https://wodolei.ru/catalog/vanni/Kaldewei/
«Их голоса, хотя не сказать, что легендарные, чрезвычайно приятны, – писал кто-то из журналистов, – они просто идеально сочетаются в превосходной гармонии. Мистер Саймон Торн порой слишком эмоционален, тогда как мисс Пенелопа Лейдли поистине бесподобна».
Они пели сладкие, романтичные, грустные романсы, иногда даже исполняли комические зарисовки.
Я пролистала фотоальбом и остановилась на снимке, где Саймон и бабушка Пенелопа были на вилле: Саймон сидел за пианино, а тетя Пенелопа стояла рядом с бокалом коктейля в руке, рот ее был открыт, будто она пела вместе с ним. Я внимательно пригляделась. Она вполне могла быть именно в тех серьгах, одну из которых нашел Денби. Точно, на общей фотографии в рамочке она была именно в них. Ожерелье тоже должно быть на ней, как и на той фотографии с венецианского бала. Я еще ниже склонилась над столом, чтобы получше разглядеть фото.
Венецианской фотографии не оказалось. Она исчезла. В альбоме осталось лишь темное пятно, подтверждающее то, что она когда-то здесь была, и еще уголки, которые обычно приклеивают, чтобы фотография держалась.
Кто-то украл именно то фото, где видны не только сережки, но и ожерелье.
Мне не хотелось беспокоить Джереми, но я не могла сдержаться. Я набрала его номер и, услышав сигнал автоответчика, сказала: «Джереми. Это Пенни. Я узнала, что украл вор. Фотографию тети Пенелопы, где явно видно ожерелье. Оценщик еще не сказал, сколько оно может стоить? Позвони».
Я вернулась к фотоальбому и стала внимательно рассматривать фотографию Саймона. Они с тетей Пенелопой определенно были хорошими друзьями. Интересно, он еще жив? На столике я заметила телефонную книгу и, разумеется, легко нашла его номер. Я не могла удержаться и тут же набрала нужные цифры. Саймон Торн ответил со второго гудка и, узнав, кто я, попросил немедленно приехать.
Глава 24
Саймон Торн жил в Блумсбери, в небольшом уютном квартале, сплошь усеянном аккуратными старыми домиками. К черту англичан, которые критикуют слишком яркие цветы и никогда не выращивают их в своих садах, но когда дело доходит до покраски входной двери собственного дома, какие только тона не идут в ход! Ярко-красные, зеленые, небесно-синие. Дверь в домике Саймона оказалась фиолетовой. Я позвонила в дверь, обратив внимание на то, что дверная ручка находится в самой середине двери, в то время как американцы устанавливают ее сбоку. Хозяин открыл сам.
Он оказался невысокого роста, но достаточно мощный и коренастый. Он двигался с грацией пантеры. В голосе явно угадывались годы курения сигар и потребления джина. Но он был определенно жизнерадостным и воодушевленным человеком, одним из тех, кто всю жизнь развлекает других и даже вне работы остается в приподнятом расположении духа. У Саймона были внимательные карие глаза, длинный прямой нос, голова слегка начала лысеть, хотя каштановые с сединой волосы были аккуратно прибраны. На нем был парчовый халат зеленого цвета с золотой отделкой и с золотыми кисточками на поясе, под халатом была надета кремового цвета рубашка и коричневые штаны из качественной шерстяной ткани. Зеленые носки, коричневые тапочки и шелковый зеленый шарф завершали его домашний образ.
– Моя дорогая! – воскликнул он сразу, как только открыл дверь. – Так вот ты какая, Пенни. – Он склонил голову набок и оценивающе стал меня разглядывать. – Не сказать, что прямо вылитая бабушка, – прокомментировал он. – Она была несколько ниже ростом, да и нос был совсем другой. Я бы даже сказал, что лоб выше и симпатичнее, чем у нее. И все же семейное сходство прослеживается. Я имею в виду не только внешность, но и то, как ты ведешь себя. У нее была такая же привычка слегка привставать на носочки, как и у тебя. Ты танцуешь, моя дорогая? А! Я так и думал, ты бросила это дело!
Саймон говорил театрально, с долей печали в голосе, будто, когда я бросила заниматься танцами, мир потерял великую танцовщицу. В то же время он широко улыбался, показывая, что эта трагедия исчезла, вмиг растаяв в воздухе.
Он провел меня в гостиную, которая выглядела так, словно в ней жила пожилая дама. Цветастые покрывала, обрамленные кружевом, китайские фигурки на полках, лампы с вычурными абажурами; у самой стены красовалось пианино.
Саймон сказал мне, что весь дом принадлежит ему, хотя сам он занимает лишь первый этаж. Он объяснил, что все эти годы он содержит пансион для актеров, которые известны тем, что не очень-то любят платить за свое жилье.
– Но мне нравится знакомиться с новыми людьми, наблюдать, как они приходят и сменяются вновь въехавшими жильцами, – добавил он.
– Вы все еще играете? – Я кивнула на пианино, но тут же поняла свою ошибку – пожилые люди не любят, когда им напоминают о возрасте.
Саймон был живым и веселым, поэтому ответил бурным театральным вздохом:
– Дорогая, это вроде секса или катания на велосипеде, попробовав один раз, никогда не забудешь. Но вдруг наступает тот день, когда понимаешь, что занимаешься этим намного реже, чем раньше. Скажи мне, что привело сюда юную родственницу моей старинной партнерши по пению и что за вещицу, так красиво упакованную, ты держишь в руках. Неужели это подарок?
Действительно, я принесла ему лучшее шампанское, какое смогла себе позволить. Потерев в предвосхищении руки, Саймон разорвал упаковку и минут пятнадцать потратил на то, чтобы заполнить ведерко льдом, водой и солью.
– Шампанское нужно пить очень холодным, – посоветовал он, – никогда не доверяй тому, кто подает теплое шампанское. Нельзя заставлять ждать лишь двух вещей: страстного любовника и холодное шампанское. А что у тебя в папочке?
Я достала несколько газетных вырезок о тете Пенелопе. Саймон простонал, явно узнав их. Еще я принесла фотографии; надев очки, Саймон подолгу разглядывал каждую.
– Ах, тени молодости! – вздохнул он.
Мне пришлось подождать с вопросами, пока Саймон не успокоится. К моей радости, он был просто счастлив отвечать на каждый из моих вопросов, особенно когда оказалось, что шампанское вполне холодное, чтобы им наслаждаться.
Саймон благоговейно наполнил два старинных бокала с позолоченными ножками в виде веток дерева с листьями, обрамляющими дно бокала, и протянул один мне.
Он выпил первый бокал с таким выражением лица, будто хотел оставить бутылку до следующего раза, как человек, который благоговейно хранит и как можно дольше растягивает подобное наслаждение. Но я настояла, чтобы он разлил по второму разу, поскольку атмосфера стала более живой и мне был просто необходим хороший рассказчик. Саймон обожал восторженную аудиторию, так что мы быстро нашли общий язык. Узнав, что я чрезвычайно заинтересовалась местами, где любила бывать моя двоюродная бабушка, Саймон тут же, обратившись к карте Лондона, показал, где они обедали, где бабушка Пенелопа посещала массажистов и гадалок и в каких театрах они выступали.
– Веселее было в те дни, правда? – спросила я.
Саймон понимающе посмотрел на меня.
– И да и нет, дорогая моя. Помогало, если друзья были богатые или умные. К тому же, мне кажется, слово «богатство» подразумевало не это неловкое понятие, что оно приобрело сейчас. И наверное, тогда был более спокойный, размеренный ритм, нежели современный – шумный и даже сумасшедший. К тому же слишком многое просто умалчивалось – аборты, преступления, гомосексуализм, наркомания. Мне бы хотелось быть честнее тогда и менее откровенным в это время. Тем не менее еда в те времена была гораздо вкуснее. – Саймон глубоко вздохнул. – Но молодым море по колено! – Он игриво погрозил мне пальцем.
Я спросила о вилле и «драгонетте».
– А, да, конечно. Помню, помню эту машину, – заинтересованно сказал он. – Мы прокатились на ней по всей Ривьере. Пенелопе очень не нравилось водить в Лондоне, городское движение для нее просто жуть. Но какие же были пикники, вечера на побережье! А вечеринки, какие вечеринки! Невозможно было предугадать, кого и с кем найдешь на заднем сиденье авто, когда уезжаешь с парковки в четыре часа утра.
Саймон рассказывал о том, где тетя Пенелопа покупала наряды, из чего они были сшиты и в каком кабриолете они оба подхватили бронхит, после чего хриплыми голосами исполняли песни, а слушатели так ни о чем и не догадались.
– А не расскажете о богатом поклоннике тети Пенелопы?
– Бельведер Ганновер Уэнделл Третий? Мне всегда казалось, что он недалекого ума, но Пенелопа, похоже, находила с ним общий язык. Он был не последним человеком в политике, так что, слава Богу, не часто бывал рядом. Кстати, у него была жена и дети и на особо крупных вечеринках мне частенько приходилось притворяться, что Пенелопа моя спутница. Но честно говоря, никто не верил.
– Бабушка Пенелопа наверняка всегда была стильной дамой, – сказала я, показывая на фотографию, где они оба стояли около пианино. – Интересно, где она взяла все эти украшения?
Мой непринужденный тон никоим образом не обманул его. Он, словно кошка, был всегда готов к какой-то ловушке. Он прекрасно знал о драгоценностях и о битве за наследство – я это поняла по его пронизывающему взгляду.
Он изучающе, поверх очков, которые сползли на кончик носа, посмотрел на меня.
– Ты что-то нашла? – ответил он вопросом на вопрос.
– Одну серьгу, – призналась я, – не знаю, где вторая.
Саймон по-отечески погладил мою руку.
– Не переживая, дорогая моя, – сказал он успокаивающе, но с легким упреком. – Не стоит.
Выдержав паузу, я спросила:
– Что вы имеете в виду?
– Это подделка, – грустно констатировал он.
– Подделка? – переспросила я.
– Да, подделка, – убежденно продолжал он. – Все ее украшения просто стразы.
– Все?! – эхом переспросила я.
– Абсолютно все.
– Вы хотите сказать, что вся бижутерия бабушки – это лишь дубликаты ее настоящих украшений? – спросила я.
Разумеется, мне было известно, что многие богачи хранили настоящие драгоценности в сейфах, а носили подделки. Но Саймон снова покачал головой.
– Нет, дорогая моя, все это были подделки, – сказал Саймон. – В наши времена было принято носить не настоящие драгоценности, хотя некоторые были довольно милы. Сегодня подобные вещи могли бы неимоверно цениться, но все вдруг заинтересовались стилем ар деко. Никогда не интересовались, и вдруг просто нет отбоя! Если сказать, что эти вещи старомодны, так никто больше не достанет подобного. Понимаешь, Бельведер никогда не дарил ей бесценных подарков, только его жена получала настоящее. А Пенелопе было все равно, она никогда и не задумывалась о настоящих драгоценностях. Вот такая она была. Однако Бельведер никогда не отказывал ей в новых нарядах.
Мама мне что-то такое рассказывала, но надо было сыграть удивление.
– Интересно, на что же она покупала такие дорогие дома? – сказала я.
Усмехнувшись, Саймон продолжал:
– Дорогая моя, ты же не думаешь, что все эти милые вещицы твоя бабушка покупала, зарабатывая в театре? Ее брат Роланд получил большую часть наследства их родителей. Ох и мерзкий тип. Некоторые люди радуют только лишь своим присутствием, как, например, Пенелопа. А некоторые, такие, как Роланд, просто свет божий застят. Сестра Берил – твоя бабушка – была чем-то средним. Но именно Пенелопе на удочку попался очень жирный тунец.
– Какой тунец? – не удержалась я, но тут же поняла, о чем идет речь. – А, вы, наверное, имеете в виду того богатенького кавалера.
– Они были чрезвычайно милой парой с твоей двоюродной бабушкой. А в ответ она обещала никому не рассказывать о его существовании, – подытожил Саймон.
– А она его… я хочу сказать… – Я не могла подобрать нужных слов.
– Угрожала? Шантажировала? Конечно, нет. Это совсем не в ее стиле. Чувства остывали, по крайней мере по отношению к Пенелопе, и он прекрасно видел, что она становилась беспокойной. Кроме того, стало появляться довольно много беспечных леди, которые могли послужить хорошей пищей для скандала. Возможно, ты не представляешь, что значил скандал в то время, но поверь мне, головы летели, карьеры рушились, случались даже самоубийства. Короче говоря, могло случиться все, что угодно, когда такая беззаботная мадам начинала болтать лишнее… Ну вот, приятель Пенелопы и решил не рисковать, – продолжал историю Саймон, – купил ей прекрасную квартиру в Белгрейвии и виллу на юге Франции, просто чтобы она держала язык за зубами. Не люблю подобных отношений. Лично я считаю, что мужчина просто обязан заботиться о даме, когда они вступают в пору зрелого возраста. Это вполне естественно. Но Бельведеру никогда не нравилось солнце. Он был из тех мужчин, которые ходят на пляж в том же костюме и ботинках, что и в офис. – Саймон пожал плечами. Я, наверное, все еще выглядела удивленной, и Саймон продолжал: – Только не говори мне, что и квартира, и вилла исчезли, – сказал он встревоженно. – Они стоят миллионы.
Я успокоила его, сказав, что с недвижимостью все в порядке и что все уже поделено между наследниками. Я была еще не готова сказать ему, что борьба за виллу в самом разгаре.
– Хорошо, – коротко подытожил он, – надеюсь, твоя доля поможет тебе начать что-то свое. Этого вполне достаточно любому человеку, особенно если Бог наградил его таким красивым личиком и немалым умом. – Саймон вновь обратился к фотографиям. – Ну, давай посмотрим, кто нам еще встретится на этом бульваре воспоминаний. – Он вздохнул при виде опрятно одетого шофера, позирующего у автомобиля. – О, Джулио! – воскликнул он. – Каким же красавчиком он был! Девчонки дрались из-за него.
– Какие девчонки? – поинтересовалась я.
Саймон достал бутылку шампанского из ведра со льдом, подождал, пока кусочки тающего льда сползут вниз, и разлил остатки божественного напитка по бокалам.
– Не стоит оставлять такую малость, – сказал он. – О чем мы говорили, Пенни, дорогая?
– Вы рассказывали, что девушки дрались за этого парня, – напомнила я. – Какие девушки? – Я думала, он начнет какую-нибудь историю о дочери дворецкого или скромной служанке.
Саймон лукаво взглянул на меня:
– Девушки. Ты спрашиваешь, какие девушки? Пенелопа и Берил, конечно.
– Кто?! – не удержалась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36