— засмеялась Марго. Все разговоры о предстоящем браке ей немедленно хотелось свести к шутке.
Борис Иванович наконец-то завел мотор, и через несколько минут они уже въезжали на задний двор школы.
Этот вечер и все другие вечера Марго и директор провели вместе. Борис Иванович каждый раз придумывал что-нибудь новенькое. Одними ресторанами и кафе его фантазия не ограничивалась. Он водил Марго в театр, клуб элитарного фильма на премьеру, приглашал на выставки. А потом он мягко, но настойчиво брал ее за руку и вел к себе домой, где среди мерцающих свечей под трогательную музыку они занимались любовью. Борис Иванович был так ласков, так чарующе нежен, он думал только о том, как доставить своей ненаглядной, безумно им любимой женщине максимум удовольствия. Ему не нужно было быстрой победы, он так долго ждал своего счастья, которое вдруг могло улыбнуться ему. А могло и ускользнуть, растаять как дым.
Могло, потому что, кроме того, что Марго теперь в его постели, он не чувствовал никаких перемен.
Марго осталась прежней Марго. Она смотрела на него, и он не видел в этих красивых глазах ни капли любви.
Ее великолепное тело вовсе не начинало дрожать от его горячих прикосновений, красиво очерченные губы не раскрывались в ответном поцелуе. Марго оставалась по-прежнему пугающе сдержанной, по-царски невозмутимой. Она улыбалась ему в отчет на страстные признания своей холодной таинственной улыбкой, смотрела на него немигающим пронизывающим взглядом, и от этого Борису Ивановичу становилось вроде как-то нехорошо. Неустанно билась в мозгу одна неприятно-навязчивая мысль о том, что эту женщину ему никогда не покорить. Даже если она сама этого будет хотеть, чуда не произойдет. Она никогда его не полюбит.
Марго иногда казалось, что она поступает нечестно, играя чувствами Бориса, ради собственного душевного спокойствия. Разве этот боготворящий ее мужчина виноват в том, что в ее сердце неожиданно поднялась буря из смятенных чувств, которая может погубить ее в одно мгновение? Но не признаваться же ему в том, что мальчишка — школьник смутил ее настолько, что она кинулась искать успокоения буквально у первого встречного поперечного. Она в привычной своей манере в очередной раз воспользовалась чувствами неравнодушного к ней человека, чтобы обрести душевный покой. Марго нужно было пресытиться плотским до отвращения, чтобы томительный огонь больше не пронизывал ее тело. Ей нужен был только секс — ночи напролет, до тех пор, пока она сможет спокойно и равнодушно скользнуть взглядом по лицу Егора Васильева, не обмирая внутренне от его серых смелых глаз, в которых она могла прочитать только одно — желание. Но прошла неделя в нежных и страстных объятиях Бориса, а она по-прежнему избегала даже повернуть голову в сторону одиноко сидящего за партой у стены мальчика. Недуг не исцелен, огонь продолжает тлеть, готовый вспыхнуть с всепожирающей силой. Значит, после долгого и трудного школьного дня она снова пойдет с Борисом Ивановичем прогуляться по вечернему городу, чтобы потом лечь в его постель, отдаться его ласкам.
Что она чувствует при этом? Если она считает себя изголодавшейся без мужчины, одинокой неудовлетворенной женщиной, должен ведь секс доставить ей хоть каплю радости! Но Марго постоянно ловила себя на мысли, что ничего в ней не изменилось с той поры, когда она еще была замужем за Сергеем.
Только сейчас она была покорной и терпеливой, в ожидании, что все же произойдет нечто, заставящее ее забыть обо всем. Поэтому она не испытывала к Борису, сотрясающего ее тонкое нежное тело своими мощными толчками, раздражения и неприязни. Она принимала его ласки как необходимое лекарство — горькое, неприятное, но крайне полезное. Она старалась расслабиться, думать о том, что многие получают от физической близости немыслимое удовольствие, не закомплексовывать себя рассуждениями о том, что с ней что-то не так. Марго, раскинувшись на простынях, разглядывала мутные отблески свечей на потолке, слушала музыку и частое дыхание мужчины, который, забыв о себе, пытался разгорячить ее холодную кровь. А в его глазах она читала только одно — страстную мольбу: «приласкай!» и поэтому старалась не смотреть в его глаза.
Ее руки были непослушны, она не могла заставить себя шевельнуть ими, чтобы всего лишь обнять любящего ее мужчину.
Больше всего Марго ненавидела утренний секс, которым ежедневно мучил ее бывший муж. Она считала это даже не мукой, а откровенным издевательством, когда Сергей, вроде бы ласково, но на самом деле бесцеремонно и грубо входил в нее, разрывая очарование предутреннего сладкого сна. Каждый раз после этого она поднималась с головной болью, разбитая, изможденная долгими, а порой многократными безжалостными соитиями. Часто ночью она плохо спала, дожидаясь, что вот — вот снова ощутит внутри себя агрессивную захватническую твердость, и нечуткие руки мужа стиснут ей грудь, его бедра механически быстро задвигаются, а глаза и губы будут требовать ласки в ответ. Как ее тогда мучительно тошнило от всех слов и ласк, она ненавидела их, терзалась, ожидая снова. Но теперь ей всего этого будто бы даже хотелось.
Возненавидеть весь этот род мужской с их жадными руками и раздевающими взглядами, могущий грубо обладать, подавлять, заставлять покорно отдаваться всякий раз, когда этого желает мужчина. Как жаль, что подвернувшийся Борис чрезмерно нежен, чуток, ласков и тактичен. Вот Сергей бы за пару ночей заставил ее забыть про всяческие томления и неудовлетворенность на добрый десяток лет! И не прятать глаз от сексуально — озабоченного мальчишки, а наоборот возненавидеть его заранее, только за то, что он посмел признаться ей в любви, посмел смотреть на нее раздевающим взглядом. Даже Женька заметил это! А она, как гимназистка, не нашлась, что ответить, чтобы сын прикусил язычок. Ну, теперь вот целуй нелюбимые губы, ощущай в себе чужого мужчину, слушай его дыхание, прячь глаза и разглядывай тени на потолке. Если не можешь иначе взять себя в руки!
НО она не могла.
Однажды воскресным утром Женька столкнулся в дверях кухни с Борисом Ивановичем. Вчера ночью после концерта в ночном элитном клубе, Марго впервые пригласила Бориса Ивановича к себе. Марго не рассчитывала, что сын, обычно с превеликим трудом поднимаемый с постели на завтрак, встанет сам и так рано.
— Доброе утро, Борис Иванович, — подавив смешок, произнес Женя, окидывая взглядом директора.
— Доброе утро, — немного растерянно отозвался тот, машинально поправляя пиджак и воротничок белой рубашки под ним. Галстук остался в комнате Марго на стуле.
— Что вы предпочитаете на завтрак? — продолжал Женька, лукаво поглядывая на директора. — Кофе?
Тосты? Яичницу?
— Женька! — раздался голос Марго из комнаты, — не умничай!.. Иди, умывайся и не задерживайся в ванной!
— Жень, — вслед ему неуверенно проговорил директор, — мы собирались сегодня с Маргаритой Николаевной за город ко мне на дачу на шашлыки, пока не выпал снег. Поедешь с нами?
— Нет уж, Борис Иванович! Мне вашего общества достаточно шесть дней в неделю в школе!
— И то верно, — промычал директор в закрывшуюся дверь ванной.
— Совсем распустился этот оболтус, — сердито сказала Марго, выйдя из своей комнаты, — позволяет себе разговаривать со старшими в таком тоне! Но хоть в школе прекратил мне действовать на нервы.
— Перестали с Васильевым наскакивать друг на друга?
— Ну, как я поняла, Женька мне пообещал … — неопределенно пожала плечами Марго. — Надеюсь, мир и покой восстановятся.
Но Женя вовсе не собирался ничего Егору прощать и забывать. Его программа мщения отнюдь не была исчерпана. Только на время он затаился и наблюдал, и кое-что ему стало вдруг очень не нравиться. На уроках матери он не находил себе места, вился ужом за партой и несколько раз получал предложение от Маргариты Николаевны выйти из класса или успокоиться.
— Ты можешь сидеть спокойно? — недовольно спрашивала Ксюша, — я и так ничего не понимаю, а еще ты тут возишься!
— Нет, ты погляди, как он на нее пялится!!! — возмущенно шептал ей в ответ Женя. — Откровенно и нагло! Сволочь!
— Кто? Егор? Ну и пусть себе пялится, всем давно известно, что он неравнодушен к Маргарите Николаевне… Успокойся, ты только повод ищешь, чтобы снова с ним сцепиться.
— А ты думаешь, поводов мало?… Просто я как бы ей пообещал, что не трону больше этого гада. А он расслабился, ты посмотри, глаз не сводит, даже не пишет ничего!
— Ты тоже не пишешь и мне мешаешь.
— Потерпишь! — отрезал Женька и покосился на Ксюшу, — А может, мне тебя ему подсунуть, отвлечешь его от Марго немного… Он обрадуется, подумает, что мне насолил…А?
— Хватит, Женя. Я понимаю, что ты обо мне невысокого мнения, но в твои дурацкие жестокие игры я играть не буду.
— Ой, бедная овечка… Ладно, я уже почти простил… Да и Васильеву не больно-то ты нужна. Он использовал тебя, дурочку, чтобы повыпендриваться, героем-любовником прикинуться и меня разозлить.
Теперь о тебе в классе мнение соответственное, благодаря нашему отличнику. Знаешь, что народ думает? Не то, что я тебя у Васильева отбил, а то, что подобрал из жалости.
— Сколько в тебе злости, Женя…
— Столько же, сколько в тебе подлости!
Они оба напряженно замолчали. Женьке нисколько не доставляло удовольствия мучить Ксюшу, иногда он чувствовал перед ней вину, но еще не был готов к тому, чтобы забыть обиду. А вот Ксюша, кажется, его простила. Очень быстро простила, это не нравилось Женьке. Или она прикидывалась такой чистенькой и непорочной, а на самом деле только и мечтала скорее с кем-нибудь трахнуться? Попонтовалась немного для порядка и снова заглядывает ему в глаза. И Женя не мог теперь относиться к ней, как относился раньше. Он мог относиться к ней только так же, как к папашиной Алиске. Женька был почти уверен, что, затяни он Ксюшу в укромное место, и она сама снимет трусики. И он бы уже давно провел этот эксперимент, но его внимание целиком переключилось на Васильева, не отрывающего своих похотливых глазок от Марго.
На геометрии, Васильев, доказав вперед всех теорему подошел с тетрадью к учительскому столу.
Маргарита Николаевна указала ему, видимо, какую-то неточность и Егор склонился к ней так низко, что Женька едва усидел за партой.
— Ну, мразь!! — прошипел он, — видишь, куда он запустил свои зенки? Это похоже, что он смотрит в тетрадь?! Он всю ее своим взглядом ощупал!
— А ты запрети ему вообще смотреть на свою учительницу! — не выдержала и раздраженно ответила Ксюша, — Вот будет смешно!
— А ты думаешь, я так всю оставлю? — зло ответил Женя.
— Ну, Марго-то до лампочки его взгляды. Она даже не смотрит на него!
— А вот это особенно интересно! — возмущенно, громко сказал Женька, так что Маргарита Николаевна направила на него недовольный взгляд.
— Раньше-то она чуть не облизывала его — поглядит ласково, похвалит, едва по головке не погладит… А теперь практически стоит к нему спиной!
— Мне кажется, у тебя навязчивая идея какая-то! Кто на кого смотрит, как смотрит, как стоит, как сидит…
— Хочешь сказать, крыша у меня поехала?
— Очень похоже! Если ты додумался до того, что Марго каким-то образом небезразличны взгляды Егора…
— Никитин, Наумова — последнее замечание! — вдруг прервал их разговор сердитый возглас Марго.
Женя и Оксана подняли головы:
— А когда было первое? — не удержался и спросил Женя.
— Если не закроете немедленно рты, — проигнорировала его вопрос Марго, — Никитин отправится заниматься в мой кабинет, а Наумова за родителями.
Женька хотел было еще что-то брякнуть в ответ, но Ксюша взмолилась:
— Хватит, перестань! Ты не представляешь, что со мной отец сделает!
Женя примолк и до конца урока не раскрывал больше рта. Он снова углубился в наблюдение за Васильевым и Марго. И чем дольше он следил за ними, тем больше убеждался, что поведение обоих было более чем странным. Васильев, казалось, гипнотизировал взглядом Марго, а она слишком уж демонстративно глядела в противоположную сторону. Это не было похоже на игнорирование, ее поведение было сродни страху лишний раз выдать своим вниманием к Егору какое-то особое чувство.
Еще через день Женя был абсолютно уверен, что между матерью и Васильевым что-то происходит.
Пока на расстоянии, будто телепатически, но есть нить, связующая их. И она никак не рвется, потому что настойчивые взгляды Васильева оказываются сильнее невнимания к нему Марго. Что все это значит? Не наговорил ли Васильев Марго чего-то лишнего?
И это «что-то лишнее» очень ее задело.
— Она к нему неравнодушна, — заявил Женька Ксюше, когда они шли из школы, — она просто от него тащится…
— Кто? Марго? От Егора?
— От него самого… то-то она мне все уши прожужжала: Егор, славный мальчик, замечательный, умный…. Даже меня самого умудрилась выставить виноватым в том, что он меня третировал, прикинь?…
Только бы я не трогал ее замечательного Егора! Она в него влюбилась!
— Ну, ты точно тронулся! — с усталым вздохом резюмировала Ксюша, — Чтобы нашей красавице Марго какой-то Васильев… Он просто ее любимчик и все! Может быть, она специально сейчас с ним строжится, чтобы он не расслаблялся, учился на всю катушку, не рассчитывая на ее снисхождение. Ему ведь медаль получить надо. К тому же ты сам мне говорил, что у нее с директором роман…
— Ага! Роман! Все это для отвода глаз! Ей наш директор на фиг не нужен!
— Знаешь что? У тебя пунктик! Ты просто новых врагов ищешь! Придумал, что Марго неравнодушна к Васильеву, чтобы снова приняться кому-нибудь мстить! Я представляю, что ты можешь устроить Маргарите Николаевне, если тебе покажется, что и она тоже переметнулсь в лагерь врага! Наверное, школу спалишь!
— Нет, я Васильева убью, — так спокойно и серьезно ответил Женя, что Ксюшу передернуло.
— Опять он во всем у тебя виноват? И чем он так провинился — тем, что влюблен в свою учительницу, по которой каждый второй старшеклассник сохнет? Но ты ведь и на ее чувства не имеешь права! Кого хочет, того пусть и любит!
— Так, да? — прищурился Женька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27