Обосновалась здесь действительно семья Евсеича, известного на заводе под прозвищем Туман. Хитроват и скрытен был старик. Не поймешь: то ли водится у него золотишко, то ли гол как сокол. Умел прикинуться и чуть ли не нищим, и чуть ли не богачом. Пойди докопайся, что у него за душой. Однако в заводе жить – не в лесу. На людях. А люди неопределенности не любят. Решили они на свой лад: не нищ Евсеич и не богат. Просто хитер, «туман пущает», а живет, как все живут…Завидя подходивших, Евсеич молвил что-то своим, а сам направился к костерку.– Бог в помощь! – приветствовал его Дмитрий и все же не удержался, наскочил: -Мой ведь песок, Евсеич, моете.– Может, был твой, теперь наш будет, – неласково покосился на него старик.– Правду говорю. Давно я это место заприметил.– Ты заприметил, я прибрал.– Бумагу-то оформили? – прищурился Петр.– А ноне без бумаги разве можно?Дмитрий усмехнулся увертливости старика, махнул рукой:– Владайте!Попросив разрешения воспользоваться костром, они взялись за узелок, животы подводило.– Пристраивайтесь, ухи хлебнете с нами. Про картофь слышали, поди, староверы наши говорят: «Картоха проклята, чай двою проклят, табак да кофе трою». А ушица – еда благословенная.– Хэ! – откликнулся Солодянкин, как раз набивавший трубку табаком. – Много твои староверы смыслят! Картошка хлебу присошка. А что кофия касается, скажу я вам, наипервейший напиток. Вот Ахметка его у нас готовил на Капказе. Выпил чашку – богатырь, выпил три – прям-таки царем себя ощущаешь.– Оно по тебе видно. – Евсеич даже хохотнул.Подошли его сыновья с женами.Старший, только что выбравшийся из дудки, был весь мокрый.– Вода долит – спасу нет, – сказал он. – Придется, батя, чуть поодаль бить.– Вода не огнь, терпеть можно. – Старик со злостью прихлопнул на шее комара. – Готово у тебя, что ли, Иваныч?– У меня ать-два – и произведено. Хлебово, скажу вам, чисто генеральское. Видите, – Солодянкин повернулся к Петру и Дмитрию, – фуражиром меня к себе приспособил приятель-то. Он, брат, знает, куда кого приспособить. Ну, и я свое дело знаю, солдат не промах. – Крутнув сивый ус, Солодянкин подмигнул и, запустив руку под обомшелый камень, вытащил штоф водки.– Заметно, что не промах, – насупился Евсеич: бутылка была уже почата.– Нога же, – сморщился солдат. – Нету ее, почитай, уже пятнадцать годов, под Карсом-крепостью в семьдесят седьмом оставил, а болит, стерва, и болит.– Ну… – Евсеич двуперстием перекрестил нос и отхлебнул из кружки.Ели истово и, не передохнув, опять ушли к дудке и вашгерду. У костра остались лишь старый солдат да два друга.– Видать, подходящее золотишко-то, – задумчиво сказал Петр.– Видать, – согласился Дмитрий. – И в воскресенье, в божий день, робят, и вода им «не огнь». Богатимое место. Как считаешь, дядя Ефим?Солодянкин поскреб затылок, потянулся.– Кто его знает. Туман он и есть туман. Он и сынам-то всего не кажет… А золотишко, я полагаю, такое: доль Доля – 44 миллиграмма, 1/96 золотника (золотник – 4,2 грамма).

десять на пуд.– Ух, язви те!.. – Дмитрий поцокал. – Что ни десять пудов – золотник? Подходяще.– А иначе бы он разве водочку разрешил?.. Только, скажу я вам, ребята, это тоже не золото. Вот есть такая страна – Африка. До нее я, правда, не доходил, врать не стану. Люди сказывали. За турецким морем она. И есть в ней город Египет. Вот там – просто ужас сколько золота. Ходят по нему, ногами ходят, а достать не умеют, толку нет. Известно – турки.– Ну-у? – У Дмитрия округлился рот.– В Африке, дядя Ефим, не турки – африканцы живут, негры, – сказал Петр.– Яйца курицу не учат! – Солодянкин сердито полыхал трубкой. – Знаю, что африканцы. Арапы – прозвание. Ну, они, значит, навроде турков, одной веры. Алла бусмилла – слыхал? Магометаны. Ну, только не в них дело. Ты до сути дойди. Золото, говорю, неимоверное. Небывалое золото. Была бы нога у меня, дак я… Эх, что толковать! Вон вы бугаи какие, ноги бы в руки – да айда. И себе наковыряли бы – больше не хочу, и людей бы темных научили. Они прям-таки, говорю, по золоту ходят, а сами проживают в бедности.– На сказку похоже, – недоверчиво сказал Дмитрий.– Верно, Митя, – упер ему в грудь обрубок пальца Солодянкин, – так и люди говорят: истинно сказачно! Однако не только золото – всё там на особицу. Самоцветы, сказывают, ну вот просто как у нас галечка. Повсюдно. Ребятишки ими, как обнаковенно камешками, играются. Фрукты – там тебе яблоки, груши всякие, канпот – это и за фрукты не считают, просто в лесу растут, как у нас вон шишки. Истинно райская земля! А еще, скажу я вам, ребята…– Иваныч! – сердито закричал от вашгерда старик Туман. – Где вторая банка с ртутью? Всё лясы точишь, а дело стоять будет?– Сейчас! Ох, наклеит он мне! Куда я ее, проклятую, засунул?.. Сейчас! – Припадая на деревянную култышку, Солодянкин заспешил к Евсеичу.Дмитрий проводил его все еще оторопелым, растревоженно-удивленным взглядом, крякнул:– Горазд врать старик.– А он ведь не все врет, – откликнулся Петр. – Одна половина – брехня, вторая – правда.– Это которая же половина правда?– Вот этого не знаю. Перемешано у него все.– Н-да. – Дмитрий хмыкнул, зачем-то ощупал трубку, забытую солдатом, и задумчиво склонился над костром.Петр отвалился на спину, заложил руки под голову. Трава пахла жизнью и привольем. Неторопко, плавно покачивались в небе над головой верхушки сосен, царапали высокие пушистые облака. Облака рвались, и тогда распахивалось яркое голубое бездонье. «А над Африкой – там какое небо?» – подумал Петр. Он прикрыл глаза, но облака продолжали ходить над ним и курчавиться, только теперь они сделались черными. «А море – какое?» Представить его он не мог. Вспоминалась лишь картинка из какой-то книжки, море на ней было игрушечно-лаковое. Море покачивалось. Оно было ласковое и теплое… Петр заснул…
3
Арсений Владимирович, инженер, выйдя из конторы, остановился на крыльце, лениво оглядывая заводскую улицу. Была суббота, впереди маячил пустой вечер, и Арсений Владимирович размышлял, пойти ли сегодня на преферанс к отцу Ипату или заложить лошадку да катануть в Екатеринбург.– Дозвольте, господин инженер, если время есть, спросить вас кое о чем, – прозвучал совсем рядом звонкий, уверенный баритон.Только тут Арсений Владимирович заметил у крыльца двух рабочих парней. Один, белобрысый гигант, смущенно мял в руках потрепанный картуз, второй, чуть пониже ростом, потемнее, сухопарый, смотрел прямо, чуть прищуренно. «Этот и обратился», – определил Арсений Владимирович и благосклонно кивнул:– Спрашивай, что ж такого.Парни шевельнулись.– Вы человек образованный, должны знать… Есть такая страна Африка. Разговорились мы тут… Правда ли, что в той стране много золота, а заводов, приисков, как вот у нас, почти что и нет?– В Африке? – Брови Арсения Владимировича полезли вверх. Он был и смущен вопросом врасплох, и позабавлен. – Эвон куда вы, братцы, удочку закинули! Как говорится, за тридевять земель. Что это она вас так заинтересовала?– Да как сказать? Любопытствуем. А спросить не у кого. Вы уж на нас не обидьтесь.– Какая обида!.. Право, не знаю, что и ответить. Африка – страна, конечно, богатейшая, это верно. И золото там, и алмазы, и даже львы и слоны. Как говорится, девственная, нетронутая природа. Дикость, однако… негры, тропики… – Арсений Владимирович соображал, что же еще он знает о том далеком континенте. – Вы грамотны ли?– Грамотные.– Хм! – Инженер мизинцем почесал нос. – Вот есть, к примеру, книга Гончарова «Фрегат «Паллада», там Африка среди прочих стран, помнится, описана. Еще был такой путешественник Ливингстон, англичанин. Его книгу тоже можно найти… А больше, пожалуй, и не припомню ничего. – Он развел руками.– И на том спасибо. Извините еще раз. – Поклонившись вежливо, парни отошли и двинулись вдоль улицы, неторопливые, большие, сильные.Арсений Владимирович смотрел им вслед с улыбочкой.На крыльцо выпорхнул конторщик Додонов. Инженер обернулся к нему:– Милейший, не скажете ли, что это за люди?– Это-с, Арсений Владимирович, рабочий наш с шахты, Ковалев фамилия. И дружок его Бороздин. А что-с?– Да так… Чудаки! Интересовались, что за страна Африка и много ли там золота. Смех!– Действительно-с, смешно. – Додонов захихикал. – Уж не желают ли некий променад до Африки совершить? – Он снова захихикал.Не знал Додонов, куриная голова, что так оно на деле-то и было…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧУЖЕДАЛЬНЯЯ ЗЕМЛЯ
ДОБРЫЙ КАТОРЖНИК 1
Августовское солнце лениво вползало на небо. Над холмистым разливом саванны Саванна – тропическая лесостепь в Африке и Америке.

стоял нестихающий шелест сухих зимних трав. Редкие одиночные деревья, похожие на грибы с загнутыми кверху шляпками, выглядели уныло.Впереди показался город. Издали он напоминал внезапно возникшую в степи рощу. Только вся она была испятнана красными крышами домов.– Должно, изрядный городишко, – сказал Дмитрий.– Тысяч десять жителей будет, – прикинул Петр. – С нашим заводом сходит.Они глянули друг на друга и уже без слов решили, что в этот город зайдут. Что ни говори, за плечами полторы тысячи верст по этой странной, чужой африканской земле – по горам, диковинному лесу, через сплошняковые заросли кустарников, по степи. Правда, почти сутки ехали железной дорогой, но ведь все остальное – на своих двоих, лишь кое-где на медлительных фермерских повозках. Матросские робы, в которых парни бежали с французского парохода, превратились в лоскутья. Уже дважды меняли обувь, но и теперешние сапоги годились только на то, чтобы выбросить.У пригородной фермы они помылись в оросительной канаве и, закинув тощие котомки за плечи, двинулись к городу.– Батожки-то выбросить надо, – сказал Петр, и увесистые сучковатые палки, славные их помощники и защитники, полетели в траву.Город показался им приятным. Среди вечнозеленых деревьев стояли красивые дома, светлые и легкие, крытые черепицей. Улицы были широченными, как площади, и малолюдными. Вялые, неторопливые быки тащили по мощеной дороге тяжелые фуры с кладью. Несколько негров несли громадные корзины с фруктами и овощами. Сообразив, что носильщики и упряжки движутся к базару, парни пошли за ними.Базар был большой, оживленный. Меж длинными рядами повозок сновала пестрая и шумная, гомонливая толпа.Им бы влезть в эту толкучку, затеряться в ней – и все, возможно, повернулось бы совсем по-иному. А они, остановившись у края базарной площади возле повозок, заспорили. Очень уж привлекла Дмитрия морковь.– Ты погляди, Петро, морковка. А? Совсем как у нас в Березовском!– Успеется, Мить. Одеться сначала надо, сапоги вот сменить.У них еще оставались несколько серебряных рублей, царский золотой червонец да мелочь, подработанная в пути на плантациях.– Только связочку одну, – не унимался Дмитрий. – Очень хочется морковки похрумкать.Они не заметили, как совсем близко подошли два рослых полицейских во франтоватых мундирах и длинных рейтузах из темно-синей саржи. Полицейским давно уже примелькались многочисленные уитлендеры, чужеземцы, но эти русые бородатые гиганты с облупившейся от солнца кожей, обветренные и грязные, разговаривали на каком-то особом, ни разу не слышанном языке.Небрежно притронувшись к каске, полицейский сержант шагнул ближе и спросил, кто они такие. Вопроса парни не поняли, но сразу сообразили, что перед ними представители власти.– Этого еще не хватало, – буркнул Петр и тут же, сделав лицо приветливо-вежливым, объяснил со всеми, на какие был способен, подробностями: – Бур. Трансвааль. Претория. – И показал пальцами: идем, шагаем туда.– Бур, – сказал сержант (у него прозвучало: буэр) и потыкал себя в грудь.– Претория? – обрадовался Петр и повел рукой на город.Сержант покачал головой:– Блюмфонтейн. – И теперь ткнул в грудь Петра: – Еуропа?– Чего?.. Нет, Россия. Русские мы. Россия. Слыхал?– Русслянд? – удивился сержант.Он тут же принялся обсуждать с товарищем услышанное, с интересом разглядывая русских парней. Потом, легонько тронув Петра за плечо, повелительно кивнул головой: «Пошли», и на всякий случай положил руку на револьверную кобуру.– Вот тебе, брат, и морковка! – сказал Петр другу и двинулся за сержантом…Полицейский лейтенант, толстенький, бородатый и вежливый, выслушав подчиненных, сразу же отослал куда-то одного из них и минут десять бился, пытаясь найти подходящий для общения с задержанными язык. Он спрашивал то на голландском, то на английском, то на немецком. Все было безрезультатно. Парни знали несколько французских слов и выражений, но их не понимал лейтенант. Наконец, выбившись из сил, он махнул рукой и кивнул на скамейку. Потом сказал что-то полицейскому, и тот принес кофе в двух больших глиняных кружках.– Это дело! – расплылся в улыбке Дмитрии. – Спасибо. Мерси. – И полез в котомку: там лежали дорожные маисовые лепешки. – Он нас не за господ каких принял?– Только за господ нас и примешь! – усмехнулся Петр. Отхлебывая кофе, сказал: – Разрази меня гром, если за месяц язык не выучу. Впроголодь буду жить, а сначала – язык.– Оно, конечно, без языка-то плохо, – согласился Дмитрий и прихмурился.А хмурился он зря. Через несколько минут в комнату ворвался, сильно припадая на одну ногу, какой-то бур и чуть не с порога закричал на чистейшем русском языке:– Где они, эти люди? Покажите!.. Русские? – Он остановился перед ними, широко раскинув руки.– Русские, – осторожно подтвердил Петр.– Боже ты мой! – вдруг стихнувшим голосом сказал бур. – Русские… – и бросился на грудь Петру.Он сразу же потащил их домой. Это рядом, совсем близко. Теперь и для них его дом станет родным. Да, да! Жена будет рада. У него хорошая жена. Она из буров, но он русский. Он гражданин бурской республики, и зовут его здесь Йоганн Петерсон, но он русский. Петров Иван Степанович, тульский мещанин. Как хорошо, что лейтенант Кнорре сразу же догадался послать за ним! Он сидел у себя в мастерской, когда пришел этот Ланге, полицейский, и сказал, будто они задержали двоих русских. Сначала просто не поверилось. Такая радость!Петерсон-Петров говорил взахлеб, перескакивая с одного на другое, и при этом оживленно жестикулировал, поминутно похлопывал Петра и Дмитрия, на ходу обнимал их, заглядывал в глаза и улыбался, улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43