Качество удивило, рекомендую всем
.. — в его голосе слышались слезы, испуг и отчаянье.
Она остановилась над ним и с такой ласковостью, какую сама от себя не ожидала, ответила:
— Я никуда не ухожу… что ты, мальчик мой…
Егор только и смог, что притянуть ее руку к своему лицу, целуя кончики пальцев. И Марго пронзительно осознала, что чувствует сейчас совсем не то, что должна бы почувствовать — стыд, усталость, разочарование в себе, пресыщенность и обычную брезгливость… Она чувствовала в себе новое, еще более сильное зарождающееся желание близости со своим единственным мужчиной — в одночасье вызревшего из мальчишки, почти ребенка.
Егор все держал ее за руку, медленно приходя в себя, успокаиваясь, а она стояла рядом, не догадываясь присесть на диван или тут же на пол. Когда его дыхание почти выровнялось, Марго, чтобы не затягивать неловкую паузу спросила:
— У тебя есть зажигалка? Мне не от чего прикурить сигарету.
— Нет. Я не курю, — Егор, наконец, поднял на нее глаза, — Но если хотите, прикурю вам хоть от лампы.
— Пожалуйста… — Марго просительно взглянула на него и шагнула к своему столу за дежурной пачкой.
Через минуту она вернулась с сигаретой в тонко подрагивающих пальцах и протянула ее Егору.
Егор поднялся, подошел к столу, на котором горела настольная лампа. Скоро кончик сигареты заалел, и Егор вернул ее Марго. Но стоило Маргарите Николаевне только поднести сигарету к губам, как он вдруг резко выхватил ее из пальцев и смял, забыв, что она раскурена и можно обжечься.
— Нет, не курите, это не для вас! — воскликнул он, а потом, немного смутившись, добавил, — Простите, Маргарита Николаевна…
— За сигарету? Или… — спросила она машинально — За сигарету! — вскинул голову Егор, — За все остальное — «или» — я не могу. Потому что люблю вас и… снова вас хочу! Скажите мне — я не смею?!
Марго не ответила ему, не успела, потому что его глаза снова вспыхнули, и он шагнул к ней, чтобы стиснуть ее в объятиях. Она почувствовала себя не женщиной, а ненасытной кошкой, и от желания, вспыхнувшего в ней снова, ей стало жутко. Она теряла контроль над собой, стоило только Егору коснуться ее, жар предстоящей новой близости не отрезвлял, не отпугивал, а наоборот, манил, завлекая в свои затягивающие сети.
— Боже мой, что мы делаем, — простонала она сквозь зубы, собрав в себе все силы, и отшатнулась прочь. — Уходи… ты должен уйти…
— Нет, — хрипло шепнул он.
— Я прошу тебя, это выше моих сил… Егор, уходи.
— Нет! — с упрямой мольбой повторял он, сильнее сжимая Марго в кольце рук.
— Егор, я прошу тебя! — Марго неожиданно резко высвободилась и коснулась пальцами его висков. — Сейчас ты должен уйти! Слышишь меня?
Ответная упрямая реплика замерла у Егора на губах, потому что Марго в каком-то отчаянном порыве поцеловала его в губы.. А после этого быстрого поцелуя легонько оттолкнула его от себя и тут же, отступив на шаг, отвернулась.
Она слышала, как закрылась за ним дверь и обессиленно опустилась в кресло, оставшись наедине со своим путающимися противоречивыми невеселыми мыслями.
Марго пришла домой спустя минут сорок. Борис Иванович уже добрую четверть часа ждал ее, начиная волноваться. Марго скинула плащ и туфли, заглянула к Жене.
— Опять компьютер? Через пять минут возьмусь за проверку домашних работ! — строго выговорила она и закрыла за собой дверь в Женькину комнату поплотнее.
Борис Иванович в недоумении потер лоб — какая проверка, если они собирались идти? Но спросить он не успел, Марго сказала первая:
— Извини, Борис, я никуда не иду.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он, прочитав на ее лице выражение холодной замкнутости.
— Да, случилось… И мне необходимо с тобой об этом поговорить.
Директор напрягся. Судя по всему, разговор не сулил ему ничего приятного.
— Давай поговорим, Маргарита Николаевна, — устало вздохнул он.
— Только не здесь. Идем в мою комнату.
Марго решительным шагом прошла к себе, впустила изменившегося в лице Бориса Ивановича и затворила за ним дверь.
А потом без сил опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Директор присел напротив нее, но не торопился с расспросами. Он ждал, когда она сама начнет говорить, а пока только с состраданием смотрел на нее. Через минуту Марго отняла руки от лица и выпрямилась.
— Борис, я ухожу.
Он вздрогнул, услышав от нее эти холодные слова, хотя, положа руку на сердце, давно их предчувствовал и ждал.
— Да… — устало и растерянно проговорил он, — да, я понимаю, я не смог стать для тебя кем-то… как бы я ни мечтал об этом.
Марго быстро взглянула на него, качнула головой и сказала:
— Я ухожу из школы.
Директор ошарашенно посмотрел на нее:
— Что? Как это понимать? Как так — ухожу?!
— Я ухожу из завучей, ухожу их учителей! Борис, понимаешь — ухожу! Только не надо меня сейчас вразумлять, успокаивать, просить одуматься!
— Как это не надо? Надо! Необходимо! — Борис Иванович соскочил с места. — Что все это значит? Что за нелепое решение? Маргарита, объясни мне! Как ты только до такого додумалась — ухожу из школы? Из ТВОЕЙ школы!
— Не кричи, пожалуйста… Здесь посторонние уши…Сядь и выслушай спокойно.
Борис Иванович послушно сел обратно, но был весь как на иголках. То, что он услышал, требовало немедленного объяснения, оправдания, в конце концов! Но Маргарита Николаевна словно не спешила объяснять. Она вела себя странно — вся ушла в себя, скупо роняя слова, но Борис Иванович не замечал того, что собственное решение как — то волнует ее саму.
— Прости… но я не ожидал от тебя подобного, Маргарита Николаевна. Не знаю, как и реагировать.
— Как реагировать?.. — грустно усмехнулась она, — подыскивать нового завуча.
— И слышать не хочу! Да я просто никуда тебя не отпущу! Ты не можешь уйти из школы!
— Я не могу оставаться, Борис, не могу, не имею права! — воскликнула Марго сдавленным голосом. — Прости меня за то, что тебе сейчас предстоит услышать. Но я должна все тебе рассказать… Постарайся меня понять, если сможешь. Я совершила непростительный поступок. Преступление… против морали, этики, нравственности. Я занималась любовью со своим учеником. Завуч школы, учитель совращает несовершеннолетнего мальчика. Как ты думаешь, после этого я могу оставаться на своем месте?!?
— Погоди… Это абсурд какой-то… что ты такое говоришь? — Борис Иванович был не похож на самого себя, он словно постарел, лицо потемнело, взгляд померк, мозг перестал четко работать, отказываясь понимать слова, которые произносила Марго.
— Это не абсурд. Это грязный, низкий, гнусный поступок завуча школы. Я дисквалифицировала себя навсегда. Я сама себя презираю, ненавижу… Мне больше ничего не остается делать, только уйти. Я ухожу и молю Бога, чтобы совершенное мной никак не отразилось на репутации школы. Если подобное произойдет, я просто не переживу. Ты знаешь, Борис, что для меня моя школа… Моя школа… — слезы вдруг крупными горошинами потекли по ее лицу, не умеющему искажаться в гримасе рыданий. Она, казалось, не умела плакать и Борису Ивановичу было дико видеть на всегда спокойном красивом лице слезы. А Марго будто их не заметила — не отерла рукой-и продолжала на одном дыхании — Мне не страшно никакое другое наказание за мой проступок, достаточно того, что я лишилась своей школы… Все, Борис, я больше не могу. Я все тебе сказала, оставь меня, пожалуйста…
— Нет, не все, — твердо сказал директор и снова поднялся, но на этот раз он взял себя в руки, был сдержан и почти спокоен. — Нет, не все…
Борис Иванович прошелся по комнате, остановился у окна, развернулся к Марго.
— Егор?.. — спросил он отстраненно.
Марго помедлила немного, затем все же кивнула.
— Егор Васильев… — жестко повторил директор, — наша гордость, наша надежда… наш замечательный уникальный мальчик. ОН не может быть, как все. Ему всеми правдами и не правдами необходимо выделиться, быть лучше. Если учиться — то без единой четверки, если любить — то королеву… Моя Марго — Маргарита, почему ты должна винить себя в том, в чем вовсе не виновата? Это будет тебе неприятно слышать, но ты просто стала очередной ступенькой к удовлетворению болезненного самолюбия этого амбициозного мальчишки. Пришел, увидел, победил… Ты ведь знаешь о конфликте твоего Женьки с Васильевым? Ну, теперь-то наш Егор — герой! Ради того, чтобы доказать всем и в первую очередь твоему сыну, что он — из ряда вон, супер-человек, супер-звезда, он вывернется наизнанку и с легкостью, играючи переступит через правила, законы, жалость и честь! Вот как это все выглядит на самом деле. Так и не иначе, и ты здесь ни при чем!
Марго несколько минут молчала, словно обдумывая сказанное Борисом, а потом подняла голову и очень спокойно произнесла:
— А теперь послушай, что есть на самом деле. Все, возможно, именно так и было со стороны Егора Васильева. Но меня это не интересует! Меня интересуют только мои собственные поступки и стремления. Ты полагаешь, Борис, что я не могла противостоять этой мальчишеской провокации? Прекрасно могла. Но не стала, потому что не хотела. Я, Маргарита Николаевна Никитина, завуч школы, преподаватель со стажем, последний месяц только и думала об этом мальчике… И стоило ему до меня дотронуться… ах, если бы ты знал, Борис, с какой легкостью я забыла обо всем — о морали, этике… Обо всем! Я не думала ни о чем, я превратилась в животное, в самку, готовую ради банального совокупления отгрызть самой себе хвост. Как просто… как банально. Я хотела отдаться этому мальчишке и отдалась. Смешно? — глаза Марго сузились, но не от смеха, а от слез.
— Но самое смешное то, — продолжила она после небольшой паузы, издав горлом звук в самом деле напоминающий смешок, — самое смешное то, что я, не завуч школы, а обычная женщина, не жалею о произошедшем. Нет! Напротив, я снова этого хочу. Хочу! Жажду! Мозг пытается сопротивляться, но тело — тело требует иного. И разум оказывается слабее. Что мне делать? Жить в раздвоенности, страдать телом или душою? Я и так кажусь себе умопомешанной, нездоровой… Как я дальше могу продолжать работать учителем, если попросту оказалась похотливой двуличной сукой!
— Прекрати! — резко оборвал ее Борис Иванович, — Не смей клеветать на себя! Я не могу это слышать, потому что это не правда. О какой похоти ты говоришь? Ты — вокруг которой роем вьются мужчины, наперебой обещающие тебе море удовольствия. И я в их числе. Но с ними и со мной тебе всегда было плохо, в лучшем случае — никак. Я целовал тебя и чувствовал холод в ответ… но такая изумительно красивая, сексуальная женщина, просто создана для любви. Кто же мог предположить, что эта злодейка-любовь застанет тебя в самый неподходящий момент — в неподходящее время, в неподходящем месте. Разве должна ты этого стыдиться — того, что полюбила? Того, что кто-то впервые разбудил в тебе великолепную, страстную, чувственную женщину? Нет, Маргарита Николаевна, нет, моя милая… НЕ уничижай себя, умоляю!
— Борис, Борис, я искала в тебе судью своим поступкам, а ты принялся меня утешать!
— За что мне тебя судить? У чувств свои законы — они нам не подвластны. Мы всего лишь их рабы.
Борис Иванович подошел к Марго, взял ее за руку.
— Ты не уйдешь из школы. Ради самой себя и… ради Егора. Если я ошибался, и он на самом деле любит тебя… ему тоже сейчас нужно помочь. Мальчик заканчивает школу, так много значит для его дальнейшей жизни этот год. Он не должен быть омрачен печальной историей, в которой Егор будет винить себя. До учебы ли ему будет, если любимый учитель, любимая женщина уйдет из школы — выдумав сама себе такое наказание?
— А если я вовсе его не люблю и притягивает меня к нему только то, что это запретный плод?
— Время рассудит, милая… — грустно вздохнул Борис Иванович, — а пока тем более глупо все рушить. Не простить себе сейчас свою слабость и сломать жизнь, лишить себя дела всей жизни? Нет, ты останешься работать завучем, мы будем вместе, как все эти десять лет. А если вдруг пресытишься запретным плодом, то может, произойдет чудо, и ты вернешься ко мне?… Нет-нет, я знаю, что нет…
— Боречка, прости меня, — вдруг взмолилась Марго, увидев блеснувшие в его глазах слезы, — у меня нет в жизни друга ближе тебя, надежнее. Как мне повезло, что ты у меня есть.
— Я всего лишь люблю тебя, а ты приписываешь мне какие-то невиданные заслуги… — грустно улыбнулся Борис. — Но раз ты назвала меня своим другом, то на его правах я запрещаю тебя думать об увольнении, а своей директорской волей с завтрашнего дня отправляю в положенный отпуск. У тебя есть целый неиспользованный месяц, поезжай куда-нибудь отдохнуть… И возвращайся к ним энергичная, полная сил, как всегда строгая, сдержанная и безумно, безумно красивая…
— Да, дал ты мне индульгенцию, Борис Иванович. Не знаю, соглашусь ли я с тобой. Но в одном ты прав — мне нужно уехать, все обдумать, взвесить. Три недели, думаю, будет вполне достаточно. Завтра у одиннадцатых УПК… завтра я закончу свои дела, подумаем, как быть с заменой, и я уеду. Женька поживет у матери… или мне лучше забрать его с собой?
— Пусть останется, я проконтролирую его.
— А если… он что-то узнает, и Егор…
— Ничего с твоим Егором не случится. Он будет получать свои пятерки. Я обещаю тебе, что глупостей они не наделают. Только ты тоже обещай мне — ты все-таки останешься в школе!
— Не могу ничего обещать, Борис. Ничего. Мне бы в самой себе сначала разобраться.
— Ах, Марго, Марго…моя бедная великолепная Марго. Ты свела с ума не только всех окружающих мужчин, но и саму себя. Моя любимая, моя прекрасная Марго….
ЭПИЛОГ
— Министерством среднего образования Российской Федерации, Департаментом образования аттестат о среднем образовании с отличием и Золотая Медаль вручается Васильеву Георгию Максимовичу!..
В конце июня, душным вечером этими словами открылась церемония вручения выпускникам школы аттестатов. Егор Васильев легко взлетел на украшенную цветами и гирляндами из воздушных шаров сцену в переполненном актовом зале под гром аплодисментов и приветственных криков возбужденно счастливых одиннадцатиклассников, их родителей и друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Она остановилась над ним и с такой ласковостью, какую сама от себя не ожидала, ответила:
— Я никуда не ухожу… что ты, мальчик мой…
Егор только и смог, что притянуть ее руку к своему лицу, целуя кончики пальцев. И Марго пронзительно осознала, что чувствует сейчас совсем не то, что должна бы почувствовать — стыд, усталость, разочарование в себе, пресыщенность и обычную брезгливость… Она чувствовала в себе новое, еще более сильное зарождающееся желание близости со своим единственным мужчиной — в одночасье вызревшего из мальчишки, почти ребенка.
Егор все держал ее за руку, медленно приходя в себя, успокаиваясь, а она стояла рядом, не догадываясь присесть на диван или тут же на пол. Когда его дыхание почти выровнялось, Марго, чтобы не затягивать неловкую паузу спросила:
— У тебя есть зажигалка? Мне не от чего прикурить сигарету.
— Нет. Я не курю, — Егор, наконец, поднял на нее глаза, — Но если хотите, прикурю вам хоть от лампы.
— Пожалуйста… — Марго просительно взглянула на него и шагнула к своему столу за дежурной пачкой.
Через минуту она вернулась с сигаретой в тонко подрагивающих пальцах и протянула ее Егору.
Егор поднялся, подошел к столу, на котором горела настольная лампа. Скоро кончик сигареты заалел, и Егор вернул ее Марго. Но стоило Маргарите Николаевне только поднести сигарету к губам, как он вдруг резко выхватил ее из пальцев и смял, забыв, что она раскурена и можно обжечься.
— Нет, не курите, это не для вас! — воскликнул он, а потом, немного смутившись, добавил, — Простите, Маргарита Николаевна…
— За сигарету? Или… — спросила она машинально — За сигарету! — вскинул голову Егор, — За все остальное — «или» — я не могу. Потому что люблю вас и… снова вас хочу! Скажите мне — я не смею?!
Марго не ответила ему, не успела, потому что его глаза снова вспыхнули, и он шагнул к ней, чтобы стиснуть ее в объятиях. Она почувствовала себя не женщиной, а ненасытной кошкой, и от желания, вспыхнувшего в ней снова, ей стало жутко. Она теряла контроль над собой, стоило только Егору коснуться ее, жар предстоящей новой близости не отрезвлял, не отпугивал, а наоборот, манил, завлекая в свои затягивающие сети.
— Боже мой, что мы делаем, — простонала она сквозь зубы, собрав в себе все силы, и отшатнулась прочь. — Уходи… ты должен уйти…
— Нет, — хрипло шепнул он.
— Я прошу тебя, это выше моих сил… Егор, уходи.
— Нет! — с упрямой мольбой повторял он, сильнее сжимая Марго в кольце рук.
— Егор, я прошу тебя! — Марго неожиданно резко высвободилась и коснулась пальцами его висков. — Сейчас ты должен уйти! Слышишь меня?
Ответная упрямая реплика замерла у Егора на губах, потому что Марго в каком-то отчаянном порыве поцеловала его в губы.. А после этого быстрого поцелуя легонько оттолкнула его от себя и тут же, отступив на шаг, отвернулась.
Она слышала, как закрылась за ним дверь и обессиленно опустилась в кресло, оставшись наедине со своим путающимися противоречивыми невеселыми мыслями.
Марго пришла домой спустя минут сорок. Борис Иванович уже добрую четверть часа ждал ее, начиная волноваться. Марго скинула плащ и туфли, заглянула к Жене.
— Опять компьютер? Через пять минут возьмусь за проверку домашних работ! — строго выговорила она и закрыла за собой дверь в Женькину комнату поплотнее.
Борис Иванович в недоумении потер лоб — какая проверка, если они собирались идти? Но спросить он не успел, Марго сказала первая:
— Извини, Борис, я никуда не иду.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он, прочитав на ее лице выражение холодной замкнутости.
— Да, случилось… И мне необходимо с тобой об этом поговорить.
Директор напрягся. Судя по всему, разговор не сулил ему ничего приятного.
— Давай поговорим, Маргарита Николаевна, — устало вздохнул он.
— Только не здесь. Идем в мою комнату.
Марго решительным шагом прошла к себе, впустила изменившегося в лице Бориса Ивановича и затворила за ним дверь.
А потом без сил опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Директор присел напротив нее, но не торопился с расспросами. Он ждал, когда она сама начнет говорить, а пока только с состраданием смотрел на нее. Через минуту Марго отняла руки от лица и выпрямилась.
— Борис, я ухожу.
Он вздрогнул, услышав от нее эти холодные слова, хотя, положа руку на сердце, давно их предчувствовал и ждал.
— Да… — устало и растерянно проговорил он, — да, я понимаю, я не смог стать для тебя кем-то… как бы я ни мечтал об этом.
Марго быстро взглянула на него, качнула головой и сказала:
— Я ухожу из школы.
Директор ошарашенно посмотрел на нее:
— Что? Как это понимать? Как так — ухожу?!
— Я ухожу из завучей, ухожу их учителей! Борис, понимаешь — ухожу! Только не надо меня сейчас вразумлять, успокаивать, просить одуматься!
— Как это не надо? Надо! Необходимо! — Борис Иванович соскочил с места. — Что все это значит? Что за нелепое решение? Маргарита, объясни мне! Как ты только до такого додумалась — ухожу из школы? Из ТВОЕЙ школы!
— Не кричи, пожалуйста… Здесь посторонние уши…Сядь и выслушай спокойно.
Борис Иванович послушно сел обратно, но был весь как на иголках. То, что он услышал, требовало немедленного объяснения, оправдания, в конце концов! Но Маргарита Николаевна словно не спешила объяснять. Она вела себя странно — вся ушла в себя, скупо роняя слова, но Борис Иванович не замечал того, что собственное решение как — то волнует ее саму.
— Прости… но я не ожидал от тебя подобного, Маргарита Николаевна. Не знаю, как и реагировать.
— Как реагировать?.. — грустно усмехнулась она, — подыскивать нового завуча.
— И слышать не хочу! Да я просто никуда тебя не отпущу! Ты не можешь уйти из школы!
— Я не могу оставаться, Борис, не могу, не имею права! — воскликнула Марго сдавленным голосом. — Прости меня за то, что тебе сейчас предстоит услышать. Но я должна все тебе рассказать… Постарайся меня понять, если сможешь. Я совершила непростительный поступок. Преступление… против морали, этики, нравственности. Я занималась любовью со своим учеником. Завуч школы, учитель совращает несовершеннолетнего мальчика. Как ты думаешь, после этого я могу оставаться на своем месте?!?
— Погоди… Это абсурд какой-то… что ты такое говоришь? — Борис Иванович был не похож на самого себя, он словно постарел, лицо потемнело, взгляд померк, мозг перестал четко работать, отказываясь понимать слова, которые произносила Марго.
— Это не абсурд. Это грязный, низкий, гнусный поступок завуча школы. Я дисквалифицировала себя навсегда. Я сама себя презираю, ненавижу… Мне больше ничего не остается делать, только уйти. Я ухожу и молю Бога, чтобы совершенное мной никак не отразилось на репутации школы. Если подобное произойдет, я просто не переживу. Ты знаешь, Борис, что для меня моя школа… Моя школа… — слезы вдруг крупными горошинами потекли по ее лицу, не умеющему искажаться в гримасе рыданий. Она, казалось, не умела плакать и Борису Ивановичу было дико видеть на всегда спокойном красивом лице слезы. А Марго будто их не заметила — не отерла рукой-и продолжала на одном дыхании — Мне не страшно никакое другое наказание за мой проступок, достаточно того, что я лишилась своей школы… Все, Борис, я больше не могу. Я все тебе сказала, оставь меня, пожалуйста…
— Нет, не все, — твердо сказал директор и снова поднялся, но на этот раз он взял себя в руки, был сдержан и почти спокоен. — Нет, не все…
Борис Иванович прошелся по комнате, остановился у окна, развернулся к Марго.
— Егор?.. — спросил он отстраненно.
Марго помедлила немного, затем все же кивнула.
— Егор Васильев… — жестко повторил директор, — наша гордость, наша надежда… наш замечательный уникальный мальчик. ОН не может быть, как все. Ему всеми правдами и не правдами необходимо выделиться, быть лучше. Если учиться — то без единой четверки, если любить — то королеву… Моя Марго — Маргарита, почему ты должна винить себя в том, в чем вовсе не виновата? Это будет тебе неприятно слышать, но ты просто стала очередной ступенькой к удовлетворению болезненного самолюбия этого амбициозного мальчишки. Пришел, увидел, победил… Ты ведь знаешь о конфликте твоего Женьки с Васильевым? Ну, теперь-то наш Егор — герой! Ради того, чтобы доказать всем и в первую очередь твоему сыну, что он — из ряда вон, супер-человек, супер-звезда, он вывернется наизнанку и с легкостью, играючи переступит через правила, законы, жалость и честь! Вот как это все выглядит на самом деле. Так и не иначе, и ты здесь ни при чем!
Марго несколько минут молчала, словно обдумывая сказанное Борисом, а потом подняла голову и очень спокойно произнесла:
— А теперь послушай, что есть на самом деле. Все, возможно, именно так и было со стороны Егора Васильева. Но меня это не интересует! Меня интересуют только мои собственные поступки и стремления. Ты полагаешь, Борис, что я не могла противостоять этой мальчишеской провокации? Прекрасно могла. Но не стала, потому что не хотела. Я, Маргарита Николаевна Никитина, завуч школы, преподаватель со стажем, последний месяц только и думала об этом мальчике… И стоило ему до меня дотронуться… ах, если бы ты знал, Борис, с какой легкостью я забыла обо всем — о морали, этике… Обо всем! Я не думала ни о чем, я превратилась в животное, в самку, готовую ради банального совокупления отгрызть самой себе хвост. Как просто… как банально. Я хотела отдаться этому мальчишке и отдалась. Смешно? — глаза Марго сузились, но не от смеха, а от слез.
— Но самое смешное то, — продолжила она после небольшой паузы, издав горлом звук в самом деле напоминающий смешок, — самое смешное то, что я, не завуч школы, а обычная женщина, не жалею о произошедшем. Нет! Напротив, я снова этого хочу. Хочу! Жажду! Мозг пытается сопротивляться, но тело — тело требует иного. И разум оказывается слабее. Что мне делать? Жить в раздвоенности, страдать телом или душою? Я и так кажусь себе умопомешанной, нездоровой… Как я дальше могу продолжать работать учителем, если попросту оказалась похотливой двуличной сукой!
— Прекрати! — резко оборвал ее Борис Иванович, — Не смей клеветать на себя! Я не могу это слышать, потому что это не правда. О какой похоти ты говоришь? Ты — вокруг которой роем вьются мужчины, наперебой обещающие тебе море удовольствия. И я в их числе. Но с ними и со мной тебе всегда было плохо, в лучшем случае — никак. Я целовал тебя и чувствовал холод в ответ… но такая изумительно красивая, сексуальная женщина, просто создана для любви. Кто же мог предположить, что эта злодейка-любовь застанет тебя в самый неподходящий момент — в неподходящее время, в неподходящем месте. Разве должна ты этого стыдиться — того, что полюбила? Того, что кто-то впервые разбудил в тебе великолепную, страстную, чувственную женщину? Нет, Маргарита Николаевна, нет, моя милая… НЕ уничижай себя, умоляю!
— Борис, Борис, я искала в тебе судью своим поступкам, а ты принялся меня утешать!
— За что мне тебя судить? У чувств свои законы — они нам не подвластны. Мы всего лишь их рабы.
Борис Иванович подошел к Марго, взял ее за руку.
— Ты не уйдешь из школы. Ради самой себя и… ради Егора. Если я ошибался, и он на самом деле любит тебя… ему тоже сейчас нужно помочь. Мальчик заканчивает школу, так много значит для его дальнейшей жизни этот год. Он не должен быть омрачен печальной историей, в которой Егор будет винить себя. До учебы ли ему будет, если любимый учитель, любимая женщина уйдет из школы — выдумав сама себе такое наказание?
— А если я вовсе его не люблю и притягивает меня к нему только то, что это запретный плод?
— Время рассудит, милая… — грустно вздохнул Борис Иванович, — а пока тем более глупо все рушить. Не простить себе сейчас свою слабость и сломать жизнь, лишить себя дела всей жизни? Нет, ты останешься работать завучем, мы будем вместе, как все эти десять лет. А если вдруг пресытишься запретным плодом, то может, произойдет чудо, и ты вернешься ко мне?… Нет-нет, я знаю, что нет…
— Боречка, прости меня, — вдруг взмолилась Марго, увидев блеснувшие в его глазах слезы, — у меня нет в жизни друга ближе тебя, надежнее. Как мне повезло, что ты у меня есть.
— Я всего лишь люблю тебя, а ты приписываешь мне какие-то невиданные заслуги… — грустно улыбнулся Борис. — Но раз ты назвала меня своим другом, то на его правах я запрещаю тебя думать об увольнении, а своей директорской волей с завтрашнего дня отправляю в положенный отпуск. У тебя есть целый неиспользованный месяц, поезжай куда-нибудь отдохнуть… И возвращайся к ним энергичная, полная сил, как всегда строгая, сдержанная и безумно, безумно красивая…
— Да, дал ты мне индульгенцию, Борис Иванович. Не знаю, соглашусь ли я с тобой. Но в одном ты прав — мне нужно уехать, все обдумать, взвесить. Три недели, думаю, будет вполне достаточно. Завтра у одиннадцатых УПК… завтра я закончу свои дела, подумаем, как быть с заменой, и я уеду. Женька поживет у матери… или мне лучше забрать его с собой?
— Пусть останется, я проконтролирую его.
— А если… он что-то узнает, и Егор…
— Ничего с твоим Егором не случится. Он будет получать свои пятерки. Я обещаю тебе, что глупостей они не наделают. Только ты тоже обещай мне — ты все-таки останешься в школе!
— Не могу ничего обещать, Борис. Ничего. Мне бы в самой себе сначала разобраться.
— Ах, Марго, Марго…моя бедная великолепная Марго. Ты свела с ума не только всех окружающих мужчин, но и саму себя. Моя любимая, моя прекрасная Марго….
ЭПИЛОГ
— Министерством среднего образования Российской Федерации, Департаментом образования аттестат о среднем образовании с отличием и Золотая Медаль вручается Васильеву Георгию Максимовичу!..
В конце июня, душным вечером этими словами открылась церемония вручения выпускникам школы аттестатов. Егор Васильев легко взлетел на украшенную цветами и гирляндами из воздушных шаров сцену в переполненном актовом зале под гром аплодисментов и приветственных криков возбужденно счастливых одиннадцатиклассников, их родителей и друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27