Сначала он вел себя осторожно, судя по всему, миссис Гартон снабдила его особыми инструкциями на мой счет.— А я тебе за это дам батончик «Марс». — Такое предложение его немного смягчило. — Понимаешь, Робби, это действительно очень важное секретное задание. Кроме тебя, никто с ним не справится.Я просил ее встретиться со мной на железнодорожной станции 15 мая в восемь часов. И когда я ее там увидел, я чуть не запрыгал от радости. Она стояла рядом с книжным стендом и читала Томаса Гарди.— Нервничаешь? — спросила она, когда подошел наш поезд.— Просто с ума схожу.— Ладно тебе, все будет в порядке.Поезд был битком набит, было шумно и душно. Мы с облегчением вздохнули, когда вышли в Манчестере, чтобы сделать пересадку.— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил я.— Стоит попробовать, — улыбнулась Элен.Мы стояли на платформе, держась за руки и думая о своем.Вскоре подошел поезд. Мы сели в вагон и не расцепляли рук до самого Карлайла. По Элен еще ничего не было заметно. Глядя со стороны, невозможно было определить, что в ней было что-то необычное, но мы-то знали. Эта тайна, она заставляла нас то и дело незаметно для других переглядываться и сжимать ладони друг друга.Мне всегда казалось, что в этом есть что-то глубоко интимное, в держании за руки то есть. Всегда чувствуешь, даже не глядя, что ощущает тот, кого ты держишь за руку. Когда я только встретил Элен, я сразу почувствовал, что она необычная девушка, в ней было спокойствие и постоянная расположенность к людям, я раньше ни в ком такого не встречал. С ней никогда не боишься, что она надуется, если ты, допустим, что-то не то сказал или как-то не так посмотрел. Терпеть не могу девчонок, которые вдруг, ни с того ни с сего, начинают на тебя дуться, а когда спросишь их, в чем дело, молчат как рыбы. Но спустя какое-то время я понял, что больше всего меня сводит с ума ее улыбка. Вообще-то, она, как и ее отец, очень серьезная девушка, и когда с ней говоришь, она так внимательно на тебя смотрит, что начинает казаться, будто она читает твои мысли; это, по правде сказать, меня немножко нервирует. В таких случаях, я всегда начинаю пороть полную чушь, придумывать абсолютно тупые шуточки, чтобы хоть как-то ее отвлечь. И когда она наконец улыбнется, то совершенно преображается. У нее просто сногсшибательная улыбка. Сколько же недель она не улыбалась! Жутко было день за днем видеть ее напряженные глаза, как у неизлечимо больной. Я знал, что виноват в этом, и оттого становилось совсем паршиво. Но теперь она снова счастлива, и, сжимая ее руку, я чувствовал, что она улыбается, хотя бы я в этот момент читал книгу, а она смотрела в окно. И от этого делалось тепло и уютно, и голова немного кружилась. Я не мог отпустить ее руку. Не мог не прикасаться к ней.Она не рассказывает, как она ладит со своими родителями. А меня они и на порог не пускают. Я всерьез думаю, что ее мать от всей души желает мне сломать где-нибудь шею.Вскоре после той эпопеи с больницей ее родители побывали у нас дома. Меня не было. Не устаю благодарить небеса за это. Меня заставили судить футбольный матч под дождем. Помню, я страшно досадовал, что не вовремя подвернулся, но зато, когда я вернулся домой, они уже ушли. Судя по всему, визит был недолгим. Миссис Гартон подготовила разгневанную речь и без запинки продекламировала ее от начала до конца. Говорят, она была страшна в праведном гневе. Мистер Гартон больше молчал, лишь время от времени прочищал горло и протирал очки галстуком. Отец сидел и слушал. Когда я пришел, он оставался в той же позе. Напротив беззвучно работал телевизор. Отец сидел, невидящим взглядом наблюдая за мельканием красок на экране и словно бы пытаясь укутаться от окружающей его холодной тишины в какую-то невидимую шубу, но по его недовольному виду казалось, что время от времени снежинки все же попадают ему за шиворот. Я тут же почувствовал, что здесь только что побывали Гартоны, и попытался неслышно проскочить к себе наверх, но отец легонько махнул мне рукой, и я сменил курс и устроился на ручке невысокого кресла рядом с ним.— Жаль, что не ты рассказал мне обо всем. — Его голос звучал совсем слабо. — Появляется какая-то женщина, какие-то крики, ничего не поймешь. Говорит, что ты должен жениться на Элен. А я все думаю, о чем это она?— Я хотел рассказать. — Я не мог выдавить ни слова. Словно какая-то лягушка забралась мне под кадык, сидит в горле, как в водосточной трубе, и глазками мигает.— С парнями такое дело, что они всегда могут, если захотят, спрятаться в кусты, — грустно сказал отец. — Или им кажется, что могут.Телевизор мелькал перед глазами, словно бешеный зверь, запертый в клетку, но не теряющий надежды вырваться на волю. Я прочистил горло.— Я не хочу в кусты.— Правда? Очень интересно. И что же, ты действительно собираешься жениться в восемнадцать лет?Поженимся, снимем квартиру. Займу денег, будем выплачивать в рассрочку. Может быть, расплачусь когда-нибудь, вот будет мне столько же лет, сколько отцу. Впору было ужаснуться. Или подумать о реинкарнации. Что же, в следующей жизни буду поумнее.— Ну, и какие у тебя планы? Как насчет образования? Насчет Ньюкасла?Я закрыл глаза. Ну, хватит уже, отец, остановись.— Может, ты думаешь взять ее с собой? И что там девочке делать? Нянчить ребенка в студенческой каморке посреди Ньюкасла, без друзей, без семьи?Лягушка под кадыком беспокойно заерзала.— Все знают, что она толковая девчонка, эта твоя Элен. У нее должно было быть грандиозное будущее.— Да, она замечательная, — пробормотал я. — Таких больше нет.— Ты хочешь, чтобы она тоже выбросила на помойку все свои планы? О чем ты думал, черт тебя возьми?Вся комната расплывалась передо мной. Мерцание телевизора резало глаза.— Ты знаешь, что говорит ее мать? Или ты женишься на ней, или больше никогда ее не увидишь. И я ее понимаю, Крис. Такова жизнь: сделал — значит, отвечай.Я протянул руку, чтобы погладить кота, ощутить тепло и покой, которых мне так недоставало, и тот очень нежно и спокойно схватил мой палец зубами. Он не станет кусать, если не злить его. Я высвободил палец и поднялся с кресла. Отец поднялся следом, выключил наконец телевизор и подошел ко мне. Он немного хромает, совсем немного, какой-то несчастный случай на работе. Помню, когда я был маленьким, некоторые из моих друзей из-за этого его боялись. Он подошел ко мне, укоризненно качая головой, и я в первый момент почему-то отшатнулся в испуге. Но отец просто положил мне руку на плечо и сказал:— Ты не думай, Крис, я на самом деле очень тебе сочувствую, но что делать?И мне снова захотелось увидеть мать.
15 мая
Здравствуй, Никто.Наверное, я была не в себе, когда согласилась на эту поездку. Я поехала потому, что хотела побыть с Крисом. Матери я наврала, что это школьная экскурсия, и хотя я бог весть сколько не была в школе, это сработало. Жутко себя чувствуешь, когда приходится врать родной матери. Мне действительно стыдно. Но у нее такой характер, что ей практически никогда нельзя говорить правду. Она не хочет ее знать, не хочет знать о тебе, милый Никто. Для нее ты не существуешь. Поэтому мы о тебе и не говорим.Но разговаривать нам больше не о чем, стало быть, мы и вообще больше не разговариваем. Да, как это ни прискорбно, похоже, я окончательно потеряла ее. Мы встречаемся и расходимся, как чужие. Ем я у себя, потому что с тех пор, как я стала изгоем в собственной семье, есть за общим столом стало невыносимо. Отец ведет себя так, будто я хрустальная: все время спрашивает, как я себя чувствую, подкладывает мне за спину подушки, подтыкает одеяла. Но когда я играю Шопена, он больше не пускается выделывать джазовые вариации левой рукой на верхних клавишах, и он больше не подшучивает над нашими отношениями с Крисом и не ставит свои любимые пластинки, под которые он раньше мог часами выбивать чечетку, сам над собой потешаясь.И во всем этом виновата я одна.Поэтому, когда Крис позвал меня поехать с ним в Карлайл в гости к его матери, я, не задумываясь, согласилась. Наверное, в тот момент мной уже полностью завладело отчаяние. Может быть, эта поездка поможет мне снова найти общий язык с моей матерью, решила я.Когда мы добрались до угла улицы, где она жила, Криса залихорадило. Если бы не я, он бы, вполне возможно, потоптался бы вокруг дома и отправился обратно на первом же поезде.— Да ладно тебе, можно подумать, ты к зубному идешь, — попыталась я встряхнуть его. Но я прекрасно понимала, что происходит у него в душе. Милый Никто, я надеюсь, что мы никогда не станем друг для друга чужими.Оказалось, что мать Криса курит, из-за этого она сразу потеряла в моих глазах несколько очков. Когда она открыла дверь, я сразу почувствовала сигаретный запах у нее изо рта, да и от одежды тоже несло табачищем. Мне чуть плохо не стало. Такая симпатичная — и такая от нее вонь… Хотя, в каком-то смысле, это даже придало мне уверенности. Можно не бояться, что сейчас она начнет давать нам указания: делайте то-то и то-то. Потому что те, кто отравляют себя и других никотином, не имеют права давать окружающим никаких указаний, вот что я думаю. Поэтому я успокоилась, унюхав этот ее запах. Никто не смеет отравлять тебя всякими ядовитыми газами, я им не позволю.Она выглядела намного моложе, чем отец Криса. На ее лице не было косметики, одета она была тоже не сказать, чтоб уж как-то особенно модно, но выглядела по-настоящему привлекательно со своей короткой, мальчишеской стрижкой и огромными черными глазами. Такими же глазами, как у Криса. На вид она была вполне довольна жизнью. Наверное, это все из-за скалолазания: свежий воздух, регулярные физические нагрузки и все такое. Даже обидно, что она курит. А то, глядишь, могли бы и подружиться. Крис, естественно, жутко нервничал: все время улыбался, а то начинал зачесывать волосы назад всей пятерней. В конце концов они так у него встопорщились на макушке, что мне самой захотелось подойти и пригладить их. Интересно, не испытала ли она в тот момент похожее чувство?Этот ее новый парень тоже был дома. Он оказался точной копией тысяч других альпинистов, которых я навидалась у нас на Стенеджском обрыве. Даже седеющая бородка у него была, а ведь это их непременный атрибут. Я не раз видела, как они возятся там со своими веревками, карабинами, крючьями и еще бог весть с чем.Было очень жарко, и он нацепил шорты. Ноги у его были здорово волосатыми. Могу на что угодно поспорить, что он с ног до головы покрыт волосами. Когда он присел, на коленке у него обнаружился синий узел варикозных вен, словно маленькая виноградная гроздь. Он поймал мой взгляд и прикрыл коленку ладонью.Мне не хотелось садиться, и я решила побродить по комнатам. Джоан упорно продолжала называть Криса Кристофером и все восхищалась, как же он вырос — словно он сам этого не знал. О Гае она тоже спросила, и о школе, и даже про кота вспомнила. Только об отце Криса она все же предпочла не упоминать. Что же все-таки между ними произошло? Я никак не могла представить их вместе, хотя, наверное, они когда-то любили друг друга. Странно, как можно полюбить человека, а потом вдруг обратно разлюбить? Как любовь может превратиться в ненависть, и почему люди, которые любят тебя больше всех остальных, могут и ранить сильнее всех? Мне об этом говорил отец, и в романах я про это читала, но все-таки я не понимаю, почему так происходит. Например, не понимаю, что общего может быть у отца с мамой. Отец по-настоящему счастлив, только когда читает или играет на фортепиано. Я не могу представить, чтобы они целовались, или держались за руки, или шептали друг другу нежности. Но когда-то они, наверняка, все это делали. Нет, я просто не могу понять, что такое любовь. Каким образом она подчиняет, захлестывает тебя с головой, как волна, не дает дышать? Сколько в Йоркшире парней? — тысячи и тысячи, и, наверное, найдется немало таких, которые мне в принципе могли бы понравиться, а я почему-то влюбилась именно в Криса. Каждую секунду я могу думать только о нем, мне даже непонятно, о чем я думала раньше, до того как его встретила. Иногда мне кажется, что я создана не из плоти и крови, а из миллионов маленьких зеркальных осколков, в каждом из которых с одной стороны отражается Крис, а с другой — я. Они кружатся и искрятся на солнце, словно конфетти, а я тем временем, допустим, спокойно иду по улице, и мне даже странно, что никто ничего не замечает.Джоан продолжала болтать с Крисом о том о сем, а мне казалось, что при этом я переживаю все то же, что он переживает в эту минуту. Меня охватили Неловкость и скованность, смешанные с теплым ощущением счастья. Я рассматривала фотографии на полках. Один из снимков меня особенно заинтересовал, на нем был запечатлен зазубренный горный хребет, у подножия которого раскинулось прекрасное озеро. Я сняла его с полки и спросила Джоан, что это за горы. Она сказала, что это кряж Кетбелз и озеро Дорвент в Озерном краю, и добавила, что раз уж мне так понравилась эта фотография, то она мне ее дарит. Карточка и в самом деле была потрясающая: горы, зеркально отражаясь в неподвижной глади озера, излучали ощущение безмятежного спокойствия. Глубокое небо синело над горами, краешек неба тоже отражался в воде. Это был замечательный подарок. Когда-нибудь я сама отправлюсь туда, только вот подожду, пока ты подрастешь, чтобы мы смогли вместе поехать. Я посажу тебя в лодку, возьмусь за весла и отвезу на самую середину озера. Хотя зачем ждать? Ты ведь и так все время со мной. Нет, я все-таки хочу, чтобы ты собственными глазами увидел и эти отроги, и горные вершины, и гладь озера. «Смотри, милый Никто, — скажу я. — Весь этот мир — для тебя».А пока я даже представить себе не могу, что случится со мной завтра, послезавтра… Будущее как в тумане. Эта фотография — словно мост, позволяющий мне заглянуть на ту сторону раскинувшейся передо мной бездонной пропасти.По дороге Крис уверял меня, что он едет к матери не для того, чтобы нахваливать ее чечевичный суп или рассказывать, куда он отправится на каникулы. Он собирается обсудить с ней проблемы жизненно важные для нас обоих, и когда он сказал это: для нас обоих, — на тебя и на меня накатило что-то теплое, какая-то нега, что ли, мы оба вдруг ощутили спокойствие и защищенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21