– Черные глаза Царицы озорно сверкнули.
– В Шамони, Элеонора. Выезд сегодня, возвращение послезавтра. Забронируй номера в приличной гостинице.
– Да, мадемуазель.
– И еще… Закажи мне новый селектор! – раздраженно бросила Элен. – Какой-нибудь американский. Я хочу слышать твой голос, а не шипение.
– Да, мадемуазель, – ответила Элеонора и отключилась.
– А теперь о канатных дорогах и Жаке. – Элен строго посмотрела на Любу. – Чтобы никаких несчастных случаев. Никаких скандалов. Никаких сломанных костей. Я не хочу, чтобы девушки приходили сюда в слезах и закатывали истерики. Мне слишком хорошо известно, как работает Жак.
Люба злорадно усмехнулась и взяла макеты.
– Можешь выбросить, – сказала Элен.
– С удовольствием, – презрительно фыркнула Черина. Элен проводила ее взглядом. Она знала, что чутье у Чериной безошибочное, словно у породистой собаки. Однако она не могла отделаться от чувства, что эта женщина постоянно бросает ей вызов, словно проверяя, как далеко ей разрешат зайти. Элен вздохнула. Да, что касается работы, то она полностью доверяла Чериной. Вот если бы та научилась выказывать больше уважения своему работодателю.
Элен встала и подошла к стене, на которой висел увеличенный снимок обложки «Ле Мод» этого месяца. Она стала внимательно рассматривать его, хотя видела уже сотни раз: во время производства, в гранках, в каждом киоске на улицах. Двенадцатый номер. Фантастика! Неужели ее журнал набрал силу всего за один год? Они выпустили десять журналов за год. Журналы за июнь-июль и декабрь-январь были спаренными. Это значит, что они завоевали рынок французской моды всего за четырнадцать месяцев.
Элен изучала этот увеличенный снимок обложки так же критически, как изучала прежде все остальные. Увеличение было сделано с обложки номера за декабрь-январь. Каждая буква слепила, словно сверкающий лед: «Ле Мод. Париж. Декабрь-январь».
В самом низу, словно кубики льда, расположился другой набор букв: «Специально для зимней ночи».
Зимняя ночь. Ей нравилась эта картинка. Она сама подала идею. Фото крупным планом давало только голову модели. Огромный воротник из рыси обрамлял лицо хищницы. В ее черных, похожих на гриву волосах сверкали снежинки, лицо словно покрыто инеем, помада бледно-розовая, почти белая, ланкомовские светлые тени подчеркивают бронзовый загар. Вся комбинация была выдержана в рыже-коричневых тонах. Модель смотрелась как агрессивная, крадущаяся в ночи тигрица.
Элен мысленно поздравила себя. На сегодняшний день это лучшая обложка. Гораздо лучше, чем у «Вог». Она нажала кнопку селектора.
– Элеонора!
– Да, мадемуазель?
– Позвони в художественный отдел. Пусть подготовятся к совещанию по обложке июньско-июльского номера.
– Будет сделано.
Элен улыбалась. Наверняка Жак и Люба привезут ей нечто особенное. Поддавшись искушению, она взяла со стола последний номер журнала и открыла его. Сердце ее переполнилось радостью и гордостью за свое детище. Она пробежала глазами сведения о редакторах на первой странице:
Декабрь 1957 – январь 1958. № 12.
«Ле Мод ».
Компания «Ле Эдисьен Элен Жано».
Президент и Генеральный директор: Элен Жано.
Директор издания: Никола Дюко.
Главный редактор: Любовь Черина.
Да, что ни говори, приятно видеть свое имя. Она медленно пролистала все сто шестьдесят восемь страниц и даже сейчас, переворачивая каждую, чувствовала, что ее словно пронзает электрическим током.
До сих пор каждый тираж журнала полностью распродавался меньше чем за полмесяца. Газетные киоски еще ни разу не вернули ей ни одного номера. Фактически потребность в журнале была такова, что дистрибьюторы постоянно просили ее увеличить тираж, но Элен относилась к этому с большой осторожностью. Они начинали с тридцати тысяч экземпляров, сейчас тираж увеличился в семь раз. Пока все срабатывало. Первые десять номеров были убыточными, одиннадцатый вообще чуть не провалился, теперь вот впервые журнал оказался под угрозой. Впрочем, все не так уж плохо для издания, созданного, можно сказать, на пустом месте. Ведь порой должно пройти года три, а то и пять лет, прежде чем дело начнет приносить ощутимый доход. В общем, журнал оказался хорошим вложением капитала.
Что ни говори, а «Ле Мод» можно гордиться. Потихоньку монополия таких китов журнального бизнеса, как «Вог», «Л'Офисьель» и «Мари Клер», которые вначале с презрением смотрели на нее, пошатнулась, и сейчас им уже приходится считаться с ней. Запищал селектор. – Да?
– Здесь месье Дюко, и кроме того, вам сообщение от Карла Хеберле. Он просил передать, что находится в Париже, и остановился в гостинице.
Карл Хеберле в Париже? Ну и ну! А вдруг ему удалось что-то выяснить? Иначе, зачем бы ему приезжать в Париж? Она хорошо знала, где находится туристическая гостиница с номерами по вполне доступной цене. Элен лихорадочно соображала.
Ожидавший приема Никола Дюко, директор-распорядитель, второе после нее лицо во всем штате, был важнее самой Царицы. От него многое зависело: он занимался распространением, деньгами, имел определенный вес в отрасли. Качество журнала, его художественное оформление, подборка материала – все это важно, но еще важнее – умение ладить с торговой сетью. Она назначила с ним эту встречу, чтобы обсудить вопросы, связанные с распространением журнала в других странах и возможностью выпуска его на итальянском языке.
Все, решение принято.
– Элеонора, попросите Никола дождаться меня. Я не задержусь. Свяжитесь с Карлом Хеберле и передайте, что я готова поговорить с ним прямо сейчас.
Глава 2
– Я не знаю, что делать. – Элен нервно заходила, из угла в угол. – Сначала мне казалось, что все будет просто и ясно, а что вышло? – Сжав кулак, она сильно ударила им по ладони другой руки. – Я просто не знаю.
Доктор Розен, глубоко вздохнув, взглянул на документы, разложенные на потрескавшейся столешнице. С улицы доносился приглушенный шум машин.За спиной доктора на сквозняке вздымались занавески. Сгустились сумерки: зимой ночь наступает рано.
Элен перестала ходить по комнате и посмотрела на доктора. Она впервые заметила, каким же старым он был на самом деле, под какой невероятной тяжестью гнулись его узкие плечи. Ей внезапно пришло в голову, что она не вправе была приходить к нему. Он и без того уже достаточно настрадался. Розен постарел на десять лет прямо у нее на глазах. Его черные с проседью волосы и борода стали совсем белыми, резко обозначились скулы, а жилки на висках дергались как в лихорадке.
Доктор Розен не мог вымолвить ни слова. Когда он посмотрел на нее, Элен заметила навернувшиеся ему на глаза слезы. Он снял очки, вытер пальцами слезы и, собравшись с силами, дрожащей рукой дотянулся до документов. Элен и предположить не могла, что Хеберле привезет ей такое. Видимо, дело решили двести тысяч немецких марок, переведенных ею на его счет в Кельнское отделение Дрезденского банка. Он честно отработал эти деньги.
В деле было несколько фотографий. Одна из них сделана совсем недавно с помощью телеобъектива: некий мужчина садится в «мерседес-бенц» последней модели. Несмотря на некоторую расплывчатость снимка, она сразу его узнала. Бесцветная кожа, обтянутый кожей череп, бескровные жесткие губы. Это он, тот самый альбинос. Карл фон Айдерфельд. Гот, кто приказал Шмидту прижигать Мари. Тот, которого она видела через дырку в дверце лифта, и который отдал приказ «наказать» маму.
Были и другие фотографии, более старые, с загнутыми уголками и обтрепавшимися краями. На всех трех был фон Айдерфельд в аккуратной черной форме с серебряными галунами. На одной из них он, как и другие нацисты, позировал перед камерой. На обороте снимка готическим шрифтом было выведено: «Слева направо: Геббельс, фон Айдерфельд, Геринг, Гитлер, Гиммлер». Фотография была датирована 1935 годом, и на ней фон Айдерфельд был совсем молодым. На втором фото он из открытой штабной машины наблюдал за шеренгой эсэсовцев. На третьей – вместе с двумя другими офицерами инспектировал взвод застывших по стойке «смирно» пехотинцев. Последняя фотография была сделана в 1945 году, и на ней он выглядел гораздо старше.
Одного взгляда на эти фотографии было достаточно, чтобы со дна души Элен всколыхнулась былая ярость. «Есть какая-то высшая справедливость в том, что другой немец с таким же именем раздобыл все эти свидетельства».
Но кроме фотографий, было еще многое другое. Хеберле отыскал девятнадцать различных документов, которые он со всей тщательностью перевел на французский язык. Большинство из них были нацистскими рапортами и официальными предписаниями, но среди них обнаружилась и копия военного билета Карла фон Айдерфельда. Элен внимательно изучила его. Карл Иорген фон Айдерфельд родился в 1915 году в городе Рюдесхайм-на-Рейне. Его отец был генералом кайзеровской армии, а мать – дочерью венского лавочника. В 1932 году Карл фон Айдерфельд вступил в СС. Почти сразу же организация была распущена Веймарским правительством. Через три месяца, когда организация была восстановлена в правах, Карл фон Айдерфельд вступил в нее снова. Начало заслуживало внимания. Гитлер, стремясь придать партии ауру респектабельности, набирал ее членов из аристократических семей, высшего духовенства и бывших генералов со славным боевым прошлым. У отца фон Айдерфельда, генерала в отставке, было такое прошлое, и ему удалось, используя свои связи, добиться, чтобы его сын быстро продвинулся в суровой иерархии этой армии, которая была построена согласно принципам ордена иезуитов. У Карла фон Айдерфельда было все, чтобы стремительно продвигаться по службе. Он считался выдающимся офицером и много раз награждался орденами и медалями. Правда, в 1944 году его карьера резко оборвалась, и он был переведен в Польшу в концентрационный лагерь в Белжеце. Этот перевод был наказанием за то, что он, несмотря на все имеющиеся в его распоряжении средства, не справился с простой задачей: не смог поймать двух из четверых французских детей, бежавших из Парижа, предварительно ранив у себя дома одного немецкого солдата и убив второго.
Элен закрыла глаза. Ей не надо было читать имена этих детей, но они невольно бросались ей в глаза.
Эдмонд Жано… Элен Жано. Было что-то непристойное в том, что они упоминались в этом омерзительном документе.
Короткая карьера фон Айдерфельда хорошо подтверждалась другими документами. Он был заместителем офицера связи между лагерем смерти и частными промышленниками. В деле были бланки заказов и прочая подписанная им корреспонденция, расписка в получении железнодорожного груза с кристаллами «циклона Б» от фирмы «И. Г. Фарбен», хвалебный отзыв о новой, быстродействующей печи для крематория от «Тон унд Зон» в Висбадене. Кристаллы использовались для умерщвления людей в газовых камерах, а печи – для сжигания их тел. Последний заказ на поставку «циклона Б» был подписан за три недели до освобождения Белжеца. И это было самым ужасным из всего содеянного, ибо, даже зная, что война проиграна, немцы не прекратили бессмысленных убийств. Почти повсюду колесо уничтожения крутилось вплоть до самого конца войны.
Доктор Розен судорожно вздохнул и отодвинул от себя документы. На глазах его снова появились слезы.
– Это пороховая бочка, – выдохнул он, наконец.
– Понятно, – прошептала Элен. – Но я даже не представляла, что все так обернется.
– Что ты собираешься делать? – спросил доктор Розен.
– Не знаю, – честно призналась она. – Надо все хорошенько обдумать. Я склонялась к тому, чтобы обратиться к израильским властям…
Доктор Розен удивленно поднял брови.
– И?..
– Боюсь, они не сумеют наказать его как следует. Скорее всего, затеют показательный процесс, поднимут на ноги всю прессу, и в худшем случае его повесят, посадят на электрический стул или расстреляют. Не думаю, что этого достаточно.
– А что, по-твоему, Достаточно?
Перегнувшись через стол, Элен схватила старика за руку и гневно сверкнула глазами.
– Я хочу, чтобы он страдал, – страстно прошептала она. – Хочу, чтобы жил в постоянном страхе. Он прекрасно спрятался. Из дома его привозят прямо в гараж офиса в Дюссельдорфе, оттуда он в личном лифте поднимается в пентхаус, в свой служебный кабинет. Его почти никто не видит. Он не разрешает себя фотографировать. Карл Херле рассказал мне, с какой проблемой столкнулся журналист «Шпигеля». Его не только не подпустили к фон Айдерфельду, но и строго предупредили. Он напуган, Симон, но я хочу напугать его еще больше. – Элен схватила лежавшую на столе пачку документов и в ярости потрясла ими. – Я хочу, чтобы он знал, что у меня есть вот это. Хочу, чтобы он перестал спать по ночам. Хочу, чтобы он терзался всю оставшуюся жизнь!
Доктор Розен подавил тяжелый вздох. Лицо его выражало глубокую печаль.
– Отправление правосудия – нелегкое дело, – произнес он, – а месть и того труднее. Все это ложится тяжелой ношей скорее на судью, чем на того, кого судят.
Элен понимающе кивнула. Он прав. Она уже прошла через это с Юбером. В последний раз, заставив де Леже присутствовать на заседании акционеров, она чувствовала себя куда отвратительнее, чем он. Юбер постоянно цеплялся и насмехался над ней, словно испытывая ее терпение.
Доктор Розен погладил ее по руке.
– Обдумай все хорошенько, – посоветовал он ласково. – Не бросайся в омут очертя голову.
– Я все обдумаю, – пообещала Элен. – Я подожду, пока утихнет мой гнев. Но когда-нибудь… когда-нибудь он мне за все заплатит!
Глава 3
Элен выглянула из окна, когда такси свернуло на тихий бульвар Майо. Перед домом графа под уличным фонарем стоял знакомый «роллс-ройс».
Обернувшись, она посмотрела через заднее стекло. Во всех окнах ярко горел свет. Значит, граф был в городе.
На какое-то мгновение она пожалела, что не подыскала Эдмонду квартиру в другом месте. Вся беда в том, что каждый раз, направляясь к брату на бульвар Мориса Барре, ей придется проезжать по бульвару Майо, так как эти короткие улицы были составными частями одной длинной, проходящей через Булонский лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41