Эдмонд встал и потянулся. – Может, займемся финансовыми отчетами?
– Сейчас, только сначала я схожу в амбар. Там у меня остались все бумаги.
– Ладно. Я подожду тебя в библиотеке наверху.
Элен кивнула, включила посудомоечную машину, накинула на себя стеганое пальто и, прежде чем выйти на улицу, нажала на выключатель. Дорожка между домом и амбаром ярко осветилась спрятанными в деревьях фонарями.
Свежий, бодрящий воздух коннектикутской ночи ударил ей в лицо. Сунув руки в карманы пальто, Элен постояла на крыльце, полюбовалась звездами в безбрежном пространстве черного бархатного неба. Было тихо. Даже очень тихо. Эту тишину она любила больше всего, проводя свои уик-энды за городом. В Манхэттене такое совершенно невозможно.
Элен ступила на выложенную плиткой дорожку и направилась к амбару.
Как только зажглись фонари, Хамелеон отступил поглубже в тень. Его охватило сильное возбуждение. Такое бывало всякий раз, когда он готовился к встрече со своей жертвой. Но как бы сильно возбужден он ни был, ему всегда удавалось сохранить контроль над собой. Главное – предельная осторожность. В подобного рода бизнесе только дураки полагаются на случай и потому погибают.
Дверь открылась, на крыльце появилась женщина. Хамелеон удовлетворенно кивнул. Теперь надо терпеливо дождаться, когда она подойдет поближе. Он ведь должен убедиться, что это и есть Элен Жано.
Женщина сошла с крыльца, направилась к амбару. Цоканье ее каблуков гулко отдавалось на плитах дорожки. Руфус насторожился и глухо зарычал. Глаза его в свете фонарей горели желтым огнем.
– Тихо! – шепотом скомандовал Хамелеон.
Рык моментально застрял в глотке у животного, но напряжение не прошло.
Ничего, ожидание ему не повредит, а только сделает еще злее. Сунув руку в карман, Хамелеон достал акустический свисток. Он хорошо помнил инструкции: два коротких – команда к атаке, один длинный – назад.
Убийца не отрывал взгляда от Элен. Походка грациозная, чувственная, но отнюдь не вызывающая. Классная дамочка! Вот если бы она не…
Сейчас она была на полпути между домом и амбаром. Хамелеон затаил дыхание. Свет фонаря упал на ее лицо, и он наконец-то рассмотрел его. Теперь у него не было и тени сомнения – это была она.
Элен внезапно замедлила шаг. Что-то было не так.
Рядом таилась опасность. Она не знала какая, но ей уже довелось испытать это чувство. Тогда, в Париже. Ей точно так же стало не по себе перед приходом бошей в их дом. Только теперь ощущение опасности было сильнее. Ее словно накрыло морской волной.
Она напряженно всмотрелась в темноту и, затаив дыхание, прислушалась. Все тихо, но опасность стала еще ощутимее.
Ее охватила дрожь, и она стала растирать себе руки, пытаясь согреться. Страх все не проходил, не проходил и озноб.
Элен остановилась и прикинула расстояние до дома и до амбара. Амбар был ближе.
Она рванулась к нему.
Хамелеон нахмурился. Вот сука! Почему она побежала? Может, она их заметила? Но это невозможно – они хорошо спрятались. И вели себя тихо.
Что ж, раздумывать больше некогда. Поднеся акустический свисток к губам, Хамелеон дунул в него два раза. В ночи не раздалось ни звука, и только уши Руфуса уловили этот жуткий свист. Тело собаки напряглось, она издала глухое рычание и с быстротой молнии ринулась к Элен.
В библиотеке было тепло – пожалуй, даже слишком. В камине горел огонь, и Эдмонд ничуть не сомневался, что их с Элен сморит сон, прежде чем они просмотрят первую страницу финансового отчета.
Душно. Он обогнул обитые замшей диваны «честерфильд» и подошел к задернутому бархатными шторами окну, затем открыл обе рамы и выглянул наружу.
Ворвавшийся в комнату ночной воздух освежил его. Фонари, развешанные на деревьях, выхватили из темноты Элен на дорожке между домом и амбаром. Что-то в ее позе насторожило брата. К тому же она испуганно озиралась по сторонам. Еще секунда – и Элен бросилась бежать.
Прежде чем Эдмонд заметил черную тень, вырвавшуюся из темноты, он уже инстинктивно чувствовал: сестра в опасности.
Эдмонд мигом отскочил от окна и, перемахнув через ближайший диван, ринулся к столу и схватил нож для вскрытия писем, этакую турецкую саблю с острым, твердым и тонким, как бумага, лезвием.
В долю секунды он взвесил его на руке – вполне сгодится – и, не теряя времени, бросился обратно к окну. Сейчас это самый короткий путь вниз.
Ухватившись обеими руками за верхнюю часть рамы, Эдмонд сгруппировался подобно акробату и, подтянув колени к подбородку, прыгнул. Хорошо, что он когда-то занимался легкой атлетикой. Конечно, теперь он уже не такой гибкий, как раньше, но все еще силен и в хорошей форме.
Скользя вниз по крутой жесткой крыше заднего крыльца, он ни на мгновение не терял самообладания.
Вот и край крыши… Прыжок, сильный удар о землю. Острая боль, словно огнем, пронзила лодыжки. Он, тем не менее, перекувырнулся, вскочил на ноги и что было мочи, бросился к Элен. Ее крики разрывали ночь, и сквозь эти крики он отчетливо слышал грозное рычание разъяренной собаки. Собака была огромной; ее короткая черная шерсть зловеще блеснула в свете фонаря, и тут его словно током ударило:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41