https://wodolei.ru/brands/Roca/
Только журналист.– Наши разберутся, кто ты есть таков. Поворачивал.Юный Черчилль сердито глянул на Дмитрия и упрямо двинулся в прежнем направлении. «Храбрый», – крутнул головой Дмитрий и спрыгнул с коня. Лейтенант бросил руку к револьверу. Но сделать он ничего не успел. Бороздин с медвежьей быстротой и силой схватил его. Охнув от боли, англичанин выпустил оружие. Откинув револьвер ногой, Дмитрий круто повернул плененного лицом к бурским позициям, усмехнулся:– Хотел Тугелу посмотреть – идем, покажу.Подъехал Брюгель:– Что ты с ним возишься?– Да вот не хочется малому в плен идти. Говорит: не солдат – журналист. А имя свое – прямо как королевское выговаривает: Уинстон Черчилль!– Журналист? Писака!.. Отведи его к комманданту или лучше к самому командующему. Может, интересное что расскажет.Вдруг в английской стороне поднялась яростная беспорядочная стрельба. Все насторожились, не понимая происходящего. Очень скоро пальба стихла, и из леса вылетел небольшой, человек в пятьдесят, отряд конников.– Наши? – удивился Брюгель.– Ребята Терона, – сразу узнал Дмитрий.Теронцы приближались. Дмитрий всматривался и никак не мог найти среди всадников ни Петра, ни Каамо. Вот уже можно различить и лица, а Петра не видать.– Ладно, не тяни, – сказал капрал. – Веди своего писаку к начальству…Луис Бота с корреспондентом разговаривать не стал, было недосуг, распорядился поместить его вместе с другими пленными офицерами. Всего англичан было пленено более трехсот, из них около ста офицеров. Захватили, кроме того, одиннадцать орудий.Однако Бота приказал коней не расседлывать, брандвахты – усилить. Он ждал повторного наступления.Дмитрий, сдав пленного охране, бросился разыскивать отряд Терона. Проголодавшиеся и веселые, разведчики варили себе еду.– Петро мой где?Ян Коуперс пожал плечами, сказал неопределенно:– Там… Остался в тылу. Задание… Да ты не беспокойся, Дик, все будет хорошо. Он не попадется.Дмитрий вздохнул. Сердце чуяло что-то неладное…
3
В ночь, когда генерал Буллер выводил войска на рубежи атаки, отряду Терона приказано было предпринять разведывательный рейд в тыл противника. Командующего интересовало, нет ли на подходе подкреплений и каково там состояние дорог: из Дурбана могли подвезти дальнобойные осадные орудия.Обойдя войска Буллера с востока, отряд к рассвету оказался у железной дороги в тылу Колензо. Терон решил нарушить путь, но без шума: в его расчеты вовсе не входило привлекать к себе внимание противника. Придумал он это, как видно, заранее – недаром всем приказал взять в переметные сумы прочные веревки и ремни. Ими теперь обвязали рельс, в необычную упряжь поставили два десятка лошадей, погнали их – рельс оказался вывернутым. Его запрятали подальше в лесу, закидали ветками – не найдешь, шпалы пораскидали. Такое же повторили в другом месте… Собственно, придумал этот способ не Терон – и до него им пользовались буры, только впрягали обычно быков…Они углубились в лес по западную сторону железной дороги, когда на севере, у Колензо, началась артиллерийская канонада. Горное эхо равнодушно и однообразно множило глухие раскаты огневого боя. Терон не привык размышлять подолгу. Возвращаться и ударить по врагу с тыла – таково было решение. Дальнейшая разведка?– Питер, возьмете десять бойцов, обшарите дороги вплоть до Вентера. – Терон небрежно ткнул в карту, где тоненькая голубая змейка левого притока смыкалась с Тугелой. – Я думаю, вы проскочите легко: противник занят этой заварушкой. – Он мотнул головой в сторону Колензо.– Поэтому мне и не нужны десять бойцов, – спокойно возразил Петр. – Они пригодятся там. А я справлюсь один… с Каамо.Терон внимательно посмотрел на него; лишь подрагивало, как всегда, левое веко.– Что ж, дело, – сказал он и протянул руку.Все шло хорошо. Петр и Каамо кружили по лесным дорогам, постепенно продвигаясь на северо-запад. Никаких признаков расположения здесь английских частей не было. Лишь одна дорога – на Бергвилл – была торной и широкой, другие напоминали те лесные зарастающие дорожки, что в страдную пору на Урале ведут к таежным сенокосам.Только один раз, потеряв осторожность, они чуть не напоролись на конный разъезд. Каамо все же успел заметить мелькнувших меж деревьев всадников. Быстро свернув с дороги и положив послушных коней, разведчики притаились в зарослях. Уланы на рысях проехали мимо, переговариваясь о бое под Колензо. Можно было понять, что англичане там отступили. Норовистая кобыла под сержантом беспокойно заржала, – видно, почуяла бурских коней. Петр положил руку на затвор карабина… Нет, уланы ничего не сообразили.Солнце давно перевалило зенит, близился вечер. К Вентеру надо было бы выбраться на всякий случай засветло: если там есть передовые посты англичан, нужно их высмотреть да заодно наметить, как прошмыгнуть мимо. Петр придержал коня и глянул в карту, испещренную собственными пометками.– Давай, Каамо, двинем прямиком через лес.– Давай, Питер, двинем! – У парня было хорошее настроение; он всегда радовался, когда доводилось оставаться с другом вдвоем: среди буров Каамо чувствовал себя скованней.Они начали пробираться сквозь чащу. Под густым лесным покровом было сумеречно и сыро. Редкие птицы негромко перекликались в зеленой гуще. Слева дыбился крутой склон горы, справа надвигался другой – они въезжали в ущелье.Вдруг конь под Петром всхрапнул и шарахнулся. Щелкнул курок винтовки Каамо. Петр вскинул голову. Крупный зверь с грязновато-желтой, испятнанной черным шкурой бесшумно прыгнул в переплете ветвей – только мелькнул и скрылся. Петр озадаченно оглянулся на Каамо:– Неужели леопард?Лицо Каамо, казалось, даже осунулось. Он кивнул, поглаживая коня, потом сказал тихо:– Этот зверь хуже льва. Страшнее. Хорошо, что не ночь!..Ущелье суживалось. Деревья, перевитые лианами, тесно лепились на его почти отвесных склонах, и лишь высоко над головой узким проливом в зеленых берегах синело небо. Хрустальный нежно взбулькивающий ключ выбивался из-под подошвы горы. Грешно было бы проехать мимо. Наскоро перекусив билтонгом, путники напились и ополоснули лица.Снова двинулись в дорогу. Теперь ущелье начало расширяться, а деревья смыкались все теснее, буквально лезли друг на друга. Приходилось продираться сквозь буйную поросль, защищая лицо от ветвей и сучьев. Солнце не пробивалось сюда, стало совсем темно. Неестественно громко прокричала какая-то птица. На сердце сделалось хмуро и тревожно.Каамо сдавленно вскрикнул, и в тот же миг что-то обрушилось сверху на Петра. Он не успел опомниться, как мускулистые чернокожие руки сдернули его с коня, зажали и оплели гибкими крепкими лианами. Два ассагая уперлись в грудь. Рычал и бился рядом также связанный Каамо.Человек двенадцать зулусов окружили их. Это были молодые, здоровые мужчины, в большинстве вооруженные ружьями. Почти все щеголяли лишь в повязках из шкур, украшенных хвостами диких кошек. Какой-то воин натянул на голову шляпу, сбитую с Петра. Другой потянулся к револьверу. Петр резко двинул плечом – тот отлетел в сторону. Воин с ассагаем угрожающе замахнулся тяжелой палицей.– Еоа! – строго одернул его (это прозвучало, как «эй, ой!») высокий и тучный зулус с грубой татуировкой на теле; голову его украшали черные страусовые и белые петушиные перья; он был, видимо, старшим: воин покорно опустил палицу.Старший шагнул поближе, широко улыбнулся и неожиданным по-обезьяньи ловким движением выхватил «веблей» Петра из кобуры.– У! – Он наставил револьвер в лицо пленника. (Петр не шелохнулся.) – Смелая бур? – сказал зулус на ломаном английском и снова улыбнулся. – Будем поджаривать твой пятка. Иди. – Он повелительно взмахнул рукой, указывая вверх. – Иди, иди!Петр оглянулся на Каамо. Тот застыл, как изваяние, толстые губы были плотно сжаты, глаза опущены.– Выше голову, братишка, – сказал Петр как мог веселее и начал карабкаться в гору.С завязанными, натуго припутанными к туловищу руками это было очень трудно. Несколько раз он падал, его подхватывали. Татуированный что-то сказал негромко, и сразу по два воина подскочили к каждому из пленников, чтобы помочь передвигаться. Сзади тянули лошадей.Выкарабкавшись из ущелья, они пошли на юг. Шли без тропы или, может быть, просто Петр не различал ее в быстро густеющих сумерках. Неожиданно из тьмы неслышно появился еще один воин. Он что-то сказал старшему. Петр уловил лишь одно знакомое слово – «индун». Так назывались офицеры зулусской армии.– Быстро иди! – повернулся старший к пленникам. – Огонь твоя пятка много готов, – и засмеялся.Зулусский бивак открылся неожиданно. В неглубокой лощинке горели костры, меж ульеобразных шалашей бродили воины, чуть в сторонке возвышалась палатка английского образца.Пленников подвели к одному из костров, а старший поспешил к палатке. Свое грузное тело он нес удивительно легко и быстро. Вокруг сейчас же собралась толпа. Зулусы говорили что-то, кричали, строили гримасы и смеялись, открыто и недружелюбно потешаясь над пленными.«Да, – подумал Петр с тоской, – пятки не пятки, а живым нам отсюда не уйти. Вряд ли они захотят передать нас англичанам» расправятся сами».Неожиданно шум стих. Толпа раздвигалась, пропуская кого-то.
Петр взглянул – к ним подходил… Чака.Он шел по черному живому коридору самоуверенный, властный, важно выпятив грудь. Вдруг что-то дрогнуло в его лице, но оно осталось невозмутимым, лишь, показалось, вспыхнули глаза. Или это блеснул в них отсвет кострового пламени?Петр не знал, как поступить. Назвать индуна по имени, броситься ему навстречу? Но, может, Чака не хочет этого, может, нельзя?.. Каамо тоже узнал его и, видимо, тоже растерялся. Он взглянул на Петра и плечом прижался к нему.Чака приблизился и по-зулусски обратился к воинам, доставившим пленников. Похоже, он благодарил их. Потом интонаций его голоса стала резкой, повелительной, и стражники тотчас принялись распутывать на пленниках узы. По толпе прошел негромкий ропот. Чака поднял руку и снова заговорил. Он говорил быстро и взволнованно, поминутно указывая на Петра, потом порывисто шагнул к нему и обнял.– Здравствуй, Питер! Чака приветствует брата!– Здравствуй, Чака!..Теперь толпа загудела оживленно и радостно: индун встретил своего друга, своего брата, который когда-то спас Чаке жизнь.Руки Петра затекли, он разминал и растирал их, а губы сами расползались в улыбке и пощипывало глаза. Чака заметил на его руке широкий браслет из кожи носорога – свой давний подарок, знак побратимства. Он прикоснулся к браслету, и глаза его тепло прищурились.– Узнал, – радуясь, сказал Каамо не то о браслете, не то о Петре и себе.Чака повернулся к нему.– Здравствуй, Каамо! Ты стал такой большой и красивый… Идемте к моей палатке… Это Мбулу, – указал Чака на татуированного толстяка. – Не обижайтесь на него, он мой помощник и хороший воин.Петр обхватил здоровяка за плечи и легонько прижал к себе. Тот сделал так же.Чака сказал Мбулу что-то по-зулусски, тот закричал толпе, и все воины очень обрадовались.– Я приказал дать им пива, – объяснил Чака. – Пусть будет праздник для всех.Они подошли к палатке индуна. Юноша-прислужник почтительно положил для каждого тонкие набитые шерстью подушки. Невозмутимо замерли у палатки два чернокожих часовых.– Ты стал большим начальником, мой брат, – с едва уловимой иронией сказал Петр.Чака кивнул с достоинством, однако чуть приметно улыбнулся.Им принесли большой глиняный тумбас маисового пива, котел с жирным вареным мясом и кашу из молотого сахарного проса. Чака налил себе пива и отправил в рот кусок говядины: хозяин должен первым отведать пищу, чтобы показать, что она не отравлена; таков закон гостеприимства. Взяв ядреную мозговую кость, он, причмокивая, пососал ее и протянул Петру.Они охотно ели и пили и вспоминали свои приключения на севере Трансвааля, в долине Слоновой реки, а потом поведали друг другу, как прошли у каждого эти годы. Петр похвалил Каамо, сказав, что он стал много читать, и Чака одобрительно поцокал языком.– Я тоже научился читать, – сообщил он, – только очень немножко. И умею писать свое имя… по-английски, – добавил он. – Все по-английски. Читать – по-английски, деньги – английские, служба – английская. А когда будет все по-зулусски? Он помолчал, сдерживая гневную дрожь, заговорил о другом: – Видишь, я вернулся к своему народу. Я хорошо посмотрел, как живут белые. Не такие уж они хитрые. Просто у них много ружей и денег. Я работал на фермах у буров, долбил черный горючий камень под землей, много видел. Я вернулся к зулусам, вожди приняли меня, и вот видишь – я индун. – Он опять замолчал, и опять была в этом какая-то недосказанность.Раза два к палатке подходил Мбулу. Вещи, отобранные в ущелье, Петру и Каамо вернули, о лошадях тоже позаботились. Толстяк присаживался на корточки у костра индуна, слушал, о чем говорят, и молчал, не прикасаясь к еде. Впрочем, он, видать, был сыт: измазанные жиром губы и хмельные глаза вполне ясно свидетельствовали о том, что у других костров Мбулу не был столь воздержан.У костров разгоралось веселье, становилось шумно. Петр подумал: появятся англичане – как им не поинтересоваться гостями индуна? Чака уловил его настороженный взгляд.– Лес имеет много зулусских глаз и ушей, – сказал он. – И Буллеру сегодня не до нас: он зализывает свои бока.Яркие звезды мерцали над их головами. Время подкатывало к полночи. Чака сказал что-то Мбулу, тот подошел к часовым, и втроем они исчезли за палаткой.– Вас проводят к Тугеле, – повернулся Чака к Петру. – Знай, Питер, и скажи своему Бота, что Чака воюет против буров, но победы англичан он не хочет. Еще не все мои воины понимают это, но скоро они поймут. Пусть англичане немножко бьют буров, а вы, пожалуйста, бейте англичан. Если Чака узнает что-нибудь важное, это важное будет знать и Питер. Я все сказал. Давай курить прощальную трубку……Невидимые и неслышные, зулусские воины быстро шли впереди, ведя коней в поводу. Черный лес затаенно молчал. Было в этом молчании что-то тягостно-грозное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
3
В ночь, когда генерал Буллер выводил войска на рубежи атаки, отряду Терона приказано было предпринять разведывательный рейд в тыл противника. Командующего интересовало, нет ли на подходе подкреплений и каково там состояние дорог: из Дурбана могли подвезти дальнобойные осадные орудия.Обойдя войска Буллера с востока, отряд к рассвету оказался у железной дороги в тылу Колензо. Терон решил нарушить путь, но без шума: в его расчеты вовсе не входило привлекать к себе внимание противника. Придумал он это, как видно, заранее – недаром всем приказал взять в переметные сумы прочные веревки и ремни. Ими теперь обвязали рельс, в необычную упряжь поставили два десятка лошадей, погнали их – рельс оказался вывернутым. Его запрятали подальше в лесу, закидали ветками – не найдешь, шпалы пораскидали. Такое же повторили в другом месте… Собственно, придумал этот способ не Терон – и до него им пользовались буры, только впрягали обычно быков…Они углубились в лес по западную сторону железной дороги, когда на севере, у Колензо, началась артиллерийская канонада. Горное эхо равнодушно и однообразно множило глухие раскаты огневого боя. Терон не привык размышлять подолгу. Возвращаться и ударить по врагу с тыла – таково было решение. Дальнейшая разведка?– Питер, возьмете десять бойцов, обшарите дороги вплоть до Вентера. – Терон небрежно ткнул в карту, где тоненькая голубая змейка левого притока смыкалась с Тугелой. – Я думаю, вы проскочите легко: противник занят этой заварушкой. – Он мотнул головой в сторону Колензо.– Поэтому мне и не нужны десять бойцов, – спокойно возразил Петр. – Они пригодятся там. А я справлюсь один… с Каамо.Терон внимательно посмотрел на него; лишь подрагивало, как всегда, левое веко.– Что ж, дело, – сказал он и протянул руку.Все шло хорошо. Петр и Каамо кружили по лесным дорогам, постепенно продвигаясь на северо-запад. Никаких признаков расположения здесь английских частей не было. Лишь одна дорога – на Бергвилл – была торной и широкой, другие напоминали те лесные зарастающие дорожки, что в страдную пору на Урале ведут к таежным сенокосам.Только один раз, потеряв осторожность, они чуть не напоролись на конный разъезд. Каамо все же успел заметить мелькнувших меж деревьев всадников. Быстро свернув с дороги и положив послушных коней, разведчики притаились в зарослях. Уланы на рысях проехали мимо, переговариваясь о бое под Колензо. Можно было понять, что англичане там отступили. Норовистая кобыла под сержантом беспокойно заржала, – видно, почуяла бурских коней. Петр положил руку на затвор карабина… Нет, уланы ничего не сообразили.Солнце давно перевалило зенит, близился вечер. К Вентеру надо было бы выбраться на всякий случай засветло: если там есть передовые посты англичан, нужно их высмотреть да заодно наметить, как прошмыгнуть мимо. Петр придержал коня и глянул в карту, испещренную собственными пометками.– Давай, Каамо, двинем прямиком через лес.– Давай, Питер, двинем! – У парня было хорошее настроение; он всегда радовался, когда доводилось оставаться с другом вдвоем: среди буров Каамо чувствовал себя скованней.Они начали пробираться сквозь чащу. Под густым лесным покровом было сумеречно и сыро. Редкие птицы негромко перекликались в зеленой гуще. Слева дыбился крутой склон горы, справа надвигался другой – они въезжали в ущелье.Вдруг конь под Петром всхрапнул и шарахнулся. Щелкнул курок винтовки Каамо. Петр вскинул голову. Крупный зверь с грязновато-желтой, испятнанной черным шкурой бесшумно прыгнул в переплете ветвей – только мелькнул и скрылся. Петр озадаченно оглянулся на Каамо:– Неужели леопард?Лицо Каамо, казалось, даже осунулось. Он кивнул, поглаживая коня, потом сказал тихо:– Этот зверь хуже льва. Страшнее. Хорошо, что не ночь!..Ущелье суживалось. Деревья, перевитые лианами, тесно лепились на его почти отвесных склонах, и лишь высоко над головой узким проливом в зеленых берегах синело небо. Хрустальный нежно взбулькивающий ключ выбивался из-под подошвы горы. Грешно было бы проехать мимо. Наскоро перекусив билтонгом, путники напились и ополоснули лица.Снова двинулись в дорогу. Теперь ущелье начало расширяться, а деревья смыкались все теснее, буквально лезли друг на друга. Приходилось продираться сквозь буйную поросль, защищая лицо от ветвей и сучьев. Солнце не пробивалось сюда, стало совсем темно. Неестественно громко прокричала какая-то птица. На сердце сделалось хмуро и тревожно.Каамо сдавленно вскрикнул, и в тот же миг что-то обрушилось сверху на Петра. Он не успел опомниться, как мускулистые чернокожие руки сдернули его с коня, зажали и оплели гибкими крепкими лианами. Два ассагая уперлись в грудь. Рычал и бился рядом также связанный Каамо.Человек двенадцать зулусов окружили их. Это были молодые, здоровые мужчины, в большинстве вооруженные ружьями. Почти все щеголяли лишь в повязках из шкур, украшенных хвостами диких кошек. Какой-то воин натянул на голову шляпу, сбитую с Петра. Другой потянулся к револьверу. Петр резко двинул плечом – тот отлетел в сторону. Воин с ассагаем угрожающе замахнулся тяжелой палицей.– Еоа! – строго одернул его (это прозвучало, как «эй, ой!») высокий и тучный зулус с грубой татуировкой на теле; голову его украшали черные страусовые и белые петушиные перья; он был, видимо, старшим: воин покорно опустил палицу.Старший шагнул поближе, широко улыбнулся и неожиданным по-обезьяньи ловким движением выхватил «веблей» Петра из кобуры.– У! – Он наставил револьвер в лицо пленника. (Петр не шелохнулся.) – Смелая бур? – сказал зулус на ломаном английском и снова улыбнулся. – Будем поджаривать твой пятка. Иди. – Он повелительно взмахнул рукой, указывая вверх. – Иди, иди!Петр оглянулся на Каамо. Тот застыл, как изваяние, толстые губы были плотно сжаты, глаза опущены.– Выше голову, братишка, – сказал Петр как мог веселее и начал карабкаться в гору.С завязанными, натуго припутанными к туловищу руками это было очень трудно. Несколько раз он падал, его подхватывали. Татуированный что-то сказал негромко, и сразу по два воина подскочили к каждому из пленников, чтобы помочь передвигаться. Сзади тянули лошадей.Выкарабкавшись из ущелья, они пошли на юг. Шли без тропы или, может быть, просто Петр не различал ее в быстро густеющих сумерках. Неожиданно из тьмы неслышно появился еще один воин. Он что-то сказал старшему. Петр уловил лишь одно знакомое слово – «индун». Так назывались офицеры зулусской армии.– Быстро иди! – повернулся старший к пленникам. – Огонь твоя пятка много готов, – и засмеялся.Зулусский бивак открылся неожиданно. В неглубокой лощинке горели костры, меж ульеобразных шалашей бродили воины, чуть в сторонке возвышалась палатка английского образца.Пленников подвели к одному из костров, а старший поспешил к палатке. Свое грузное тело он нес удивительно легко и быстро. Вокруг сейчас же собралась толпа. Зулусы говорили что-то, кричали, строили гримасы и смеялись, открыто и недружелюбно потешаясь над пленными.«Да, – подумал Петр с тоской, – пятки не пятки, а живым нам отсюда не уйти. Вряд ли они захотят передать нас англичанам» расправятся сами».Неожиданно шум стих. Толпа раздвигалась, пропуская кого-то.
Петр взглянул – к ним подходил… Чака.Он шел по черному живому коридору самоуверенный, властный, важно выпятив грудь. Вдруг что-то дрогнуло в его лице, но оно осталось невозмутимым, лишь, показалось, вспыхнули глаза. Или это блеснул в них отсвет кострового пламени?Петр не знал, как поступить. Назвать индуна по имени, броситься ему навстречу? Но, может, Чака не хочет этого, может, нельзя?.. Каамо тоже узнал его и, видимо, тоже растерялся. Он взглянул на Петра и плечом прижался к нему.Чака приблизился и по-зулусски обратился к воинам, доставившим пленников. Похоже, он благодарил их. Потом интонаций его голоса стала резкой, повелительной, и стражники тотчас принялись распутывать на пленниках узы. По толпе прошел негромкий ропот. Чака поднял руку и снова заговорил. Он говорил быстро и взволнованно, поминутно указывая на Петра, потом порывисто шагнул к нему и обнял.– Здравствуй, Питер! Чака приветствует брата!– Здравствуй, Чака!..Теперь толпа загудела оживленно и радостно: индун встретил своего друга, своего брата, который когда-то спас Чаке жизнь.Руки Петра затекли, он разминал и растирал их, а губы сами расползались в улыбке и пощипывало глаза. Чака заметил на его руке широкий браслет из кожи носорога – свой давний подарок, знак побратимства. Он прикоснулся к браслету, и глаза его тепло прищурились.– Узнал, – радуясь, сказал Каамо не то о браслете, не то о Петре и себе.Чака повернулся к нему.– Здравствуй, Каамо! Ты стал такой большой и красивый… Идемте к моей палатке… Это Мбулу, – указал Чака на татуированного толстяка. – Не обижайтесь на него, он мой помощник и хороший воин.Петр обхватил здоровяка за плечи и легонько прижал к себе. Тот сделал так же.Чака сказал Мбулу что-то по-зулусски, тот закричал толпе, и все воины очень обрадовались.– Я приказал дать им пива, – объяснил Чака. – Пусть будет праздник для всех.Они подошли к палатке индуна. Юноша-прислужник почтительно положил для каждого тонкие набитые шерстью подушки. Невозмутимо замерли у палатки два чернокожих часовых.– Ты стал большим начальником, мой брат, – с едва уловимой иронией сказал Петр.Чака кивнул с достоинством, однако чуть приметно улыбнулся.Им принесли большой глиняный тумбас маисового пива, котел с жирным вареным мясом и кашу из молотого сахарного проса. Чака налил себе пива и отправил в рот кусок говядины: хозяин должен первым отведать пищу, чтобы показать, что она не отравлена; таков закон гостеприимства. Взяв ядреную мозговую кость, он, причмокивая, пососал ее и протянул Петру.Они охотно ели и пили и вспоминали свои приключения на севере Трансвааля, в долине Слоновой реки, а потом поведали друг другу, как прошли у каждого эти годы. Петр похвалил Каамо, сказав, что он стал много читать, и Чака одобрительно поцокал языком.– Я тоже научился читать, – сообщил он, – только очень немножко. И умею писать свое имя… по-английски, – добавил он. – Все по-английски. Читать – по-английски, деньги – английские, служба – английская. А когда будет все по-зулусски? Он помолчал, сдерживая гневную дрожь, заговорил о другом: – Видишь, я вернулся к своему народу. Я хорошо посмотрел, как живут белые. Не такие уж они хитрые. Просто у них много ружей и денег. Я работал на фермах у буров, долбил черный горючий камень под землей, много видел. Я вернулся к зулусам, вожди приняли меня, и вот видишь – я индун. – Он опять замолчал, и опять была в этом какая-то недосказанность.Раза два к палатке подходил Мбулу. Вещи, отобранные в ущелье, Петру и Каамо вернули, о лошадях тоже позаботились. Толстяк присаживался на корточки у костра индуна, слушал, о чем говорят, и молчал, не прикасаясь к еде. Впрочем, он, видать, был сыт: измазанные жиром губы и хмельные глаза вполне ясно свидетельствовали о том, что у других костров Мбулу не был столь воздержан.У костров разгоралось веселье, становилось шумно. Петр подумал: появятся англичане – как им не поинтересоваться гостями индуна? Чака уловил его настороженный взгляд.– Лес имеет много зулусских глаз и ушей, – сказал он. – И Буллеру сегодня не до нас: он зализывает свои бока.Яркие звезды мерцали над их головами. Время подкатывало к полночи. Чака сказал что-то Мбулу, тот подошел к часовым, и втроем они исчезли за палаткой.– Вас проводят к Тугеле, – повернулся Чака к Петру. – Знай, Питер, и скажи своему Бота, что Чака воюет против буров, но победы англичан он не хочет. Еще не все мои воины понимают это, но скоро они поймут. Пусть англичане немножко бьют буров, а вы, пожалуйста, бейте англичан. Если Чака узнает что-нибудь важное, это важное будет знать и Питер. Я все сказал. Давай курить прощальную трубку……Невидимые и неслышные, зулусские воины быстро шли впереди, ведя коней в поводу. Черный лес затаенно молчал. Было в этом молчании что-то тягостно-грозное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43