Вид у него был усталый.
— Привет, одноглазый пират, — тихонько проговорил он.
— Злишься на меня?
— Угу.
Я снова скосила глаз в его сторону.
— Я делала то, что считала правильным, — прокаркала я. Лицо болело ужасно.
— Но это оказалось неправильным. Если бы ты подождала хоть одну секунду, я бы пошел с тобой. Мы бы вместе поговорили с Дэниелом и Сьюзен. С ними вполне можно было бы обойтись без полиции.
— Элен не хотела, чтобы Дэниел узнал, что она наняла частного сыщика.
— Кто же этого хочет? Но мы вполне могли бы это уладить. А теперь, чтобы арестовать Сьюзен, нам придется подловить ее на чем-нибудь таком, в чем ты не замешана.
Я пошире открыла глаз, силясь рассмотреть выражение его лица.
— Правда? Неужели ты мне в этом поможешь?
— Не понимаю, откуда у тебя эта идея фикс — арестовать ее. Ну да, я помогу.
— Я вообще подозрительная.
— И кого ты подозреваешь — ее или меня?
— Выбери кого-нибудь одного.
— Ты и должна быть подозрительной. Сегодня выпускают Нила, и я нанимаю тебя следить за ним. В оба глаза.
— Ни за что! — Я привстала, но все окружающие предметы так резко шатнулись влево, что я тут же снова упала на кровать. — Я же ранена. Как я могу смотреть за кем-то в оба глаза, если я не могу даже одним глазом взглянуть.
От охватившего меня негодования я закипела, как чайник, хотя моя челюсть при этом испытывала невероятные мучения.
— Это глупо!
— Поэтому он и поживет у тебя некоторое время. Разумеется, пока я не подыщу ему что-нибудь.
Я взорвалась:
— А почему бы ему не пожить у родителей? Или у тебя? Отстаньте от меня. Он в считанные часы продаст мой музыкальный центр.
— Понимаешь, он уже заложил большую часть моих вещей. И маминых. Мы не можем принять его — любовь должна быть строгой. А если он поживет с тобой, то уж точно узнает, что такое строгая любовь. Быстро придет в себя. Но я найду кого-нибудь проследить за твоей квартирой, ради безопасности вас обоих. Убью, как говорится, двух зайцев.
В его голосе было нечто, заставившее меня дважды подумать, прежде чем отказать. И тут до меня дошла ужасная правда.
— Ты думаешь, что-то угрожает мне? — спросила я тихо, и мое лицо пронзила пульсирующая боль.
— А ты думаешь, кто-то напал на тебя, чтобы взять твою поддельную сумочку от Гуччи?
— Может быть.
— Сомневаюсь. Но хорошо, что хотя бы твой бумажник остался у тебя в брючном кармане.
— А где же он тогда?
— На подносе, под кроватью. Врачи сказали, что ты должна на шесть часов остаться в больнице — они осмотрят тебя, а потом ты можешь уйти. Позвони кому-нибудь, чтобы забрали тебя. Твою машину я отослал домой.
Медсестра вошла в палату и предупредила, что собирается сделать мне несколько обезболивающих уколов. Но самую сильную боль я почувствовала, когда она втыкала мне в руку иглу. Ненавижу иглы.
— Через минуту все пройдет, дорогая, — сказала она. — Ох, нет, не улыбайся. У тебя на челюсти рана величиной с Нулларборскую равнину. Если будешь двигаться, кровь сразу пропитает повязку, и нам опять придется ее менять.
Я услышала, как она поцокала языком. Как я ее ненавидела!
— Я позвоню тебе вечером насчет Нила, — сказал Сэм, шаркнув креслом.
— Ну что ты привязался! Я не хочу, чтобы он жил у меня! — процедила я сквозь зубы, как упрямый ребенок. — Не хочу, не хочу! Джок выклюет ему все глаза.
— А ну цыц, и делай то, что говорит твой бойфренд, — сказала медсестра. — А не то придется сделать тебе пластическую операцию.
И она расхохоталась — довольно дьявольски, на мой взгляд.
— Он не мой бойфренд, — прошипела я громко, когда медсестра удалилась. — Он мой кошмар.
Я подождала несколько секунд. Долго держать глаза открытыми я не могла и страшилась взглянуть в зеркало.
— Так о бойфренде не говорят, — сказал он, улыбаясь.
— Она ушла? — прошептала я.
— Да. Может, попросить их, пусть зашьют тебе рот? — весело предложил Сэм.
— Я не могу жить в одной квартире с мужчиной! — прошипела я сквозь по-прежнему стиснутые зубы. — Тем более с Нилом. Нет! Ни за что.
— Ты что, хочешь, чтобы я заявил на тебя в полицию?
Наверное, я оцарапала себе бедро, и теперь оно тоже болело, хоть и не так сильно, как лицо. К черту этого Сэма! Я чувствовала себя загнанной в угол.
— Ладно. Приводи его после полдесятого. Я как раз посмотрю «Элиас» . И будет хорошо, если ты принесешь еду. Мужчины столько едят! А у меня только йогурт.
— Когда я тебя видел в последний раз, твоя физиономия была вся в крошках от печенья.
Я нахмурилась:
— Это когда?
— В кафе на Хиндли-стрит.
— Это было низкокалорийное печенье.
— Но очень липкое.
Я лежала и злилась — но больше на себя, чем на Сэма. Должно быть, выглядела я в тот момент не слишком хорошо. Он молчал.
И тут комната наполнилась голосами — это влетели Зара и Джози:
— Ах ты, бедняжка!
— Привет, Сэм!
— Что случилось?
До меня все это доносилось как бы издалека. Мои ноги надулись, как шары, и боль отступила. Это было хорошо. Вместо боли в ногу пришло тепло, и тотчас мне стало лучше. Я улыбнулась, открыла один глаз, и лицо Джози сказало мне все. Чувствовала я себя как ангел, но выглядела, наверное, как человек-слон.
Вколов мне побольше наркотиков, медсестры разрешили мне уйти в полседьмого. Зара осторожно привела меня домой и усадила на диван. Но сначала она передвинула большое зеркало, которое висело над телевизором.
— Не люблю на себя смотреть, когда, как тюлень, валяюсь перед теликом, — сказала она. — А тебе и подавно сейчас незачем пялиться на свою распухшую голову.
Я и вправду чувствовала, что вместо головы у меня как будто переполненный водой шар.
Потом она засуетилась вокруг меня, что было очень приятно. Позвонила на работу, сказала, что мне нужен, по крайней мере, недельный отпуск, так как меня ограбили и избили. В ее устах это прозвучало так, будто я — какой-то асоциальный элемент. Затем Зара приготовила для меня очень сладкий чай.
Я все это время сидела и бессмысленно улыбалась. Потом пила чай, который стекал у меня по подбородку. На меня словно опустилась спасительная пелена. Сквозь нее я посмотрела какое-то телевизионное шоу, сквозь нее видела все вокруг. К тому времени как постучал Нил, у меня созрело желание выпить стакан вина, чтобы продолжить анестезию по-своему.
Зара пошла открыть ему дверь.
— Привет, Нил Ахиллесова Пята, — сказала она, и я одним своим глазом увидела, что она улыбнулась Сэму, который привел его.
Скоро Сэм ушел, сказав, что вернется через час. Я легко устояла перед побуждением убрать в квартире. Лицо мое было скрыто повязкой, глаз был лиловый, поэтому я сочла, что мою привлекательность вряд ли повысит безупречная скатерть.
— Здорово, Зара, — сказал Нил, внося сумки.
Я сидела и улыбалась, как идиотка. Он так и вздрогнул, посмотрев на меня. Наверное, он тоже был не в восторге от перспективы совместного проживания.
— Э-э-э, привет, Кэсс. Спасибо, что пустила. Я только переночую несколько раз, и все.
— Да неужели? — нечленораздельно ответствовала я.
Выглядел он смущенным. Это вывело меня из состояния дзен, и я начала злиться. Он был из тех, кто все время взывает к сочувствию и кого всегда прощают. Он всеми манипулировал, хоть и не хотел себе в этом признаться. Я еще больше разозлилась, когда Зара предложила ему угощение.
— Нил, не желаешь ли горячего шоколада? — спросила она чопорно и дала ему мою любимую кружку с логотипом шоколада «Хейг». — А конфетку?
Я хмурилась — чего она суетится вокруг него, как будто он солдат, вернувшийся с войны? Он же просто мой бывший бойфренд, более того — уголовник. Мне так и хотелось завопить, что я устала, что я больна и меня тошнит, но я сдержалась.
Спустя некоторое время я собралась с силами и, как вежливая хозяйка, сказала:
— Ты можешь спать на этом диване. Полотенца в шкафу в ванной. Я достану тебе простыни и одеяло.
Повязку при этом я старалась не сдвигать. Несколько часов ее еще можно было выдержать, но теперь это становилось невыносимым.
— Спасибо, — ослепительно улыбнулся он.
Я в раздражении слезла с дивана и присоединилась к Заре на кухне. Там я налила себе бокал вина.
— Зара, ты будешь? А ты, Нил?
Поколебавшись, они оба отказались. Зара, наверное, потому, что уходила, а Нил — потому, что принимал лекарства, избавляющие от пристрастия к героину. Надо сказать, что алкоголь не улучшил моего настроения. Зара собрала свои вещи.
— Будь умницей, — приказала она тихонько возле двери и, указав мне за плечо, добавила: — И следи за бумажником.
Я плотно закрыла дверь, обернулась и увидела картину, от которой сердце у меня так и забилось. Нил сидел в том же кресле, где в прошлый раз сидел Сэм, так же положив ноги на журналы. Я что, влюбляюсь в одного и того же мужчину, просто в разных версиях?
— У тебя действительно прекрасная квартира, Кэсс. Жаль, что так вышло с твоими щеночками.
— А?
И тут я вспомнила Оскара и Дугала — вымышленных шаловливых щенков. Наверно, я покраснела, но из-за повязки, надеюсь, он этого не заметил.
— Сэм сказал, что тебе пришлось отдать их, потому что соседи жаловались.
— Ах да, — промямлила я, с благодарностью ухватившись за эту ложь. — Мистер Крабтри такой брюзга. Сам увидишь. Но у меня есть попугай, он сейчас спит на шкафу. О'кей, — продолжила я, воодушевившись пришедшей мне в голову идеей, — здесь у нас в доме свои правила. Мистер Крабтри зациклился на мытье подоконников и окон, заставляет драить их каждую неделю. Может быть, ты сможешь это делать?
— Конечно, — просиял он. — Мне нравится убираться.
Я нахмурилась:
— Раньше я что-то этого не замечала. Ты не любил убираться. Я видела твое жилище.
— А теперь нравится, — сказал он, слегка запинаясь, но с непоколебимой решимостью делать все правильно. Да уж, великое дело — презумпция невиновности.
— Прекрасно. Завтра мне нужно отлучиться. И когда меня не будет, ты можешь отработать уборкой за проживание.
Мне ужасно хотелось уйти. Еще мне хотелось посмотреть, кто будет за нами следить. Полиция или просто знакомые Сэма? Хотя неважно, лишь бы они остановили Нила, если он вздумает стащить мои диски.
— Сэм сказал, что ты должна сидеть дома, гм, из-за твоего лица. — Он зажестикулировал около своего подбородка, как будто я была не в состоянии понимать обычную человеческую речь.
— Сэм вообще слишком много говорит.
— Да уж. Хотя он крутой. Он покупает мне одежду.
— Сколько тебе лет? — поддразнила я его. — Ты что, двенадцатилетний ребенок?
— У меня задержка в развитии, — сказал он тихо.
— То есть?
— Мой психолог сказала, что в эмоциональном плане я еще ребенок. И пока не стал взрослым. Так что в принципе, может, ты и права.
Этого я не ожидала.
— Что еще она тебе сказала?
Он улыбнулся:
— Что я не могу сам о себе позаботиться. Что мне нельзя доверять. Что я ненавижу себя.
— Ненавидишь? — спросила я тихо, подозревая, что приняла слишком много обезболивающего. Когда мы с Нилом встречались, он так не говорил.
— Да. Большую часть времени. Всем, кого любил, я причинил боль, включая тебя, — сказал он и взглянул вверх, — хоть и не нарочно. Но теперь мне придется за это ответить. Это шаг первый — принять свои ошибки. Понять, что ты в кризисе.
— Ясно, — пробормотала я. Похоже, нас ожидало веселое житье-бытье.
— У тебя, наверное, лицо очень болит… Нет, вы только посмотрите на нас. Я — безнадежный наркоман, с зависимостью от дряни, которая мне стоит сто долларов ежедневно, а вместо завтрака я курю марихуану. — Тут он поднял руку и выкрикнул: — Да-да, я знаю — в помещении не курить! А ты… Ну, ты…
Прежде чем он успел сказать что-то еще, я встала:
— Хватит, это какая-то экранизация «Отверженных». Я собираюсь заняться приготовлениями ко сну. У меня был длинный день.
— Я тоже не могу его больше выносить.
— Ох, ради бога… Тут тебе не шоу Джерри Спрингера. И запомни — мы просто соседи на несколько дней. А не друзья. Никакие не друзья, — прибавила я твердо.
Он помолчал и сказал:
— Сэм вернется с минуты на минуту с едой и вещами.
— Знаю, — сказала я, успокаиваясь. — Так что тебе, наверно, лучше вернуть обезболивающие таблетки, которые ты уже у меня стащил.
С изменившимся выражением лица он вытащил из кармана упаковку таблеток. Я молча взяла их и задвинула занавески на окнах, отгораживаясь от вечерних огней.
— И прими душ, когда он уйдет. Если соберешься завтра убрать и что-нибудь почистить, то начни со своей одежды.
— Я расскажу Сэму, что ты собираешься завтра на улицу, — тихо сказал Нил.
— А я просто выпру тебя на фиг, и тебя опять пошлют на реабилитацию, — парировала я. — Так что уж выбери что-нибудь одно. Ты, конечно, как черт, будешь упираться и не даваться, не позволяя людям помочь тебе. Но и я тоже не дам тебе испортить мою жизнь. У меня и без тебя это хорошо получается.
Я налила себе стакан воды трясущимися руками и пошла спать. Впервые мне захотелось, чтобы моя спальня отделялась от гостиной. Сейчас ее отгораживал только платяной шкаф и стеллаж, но свет проникал из гостиной и бил мне прямо в глаза. Я встала и повесила пальто на выступ второй полки. Заблокировав таким образом источник света, я опять заползла под одеяло.
Минут через десять я услышала стук в дверь. Они тихонько разговаривали — с час или около того. Потом Сэм ушел. Засыпая, я слышала, как Нил слонялся по квартире. Должна признать, что засыпать было очень приятно, как будто я лежала подле телевизора воскресным утром, впадая в сладкую дремоту. Мне снились конфеты и сериалы.

Когда на следующее утро я вышла на улицу, машина слежки уже стояла у обочины. Парень за рулем не обратил на меня внимания, когда я проходила мимо, но, как только я проскользнула в магазинчик, потянулся к чему-то лежащему на заднем сиденье. Игнорируя пристальный интерес к моему забинтованному лицу, я вышла из магазина, прошла по улице и быстро вернулась в квартиру по боковой пожарной лестнице. Приблизившись к своей двери, я услышала крики, доносящиеся из комнаты. Что такое, ведь я вышла буквально на пять минут!
Повозившись с ключом, я рванула дверь на себя и увидела, как Нил, облаченный в ярко-красную пижаму, отбивается от озверевшего Джока, который пикирует на него, как истребитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34