https://wodolei.ru/catalog/mebel/60cm/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

ол . . . .».
Да, это уже совсем, иное дело. Поставившее ребят в тупик первое слово «отплыасеер» состояло, оказывается, из четырех слов: от п. л.. ы. а се. ер. После недолгого раздумья Паша первый поставил недостающие буквы, и получилась настоящая понятная фраза: «от поляны на север».
Точно и ясно! Курс к пади Золотой.
Дальше оказалось еще проще: «через гольцы до широкой пади… север Мертвое озеро… север… север Кислый».
Здесь они задумались. Слово «Кислый» понятно, но неясен был его смысл. К чему в тайге применимо оно? Ребята называли различные предметы, но тут же отвергали их. Щавель, зеленая голубица, красная смородина — все было не то.
— Ну, герои, как дела? — спросил дедушка. Он выходил убирать Савраску.
— Разгадали! Больше половины разгадали. Смотрите, как понятно. Только какой-то «Кислый»… Непонятно…
— Гляди-ка, — прищурился дедушка, рассматривая бумагу, — все честь-честью. А я уж было приуныл. «Кислый»… Гм… «Кислый». Но до него, наверное, далеко. Главное — знать, куда завтра курс держать.
— Завтра узнаем. На север, через гольцы, до широкой пади. Только не знаем, что такое «гольцы».
— А это самая вершина хребта, макушка. Там леса нет, голо, потому и назвали так: «гольцы».
— Это там, где и летом лежит снег? Еще из Монгона видать: самая вершина горы голая, без лесу, а на ней снег.
— Во-во! Они и есть, гольцы.
— Через ледники и пропасти завтра пойдем, ребята! — сказал Паша.
— Не пора ли, герои, обед готовить? — заикнулся дедушка.
— Ну что вы! «Описание» нашли, почти всё разгадали, да обед? Надо скорее письмо Володе отправить. Знаете, как он обрадуется? Весь Монгон обрадуется.
Наташа уже хлопотала около клетки. Насыпала голубю по щепотке пшена и сечки, сбегала на поляну и наловила козявок. Голубь, к огорчению девочки, очень мало ел.
— Мало… — проворчал Боря. — С утра до ночи клюет! Все мало. Как не лопнет!..
— Молчи уж. Скупердяй!.. Гуля… Гуленька…
— Много не давай, — вдруг сказал Алик, — голубю вредно.
— Не твой он, и ладно! — отрезала Наташа.
— Я не говорю, что мой, — опустил голову Алик, — Лучше ведь хочу. Сытому голубю труднее лететь. Может не донести письма.
Женя с Наташей переглянулись.
— Ой, правда! Забыли мы, Женя.
Женя выдал каждому по маленькому листику папиросной бумаги. Не глядя, подал Алику.
— Маме пишешь, Алик? — подсел к мальчику дедушка.
— Маме.
— Ну, пиши, пиши. И мне надо… почтальону, своему дружку, пару слов черкнуть.
Письма быстро написали, потому что в распоряжении каждого был только крошечный кусочек бумаги, немного больше спичечной коробки.
Женя аккуратно свернул письма, сложил в сделанную Володей гильзу. Гильзу надели голубю на лапку.
Все вышли проводить крылатого почтальона. Голубь крутил головкой, перешагивал крохотными шажками по Наташиной руке.
— Ну, лети, лети! — сказала Наташа, легонько сталкивая голубка. — Привет всем передай!

Голубь вспорхнул и широкими кругами закружил над избушкой, то набирая высоту, то опять снижаясь.
— Вдруг не полетит! — испугался Боря. — Клевал, клевал, и зря…
— Как же, не учила я его, что ли? Свистнуть надо… Женя, свистни — у меня руки грязные.
Женя пронзительно засвистел. Голубь взмыл вверх, сделал последний круг, будто прощаясь, и вдруг направился прямо на юг — домой.
Через минуту он скрылся за вершинами кедров.
Увы, ребята поторопились послать победную весть. Они даже не догадывались, какие испытания еще ожидают их впереди.
Глава VIII
В КЕДРАЧЕ
Дом на поляне, где обосновались ребята, был таежной охотничьей избушкой-зимовьем. Осенью сюда, в тайгу, приходят колхозники. До открытия охотничьего сезона они здесь добывают орехи, а зимой промышляют пушного зверя.
Раньше летом дом пустовал, но вот уже второй год, с весны до осени, в нем живет пожарный сторож Михеич, о котором дедушка упоминал, когда встретили следы Алика.
— Так все лето один и живет? А что он караулит? Скоро он придет? — заинтересовались ребята.
— Про это он вам сам расскажет. Наскучал без людей — с весны не видел. То-то будет рад поговорить! А подойти — к вечерку подойдет.
В избушке были две комнатки. Посредине стояла каменная, с чугунной плитой печь. У стен расставлены рядами железные кровати. К каждой комнатке табуретки и стол. Вторую, меньшую, занимал, видимо, Михеич: одна кровать была заправлена, а на столе, накрытые полотенцем, лежали продукты и посуда.
У изголовья кровати в жестяной банке красовался букет уже увядших красных лилий. Цветы эти растут в Забайкалье запросто, не на клумбах, а на полянках, в любом уголке тайги. Напротив, на стене, — портрет Ленина в самодельной, удивительно красивой раскраски рамке. Дедушка объяснил, что рамку никто не разрисовал, а сама древесина кедрача имеет такой красивый узор. Недаром она ценится очень дорого. Под портретом на полоске обойной бумаги лозунг: «Да здравствует мир!»
В большей, первой комнате на полке были сложены пачка папирос, махорка, курительная бумага, спички и такие же, как у Бори, мешочки и наколотые лучины. Дедушка рассказал про старинный таежный обычай. Уходя из избушки, каждый охотник обязательно оставляет в ней запас самых необходимых продуктов, ружейных припасов, табаку, спичек и лучин. Любой человек, заблудившийся в тайге или попавший в другую беду, оказавшись в спасительной избушке, может брать все, что оставлено. Однако, следуя тому же обычаю, таежник без крайней нужды не возьмет даже крошки.
Убранство комнат довершали две керосиновые лампы и шкафик с надписью «Аптечка».
Все в этом доме показалось ребятам замечательным. В самом деле, как ни хорошо в тайге, а приятно оказаться в чистой комнате, пообедать за настоящим столом, полежать на кровати. А каким бы раем показался этот дом раненым партизанам, дяде Сереже и дяде Васе, если бы он тогда, двадцать шесть лет назад, стоял здесь! Обсушились бы, обогрелись, перевязали раны, поспали в тепле. Было еще рано, можно бы идти дальше, но дедушка отсоветовал. Засветло не успеть пройти гольцы, а ночевать там нельзя: нечем кормить Савраску и плохо с дровами.
Ребята отдохнули, взяли ружья и пошли побродить по хребту.
Хребет оказался обширным плоскогорьем, поднятым высоко над окружающей местностью. Здесь не было крутых спусков и подъемов. Пологие увалы, подчас едва заметные и однообразные, следовали один за другим. Всюду, куда ни глянешь, стояли один к одному могучие кедры. Изредка попадались одинокие березки и лиственницы, казавшиеся нарядными, но робкими и маленькими гостьями, случайно попавшими в царство молчаливых и хмурых великанов.
Несколько разнообразили местность длинные, но узкие — пять-шесть метров шириной — каменистые россыпи. Было похоже, что здесь когда-то со страшным грохотом катился длинный каменный поток. Камни сталкивались, вздыбливались, огромные каменные «брызги» летели в стороны. Вдруг неведомая сила сразу остановила все. Камни так и застыли — вздыбленные, наползающие друг на друга, накрененные вперед, точно готовые в любую минуту ринуться дальше.
На мягком и упругом ковре из брусничника и мха люди не оставляли за собой никаких следов.
Ребята очень скоро потеряли всякое представление о том, куда они идут, куда зашли. За стеной могучих кедров не было видно ни солнца, ни далеких гор, ни падей — ничего, что помогло бы хоть приблизительно ориентироваться.
Но Сергей Егорыч, попыхивая трубкой, своей скрадывающей походкой спокойно шел впереди.
На мху лежало много кедровых шишек. К огорчению ребят, все они были пустые, без орехов.
— Ничего, герои, — успокоил дедушка, — орехов наберем, потерпите.
— Где достанем?
— Правду сказать, по-честному-то их сейчас трудно получить. Не поспели. А в этих старых, что лежат, не ищите. Тут столько лакомок, что ни одного орешка не оставят. Как только шишки станут с кедра падать, начинается пир. Мыши тащат себе, бурундуки — себе, белки и птицы — себе. Медведи и кабаны издалека приходят, чтобы жиру на орешках нагулять. Такая работа идет! Можно сказать, кипит все вокруг… Да и человек не отстает: бить шишку с дерева нелегко, так он тоже торопится паданки собирать.
— А как шишки бьют? — спросил Женя.
— Да… — Дедушка недовольно пожевал губами. — Работа, прямо сказать, тяжелейшая. Не приложили еще ученые рук к кедрачу. Подумал, пождал я — да написал в Москву. Забыли, мол, кедрач. Везде машины, а тут по-старому — дубинка. Ну, ответили: «Не беспокойтесь, папаша. Скоро пришлем и в кедрач машину». Да что-то задержались…
Разговаривая так, дедушка подвел ребят к странному предмету, похожему на очень большой деревянный молоток. Рукоятка его длиннющая — около двух метров. К ней прикреплен толстый чурбан. Молот, или, как его назвал дедушка, «колот», оказался таким тяжелым, что ребята, взявшись все вместе, едва приподняли его.
— Вот она, наша техника! — поморщился дедушка. — «Скоро пришлем»! — сердито передразнил он. — Посмотрели бы, как люди пупы надрывают, так поторопились бы. Орешками небось и внучат побаловать любят, да и сами не прочь… Вот этой дубиной и бьем. Хоть спина трещит, а орешками снабжаем.
— Да, техника так техника! — огорчились и рассмеялись ребята.
Дедушка поставил колот стоймя рядом с кедром, отвел его и с силой толкнул вперед. Чурбан ударил по стволу так, что кедр содрогнулся.
— Осенью, когда шишки поспевают, от такого удара они и падают. С иного дерева легко — с одного удара около сотни, а то и больше свалится. А к другому подойдешь, бьешь, бьешь, до поту, а шишка не идет! Как сидела, так и сидит. Не падает, и всё! А с чего, и то сказать, она упадет, когда кедр в два обхвата и ему мой удар — тьфу, ровно ничего! Он и не шелохнется. Так шишка и останется зверушкам.
— А сейчас, дедушка, шишки не упадут? Вот они, видно их.
— Сейчас не упадут. Зеленые крепко сидят.

— А может, упадут?
Дедушка ударил колотом еще. В высоте что-то прошуршало, послышался нарастающий шум, как при быстром полете приближающейся птицы. Что-то быстро мелькнуло. Боря охнул, вскрикнул и схватился за голову. В мох, отскочив от Бориной головы, упала здоровенная шишка!
— Экая оказия… Больно? — забеспокоился дедушка.
— Больно… — растирая голову, проворчал Боря.
— Стал бы ты, Борька, сюда, и не попала бы в тебя шишка, — уверенно сказал Паша.
— Куда? — подозрительно уставившись на Пашу, спросил Боря.
— Сюда…
— «Стал бы»! Откуда я знал?.. А вы, дедушка, говорили, что не упадут, — сказал Боря, усердно потирая голову.
— Не сердись, герой. Тут я немного виноват. Не подумал, что на кедре может остаться прошлогодняя шишка. Застряла, видать, между сучками, нас дожидалась.
Ребята ошелушили шишку. В ней оказалось почти полстакана орехов. Ребята поделили их и с удовольствием щелкали.
— По-справедливому, — сказала Наташа, — все орехи надо бы Боре отдать. Во-первых, шишка прямо на него упала. Во-вторых, он контуженый, а раненым полагается отдавать все лучшие запасы. Ну, а теперь я буду лечить тебя, Борька! — закончила Наташа и решительно шагнула к нему.
Боря неуклюже, но удивительно быстро отскочил в сторону, перестал растирать голову и со страхом посмотрел на Наташу:
— Ну-ну, выдумала, ничего я не контуженый. Скорее делите все орехи, мне даже больно не было!
Ребята дружно захохотали. Все вспомнили знаменитую игру «в наступление и оборону», когда Боре залепили в лоб гнилой картошкой, и он — как положено было по правилам — вышел из игры. Тут-то и взялась за него Наташа, медсестра. Она уложила Борю на землю и вымазала ему пол-лица настоящим йодом. Потом три дня ходил Боря полосатый — наполовину белый, наполовину коричневый.
— Вы, дедушка, сказали, что орехов достанем, — напомнил Паша. — Этих мало.
— Достанем, достанем. Только придется нам заняться грабежом.
— Грабежом?
— Самым настоящим, можно сказать, грабежом. А ограбим мы бурундука.
Бурундуки, маленькие полосатенькие зверьки, называемые иначе земляными белками, попадались очень часто. Они бегали по земле, но, заслышав людей, проворно взбирались на деревья, издавая особенный резкий свист. За одним таким зверьком, держась от него на почтительном расстоянии, ребята начали следить.
Бурундук ни на минуту не оставался на месте. Он то копошился в брусничнике, то забирался на кустики ольховника, что-то откусывал и, видимо, складывал за щеки. Ребята не замечали, чтобы он ел, но щеки его все больше раздувались.
Вот, подняв хвостик над спинкой, бурундук стремительно пробежал по валежине, на мгновение приподнялся на задние лапки, пискнул, юркнул в брусничник и скрылся. Через несколько минут он появился опять.
Дедушка подошел к тому месту, куда исчезал зверек, и показал ребятам узкое, искусно спрятанное в зелени отверстие — норку. Следуя рукой по ее ходу, дедушка докопался до небольшого шаровидного углубления. К удивлению ребят, оно было заполнено чистыми, без единой соринки, кедровыми орехами. Здесь же — почки и побеги ольховника. В этой же норе, чуть подальше, оказалась вторая кладовая. В ней тоже было много орехов, причем половина из них — очищенные от скорлупы. Даже непонятно, как такой маленький зверек смог столько натаскать.
— Трудолюбивый зверюшка! — с уважением сказал дедушка. — Да вот беда: охотников до его запасов много. Первое дело — медведь. Самое его разлюбезное занятие: найти норку бурундука да разграбить.
— И мы в нору забрались, как воры, — смущенно сказал Женя.
— А мы по-честному сделаем: половину ему, другую нам. Хватит с него шелушеных: за зиму и их не переест. Тоже и за жадность проучить не мешает. Хватит ему — перехватит, а он все тащит. Иной год из-за него поважнее зверьки без орехов остаются.
Разыскав и наполовину опустошив еще две норы, ребята набили орехами все карманы.
Одна Наташа возмущенно отказалась от бурундучьих запасов:
— Он маленький, полосатик, весь день трудится, его и так все обижают, а тут еще мы пришли. Несправедливо! Бурундучьи дети зимой голодать будут!
Как ее ни убеждали, что зверюшка заготовляет запасов в два-три раза больше, чем ему нужно, что впереди еще осень, богатая шишками, Наташа упрямо стояла на своем и ни единого орешка не взяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36


А-П

П-Я