Они разрешили мне остаться там. Я настояла, просто сказала, что не уйду, и все! Они уверяли меня, что это самое обычное обследование. Если они еще раз произнесут слова «самое обычное обследование», я не знаю, что сделаю. Наверное, закричу…
Она опустила голову и вздохнула. Голос ее звучал как обычно, и я не сразу осознал, что она плачет.
– Элли, не надо плакать, пожалуйста… – Я положил руки ей на плечи. – Я пойду вместе с тобой. Позволь мне пойти…
– Нет. Я хочу остаться с ним наедине. – Она отодвинулась. – Позвони завтра. Мы вернемся домой ближе к обеду. Но… все же я зашла не случайно. Мне надо кое-что передать тебе… – Она приподняла полу мокрого плаща и достала коричневый конверт. Точно такой, в котором лежала тетрадь Ребекки.
– Его прислали отцу сегодня утром, как раз перед нашим отъездом. Он его еще не видел. И мне не хочется, чтобы он попался ему на глаза. Ему снова станет хуже. Все эти воспоминания о прошлом, беспокойство из-за того, что он сделал или, напротив, не сделал двадцать лет назад… – Она завернула влажный шарф вокруг шеи и протянула мне конверт. – Возьми его, только не говори отцу, что он у тебя. Не упоминай ни единым словом, пока отец не окрепнет окончательно.
– Прочесть? – переспросил я.
Мне кажется, она услышала надежду, прозвучавшую в моем голосе, и нахмурилась.
– Да. Прочти. Это настоящий документ. Ты всегда мечтал добыть подлинное свидетельство, сложить кусочки прошлого, чтобы получилась общая картина. И потом написать книгу. Это ведь то, чем ты занимаешься?
Наступило молчание. Она отвернулась от меня, и я не мог видеть выражения ее лица.
– Элли? Ты знаешь? И как давно тебе это стало известно?
– Господи, неужели ты принимал меня за идиотку? Если хочешь кого-то убедить в своем обмане, не смешивай его с правдой. Лучше уж лгать с самого начала до самого конца…
Так мне кажется.
Она приоткрыла дверь и выглянула наружу. Покрывало дождя поредело и стало более прозрачным.
– Зачем надо было упоминать про Кембридж? Ты же знал, что там работает моя тетя Роза. Такие вещи очень легко уточнить или проверить.
– Может быть, по той причине, что не думал, будто кого-то эти сведения заинтересуют, – уклончиво ответил я.
– Меня интересуют. Я хотела знать, с кем мы имеем дело. Я хочу знать, кто становится нашим так называемым другом. Почему он пытается сблизиться с моим отцом. Какое-то время я выжидала и не торопилась ничего выяснять. Целую неделю я просто размышляла над этим. И надеялась: он позвонит нам перед отъездом и объяснит все сам. Я везла тебя в тот день на станцию и думала, что ты расскажешь мне обо всем по дороге. Но когда ты зашел в вагон и так и не произнес ни слова, я позвонила Розе, дала ей твое описание и попросила кое-что уточнить. Ты человек необычный и запоминаешься с первого взгляда. Так что выяснить, с кем мы имеем дело, не составило труда. В Кинге у Розы много старых знакомых и друзей. Так что ей хватило пары телефонных звонков…
– А! Теперь я понял. – Я повернулся к ней. – Один звонок ее другу в Кинг, а другой – мне, в Лондон. Значит, это была Роза? Чтобы окончательно убедиться. А ты мне сказала, что никому не давала этого номера…
– Я солгала. Разве я не имела права лгать? Ты же обманывал нас все это время. Ты заставил моего отца полюбить тебя, вошел к нему в доверие. И все это время вводил нас в заблуждение. Ты приходил в наш дом под вымышленным именем…
– Это не вымышленное имя. Не совсем… – Я помедлил. – Элли, позволь мне пойти с тобой, чтобы я мог тебе все рассказать. Мне хочется объясниться – я уже почти готов был признаться, когда мы говорили вчера по телефону…
– Сейчас нет ничего проще, чем говорить это. Вчера? Как удобно. Что ж, а сейчас у меня нет времени на то, чтобы выслушивать объяснения. Мне надо идти. И к тому же я очень хорошо представляю, как тебе не терпится открыть конверт.
– Не уходи. Вот посмотри: я купил это для тебя вчера. – Я подошел к столу, вынул свою книгу и протянул ее Элли. Она молча смотрела на нее, но я не видел ее глаз.
– Ты купил ее для меня? Вчера? Ты не обманываешь?
– Нет, Элли.
Она подняла голову, и я увидел, как переменилось выражение ее глаз.
– Но почему вчера? Почему не раньше?
– Никаких особенных причини на то не было. Просто я решил, что больше не могу притворяться. Книгу читать незачем. Она очень скучная и нудная, написана сухо, там полно сносок…
– Но я привыкла к сноскам…
Мы стояли и смотрели друга на друга. Ее искренние, правдивые глаза потеплели, она улыбнулась, затем, неожиданно поддавшись порыву, подошла и поцеловала меня.
– Какой ты соленый, – сказала она. – Сколько часов ты провел у моря? И промок до нитки, мистер Грей, мистер Галбрайт, Том… Как мне теперь называть тебя?
Я что-то попытался произнести, схватил ее за руки, но она выскользнула из моих объятий и устремилась к двери:
– Этот коттедж такой холодный, здесь можно превратиться в сосульку. – Она озабоченно посмотрела на меня. – Прими мой совет: переоденься в сухое, разожги камин и только после этого садись читать…
Стоя на ступеньках, я смотрел, как пелена дождя размывает ее фигуру, пока она не превратилась в смутную – словно привидение – тень. И я думал о том, как она меня поцеловала. А потом решил, что нет смысла все время возвращаться к этой сцене.
Войдя в дом, я взял пакет, который передала мне Элли, и принялся рассматривать его. Тот же самый почерк, что и в той тетради, которую получил полковник в первый раз. Конверт пришел ровно через неделю. Элли открыла его и проверила, что там лежит.
Я вытащил еще одну черную тетрадь. И заметил, как при этом от нетерпения дрожат мои пальцы. Открытки в тетради не оказалось, зато все страницы были исписаны. Черные чернила. Размашистые заглавные буквы. Кое-где чернила немного расплылись – то ли от слез, то ли от брызг морской воды.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыть тетрадь, но я внял совету Элли. В доме стоял собачий холод, и я запросто мог простудиться. Переодевшись, я затопил камин. Потом задернул занавески, включил настольную лампу, придвинул ее поближе и сел за стол.
Кто отправил этот конверт?
Та ли эта тетрадь, в которой Ребекка делала записи, когда к ней пришел полковник? Действительно ли здесь содержится описание ее жизни, как она собиралась сделать когда-то? Вспоминая рассказы Артура, я представил себе комнатку, где она скрывалась от всех, и подумал о том, что Ребекка вошла в мою жизнь, навсегда изменив ее.
Испытывая самые противоречивые чувства: надежду, сомнения, страх и уверенность – теперь-то все должно проясниться, – я открыл тетрадь и начал читать.

Часть 3
РЕБЕККА
Апрель 1931 года
21
Какой сегодня холодный день – море зеленое и сверкает, как бутылочное стекло, а небо чистое и голубое. И сегодня я думаю о тебе целый день, мой дорогой.
Макс ушел, я свободна и рано утром убежала сюда, к себе. Завтракать в этой гробнице на серебряных тарелках, пока Фриц важно ходит туда-сюда, – нет, это выше моих сил. Утром я не могу есть: только чашка кофе и кусочек поджаренного хлеба, а потом надо садиться за стол, писать письма, приглашения, составлять меню, заранее расписать все по часам и минутам. В десять мы с Джаспером отправились на прогулку в лес – уже появились первые азалии. И только чайки составили нам компанию.
Мы спустились с ним на берег, я стала бросать Джасперу палки, он прыгал за ними в воду, а потом нес их мне и встряхивался – от него разлетались алмазные капли, такие большие, как градины. Они переливались на солнце, как камешки на моем кольце.
Когда-нибудь я приведу тебя сюда, моя любовь, и покажу самые укромные уголки на берегу. Скалу, которую облепили розовато-лиловые мидии, словно это ноготки русалок. Место, куда волны наносят ветви, там я собираю и сушу их, чтобы топить печь. Я покажу тебе, где глупыш каждый апрель вьет гнездо и откладывает одно-единственное белое яйцо.
А еще я тебе покажу затон, где так глубоко, что можно утонуть. Сегодня я посмотрела в него и увидела твое отражение. Водоросли превратились в твои волосы, ты прищурился – это были ракушки, и протянул мне навстречу открытую ладонь – морскую звезду. Прибой поет тебе колыбельную, твои кости будут такими же крепкими, как кораллы, ты будешь быстрый, как рыба. Двигайся, мой дорогой. Торопись, и ты скоро родишься. Мне так хочется прижать тебя к груди и показать тебе Мэндерли. Скоро все это станет твоим.
Более подходящего места для привидений мне еще не доводилось встречать. Ты чувствовал сегодня их присутствие? А я чувствовала. Их привлекает море – как оно шепчет, как оно накатывает на берег, как шуршит песок. Моя мама – она тоже проведала нас и танцевала босиком на волнах, а волосы – цвета старого золота – раздувались на ветру. Когда она распускает их, они доходят до пояса. Отец тоже показался, но он прятался за скалами, такой высокий, в черной одежде. Во мне течет их кровь – светлое и темное – и в твоей тоже, мой любимый, мой единственный.
И мы с тобой тоже как привидения, нас никто здесь не видит – ты знаешь об этом? Но и та, другая Ребекка тоже здесь. Правда, императрица никогда не спускается на берег. Она стояла наверху в своих шелках и меховой накидке. Она родилась в доме, который назывался «Святая Агнесса», и мы до сих пор вместе. Когда надо, я всегда могу позвать ее. Но иной раз она своевольничает – и это тревожит меня. Будь с ней поосторожнее, не переходи ей дорогу. Несмотря на то, что она такая обаятельная. У нее взгляд острый, как бритва, а из кончика пальцев вырывается огонь, она способна подкрадываться тихо и незаметно, как змея. И я зову ее госпожа Медея.
Она приходила и сегодня, искала способ отомстить, как мне кажется. Месть как дрова для огня, – она питает ее. И эта девочка пришла с ней. Бесцветная девочка, которая, глядя на Мэндерли, думала, что будет жить здесь.
Я вспоминала, как эта невзрачная девчонка в первый раз появилась здесь и побежала к берегу моря. День был светлый и радостный, море – прозрачным и безмятежным. И я подумала: «Чего бы это мне ни стоило – я заполучу Мэндерли». Я еще была такой маленькой тогда – до того, как научилась расти, и грызла ногти, мне тогда исполнилось тринадцать лет, почти четырнадцать, но я выглядела лет на десять. И такая непривлекательная! Мамы не было рядом, она уже была смертельно больна, хотя никто не сказал мне об этом. Что касается отца, то я знала только его имя, он тогда еще не проявился в моей жизни – и я была одна: некрасивая и неумная, лишенная воли, просто малосимпатичная девчонка, и я стояла здесь на тропинке в необычно жаркий осенний день, и желание переполнило меня с такой силой, что даже заболело сердце и перехватило дыхание.
И тут по тропинке к бухте спустился Макс. Я слышала о нем, но увидела в первый раз. Он приехал с фронта, на нем была военная форма. И он должен был уехать уже сегодня. Его отец умирал в своей комнате, служанки суетились в доме, его бабушка отдавала распоряжения. «Мне не хватает слуг, – жаловалась она. – Как я могу управлять домом без лакеев?»
Солнечные лучи упали на Макса, и пуговицы на мундире засверкали. Револьвер висел в кобуре. У него были карие глаза и мужественное лицо: сын и наследник. Я посмотрела на него и подумала: «Вот!»
Моя любовь, мне столько еще надо рассказать тебе.
Эти призраки немного сердят меня – особенно эта девочка, потому что я знаю, что можно ждать от нее. Честно признаюсь тебе, в последнее время я довольно часто чувствую усталость и слабость. Мне требуется столько сил, чтобы вырастить ребенка. У него образуются косточки, сухожилия, формируется нервная система. И тогда я прихожу сюда, ложусь отдохнуть и жду, когда ты подашь знак: ударишь меня кулачком или ножкой в живот. Мне этого очень хочется. Прошло уже четыре месяца, а ты такой тихий – это беспокоит меня.
Я стараюсь есть больше обычного, ведь я такая хрупкая, это не очень хорошо для тебя. Чтобы приободриться, сейчас заварю чай, съем печенье, и мне станет получше. А теперь я разожгла камин, и собранные мною в бухте ветви горят так ярко. Оставшаяся на них соль придает языкам пламени то голубоватые, то зеленоватые, то желтовато-изумрудные оттенки. Начался прилив, и ветер стучится в окно. Я задернула занавески и зажгла лампу, чтобы тебе стало уютнее и теплее. На полу лежит пушистый ковер, и на нем у камина спит Джаспер. Мне так хорошо внутри этого домика – как тебе внутри меня, мой хороший.
Через несколько дней мне непременно надо будет съездить к врачу в Лондон. Надо было бы сделать это намного раньше, но я почему-то побаивалась. Я твердила себе: это слишком хорошо, чтобы походить на правду, а если я договорюсь о приеме, то месячные могут снова возобновиться. И я выжидала, пока и без всякого врача не убедилась: сомнений нет. И я теперь чувствую тебя под сердцем. Но мне надо теперь убедиться, что ты растешь здоровым и крепким. Сегодня после обеда меня вдруг охватила печаль, я вспомнила про свою мать, которая умерла, подарив жизнь моему сводному брату. Однажды мы встретились с ним здесь, в церкви, – очень нервный мальчик, с такими же, как у меня, глазами, а голову он держал точно так же, как моя мать, и подбородок такой, как у нее. Она никогда не видела его, а он ее. И мне вдруг стало страшно. А вдруг и с нами такое же случится?
Но я сильная и здоровая. Я никогда ничем не болела и даже не знаю, что это такое – лежать в постели, вот только эти последние несколько месяцев. Как жаль, что матери не бессмертны. Боги, а иногда и мужья начинают завидовать их радости и причиняют им вред. Я ничего не придумала – просто такое случается, мой дорогой.
А мне не хочется, чтобы ты рос без моей защиты. И мне не хочется, чтобы посторонние – те, кто не любил и не понимал меня, – рассказывали тебе про меня всякую чушь. Мне хочется, чтобы ты знал, кто я. Я хочу, чтобы ты знал, где найти меня. Знай: я такая же настойчивая, как тень отца Гамлета с его словами об отмщении. И если тебе захочется встретиться со мной, ты найдешь меня в Мэндерли, и я не буду обращать внимание на крик петуха и не буду ограничивать себя тесными временными рамками – от полуночи до рассвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62