По дороге домой я без всякого неудовольствия вспоминал события предыдущей ночи.
Мне было весьма приятно, что один из моих незнакомых друзей несет, наконец, на своем лице явственный след моего рукоприкладства. Кто бы ни был этот Френсис — таинственный ли Гуарец или другой джентльмен с подобными же намерениями, — я во всяком случае был уверен, что узнаю его в ближайшие дни в любом костюме, и я дал себе клятву, что ни один иностранец с обезображенным носом не осмелится подойти ко мне на близкое расстояние.
Все послеобеденное время я сидел дома, надеясь, что Билли даст о себе знать. Но пробило шесть часов, а о нем не было ни слуху, ни духу. Огорченный, я спустился по лестнице, чтобы узнать о здоровье Мильфорда, и застал его в кладовой. Он сидел, вполне одетый, в вольтеровском кресле и читал «Дейли Телеграф». Сестра ушла.
— Я не могу понять, Мильфорд, — сказал я, — как это вас угораздило заболеть?
— Я думаю, сэр, — сказал он медленно, — что это от кружки пива у Гранвиля.
— Но ведь ясно, что, если пиво отравило вас, оно должно было отравить всех остальных, — заметил я.
— Не думаю, чтобы пиво отравило меня, сэр, если бы я был один, — сказал он, подчеркивая последнее слово.
— Что вы хотите этим сказать, Мильфорд? — спросил я.
Он нервно заерзал в кресле.
— Видите ли, сэр, это, может быть, дико, и вам покажется, что я сошел с ума, но я не могу освободиться от мысли, что один человек, с которым я говорил, всыпал мне чего-то в кружку, когда я отвернулся.
— Человек? Какой человек?
— Был там в баре один молодец, сэр. Высокий малый, вроде иностранца. Он начал со мной разговор, когда я туда пришел, а между тем, насколько я помню, я его никогда раньше не встречал. Мне кажется, это он всыпал отраву мне в питье.
Эта теория Мильфорда целиком совпадала с моими собственными подозрениями.
— Могли бы вы его узнать? — спросил я.
— Конечно, сэр. Высокий малый с черными волосами, и одно плечо у него немного выше другого. Мне он не понравился с первого взгляда.
Я только хотел заметить, что, может быть, хозяин этого заведения сумеет нам что-нибудь сказать об этом джентльмене, как послышался стук и вошла горничная.
— Простите, сэр, — сказала она, — мистер Симсон пришел.
Наступил затруднительный момент, так как я, конечно, не имел ни малейшего понятия, кто этот мистер Симсон. Но Мильфорд еще раз выручил меня.
— Я послал за ним, сэр. Вы говорили, что хотите завтра проехать до Вудфорда, если будет хорошая погода; вот я и вызвал его, чтобы вы сказали ему, понадобится ли вам автомобиль.
Для меня это было, конечно, новостью. До сих пор я не имел понятия, что принадлежу к благородной армии автомобильных собственников.
— Очень хорошо, Мильфорд, — сказал я, вставая. — Я думаю, что буду сам управлять автомобилем, если будет приличная погода.
Я поднялся по лестнице и застал мистера Симеона в вестибюле. Он оказался маленьким, темненьким, гладко выбритым человечком, одетым в обычный костюм шофера.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он, делая под козырек. — Я забежал только, чтоб узнать насчет машины. Мистер Мильфорд сказал мне, что она вам может понадобиться завтра для поездки в Суффольк.
— Да, — сказал я, — если будет хорошая погода. Пока что я решил ехать в Вудфорд на автомобиле, а не по железной дороге.
— Вы хотите, чтоб я управлял, сэр? — спросил мистер Симеон.
Я быстро соображал. У меня нет большого опыта в шоферском деле, но все-таки в Буэнос-Айресе мне приходилось со средним успехом управлять автомобилем в разных случаях моей жизни. Смущал меня только вопрос о Билли. Если он придет вовремя, я хотел бы взять его с собой до Вудфорда и высадить у первой гостиницы. Но в таком случае Симеон может нас выдать одному из слуг Морица. В результате я решил сам управлять автомобилем.
— Нет, Симеон, — сказал я, — вы мне не нужны. Подайте автомобиль в половине одиннадцатого и снабдите его достаточным количеством бензина. Я буду только два или три дня в отсутствии.
Он снова почтительно козырнул и удалился.
Последнее открытие привело меня в чудесное настроение.
Имея в своем распоряжении автомобиль, я чувствовал себя лучше снаряженным для визита в Вудфорд. Я совершенно не доверял мистеру Морицу, а ведь автомобиль чертовски удобная вещь, если хочешь внезапно, без предупреждения, покинуть какое-нибудь место.
Единственным темным пятном на моем горизонте было отсутствие Билли. Я начал было опасаться, что он уже вошел в дело Мансуэлля и что мне придется обойтись без него. Но, в надежде на лучшее, я поднялся наверх и начал не спеша одеваться на бал лорда Сангетта.
К восьми часам я заказал себе легкий обед, во время которого давал наставления горничной относительно Билли.
— Скажите ему, — объяснят я, — что я скоро буду обратно и могу его оставить у себя на ночь. Надеюсь, комната есть?
— О, да, сэр, — ответила горничная, — нужно только проветрить постель.
— Сделайте это и, что бы там ни было, не выпускайте его.
Я подождал до половины одиннадцатого: Билли все еще не показывался. Я надел шляпу и пальто, вызвал экипаж и велел кучеру везти себя на Бельграв-сквер.
Дом Сангетта оказался большим особняком, окруженным парком, — он занимал весь угол улицы. У входа была колоннада вроде греческого портика, от которого спускался красный навес к главным воротам.
К дому подъезжало множество автомобилей и экипажей. Тут же стоял полисмен и устанавливал порядок их следования.
Мой скромный экипаж подъехал тоже, я вышел и поднялся по лестнице, покрытой ковром. Налево от вестибюля, в котором толпились безукоризненно одетые мужчины, сверкающие бриллиантами женщины, находилась большая передняя, где нас ждали ливрейные лакеи. Избавившись с их помощью от верхнего платья, я возвратился в вестибюль и направился к лестнице, наверху которой стоял Сангетт и принимал своих гостей. Многие называли меня по имени и одна-две прекрасные дамы многообещающе улыбнулись мне. Я подумал, что у Норскотта может остаться и более приятное наследство, чем то, которым я до сих пор пользовался!
Наконец я дошел до площадки, где стоял блестящий лакей, докладывающий о прибытии гостей. Он, по-видимому, меня узнал.
— Мистер Стюарт Норскотт, — доложил он торжественным голосом.
Лорд Сангетт, который вместе с пожилой седой дамой приветствовал каждого гостя по очереди, услыхав мое имя, пошел мне навстречу. Это был высокий мужчина лет сорока пяти с тяжелым бритым лицом и жесткими голубыми глазами.
— Я рад, что вы пришли, Норскотт, — шепнул он, пожимая мне руку. — Вы получили мою записку? Я хочу с вами переговорить, как только закончу эти глупости.
— Хорошо, — ответил я, — где мы встретимся?
— Приходите ко мне в кабинет. Я удеру около 11 часов, и вы меня там найдете.
И прибавил более громким голосом:
— Вы, кажется, не знакомы с моей тетей. Позвольте вас представить: тетя Сусанна, вот мистер Норскотт.
Пожилая дама улыбнулась мне, и эта улыбка была так выразительна, что даже оптимист не назвал бы ее ласковой. Сангетт, по-видимому, заметил ее презрительную мину. Злой огонек блеснул у него в глазах. Но он ничего не сказал, а я вошел в бальную залу, стараясь не показать вида, как мне все это забавно.
Зал был переполнен толпой, которая судорожно кружилась, исполняя какой-то танец. Технически это, кажется, называется «бостон». Я стоял в дверях, ослепленный ярким светом, сверканием бриллиантов и красотой нарядов, мелькавших передо мной.
Внезапно я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной и хочет войти. Я отошел в сторону. Как только я поднял глаза, сердце мое забилось так сильно, словно собиралось выпрыгнуть через рот. Напротив меня, под руку с пожилым господином, лицо которого мне было очень знакомо, стояла Мерчиа Солано.
ГЛАВА X
Я так обрадовался, увидев ее, что чуть не подошел к ней и не обнаружил нечаянно, что мы с ней знакомы. Но что-то в ее лице остановило мой порыв. Она сильно побледнела, и я заметил, как рука ее, лежащая на руке кавалера, невольно задрожала. Смущенная, смотрела она на меня, и глаза ее выражали не то страх, не то чувство облегчения.
Она удалилась, и в следующую минуту я услышал, как кто-то сзади произнес мое имя. Инстинктивно обернувшись, я очутился лицом к лицу с лордом Ламмерсфильдом, пожилым, красивым добродушным государственным деятелем, который накануне остановил меня на Парк— Лэйн.
— А, Норскотт! — сказал он, кивая мне, — я как раз хотел узнать, приехали ли вы. Встретить кого-нибудь в этом людском потоке — счастливая случайность.
Он цинично улыбнулся.
— Удивительная вещь человеческий голос. Сам по себе он очарователен, но в коллективе… — Он пожал плечами и прибавил серьезно: — Если можете уделите мне десять минут, я хотел бы переговорить с вами 6 некоторых делах.
— Хорошо, — ответил я, и мы повернули из зала на площадку, на которой толпилось множество людей, а затем прошли в длинную галерею, на стенах которой висели фамильные портреты. Кабинет находился в конце галереи, и, когда мы вошли туда, он был пуст.
Понятно, меня интересовали дела, о которых так хотел говорить министр. «Возможно, — подумал я, — что Норскотт вмешивался в политику, а так как я ничего в ней не смыслю, то не запутаться бы мне и не сделать какого-нибудь неуместного замечания».
Но первые слова, с которыми Ламмерсфильд обратился ко мне, меня больше сбили с толку, чем любой политический разговор.
— Стену лбом не прошибешь, Норскотт, — сказал он спокойно. — Денег сейчас у меня нет, и мне невозможно их достать.
Если, пораженный этими словами, я не воскликнул: «Какие деньги?», то в этом мне скорее помогло небо, чем мой собственный разум.
— Будем говорить откровенно, — продолжал он добродушно, — я в ваших руках. Если вы меня прижмете, мне придется продать Крэнлей и отказаться от политики. Британцы могут все простить своим политическим вождям, кроме адюльтера и банкротства. Последнее считается даже большим преступлением, в особенности, если это результат неудачных скачек. Если вы согласны подождать, то я вам уплачу при первой возможности. А с другой стороны, если у меня и впредь будут неудачи, то, по всей вероятности, Крэнлей пойдет прахом, и вам ничего не придется получить.
Тут мне удалось настолько прийти в себя, что я мог, наконец, понять положение. Было ясно, что Норскотт одолжил деньги лорду Ламмерсфильду, и это была, по-видимому, большая сумма. Кроме того, из всего сказанного явствовало, что день платежа был близок. Разумеется, я не имел понятия о том, чего хотел Норскотт.
Но нет ничего приятнее, как быть великодушным на чужой счет, и я уже решил про себя использовать этот случай. А Ламмерсфильд между тем продолжал:
— Я сейчас живу только на пять тысяч в год, которые получаю от министерства внутренних дел. Если я выдержу до следующего года, то мои дела немного поправятся. Весной я получу деньги по страховой премии, и у меня имеется пара годовалых скакунов в Крэнлее, на которых Мориц очень надеется. Но мы все-таки не можем считать их верным обеспечением!
Я засмеялся. Мне хотелось бы взглянуть на какого-нибудь среднего либерала-выборщика, который послушал бы сейчас разговор своего уважаемого вождя. Воображаю, какое интересное зрелище представило бы его лицо.
— А знаете, — сказал я, постукивая кончиком папиросы, — меня это обеспечение вполне удовлетворяет. Мне нравится так спекулировать своим капиталом.
Возможно, что у моего собеседника недоставало некоторых способностей, необходимых для британского общественного деятеля, но своими чувствами он владел в совершенстве. Он выслушал мои слова, и выражение его лица нисколько не изменилось.
— Может быть, это будет звучать иронически, но я вам глубоко обязан, Норскотт, — ответил он. — Говоря откровенно, я никак не ожидал, что вы это примете — как бы вам сказать? — так незаинтересованно! Ваше последнее письмо по этому поводу…
— Ах! — поторопился я его перебить. — Не будем говорить об этом письме. С тех пор я переменил свою точку зрения!
Ламмерсфильд ответил на это, несомненно, верное сведение одним вежливым поклоном.
— Как вам угодно, — сказал он. — Я бесконечно обязан вам. Могу только прибавить, что, если у вас есть какое-нибудь дело, сейчас или когда бы то ни было, я всегда постараюсь быть вам полезен, и вы можете, не стесняясь, обращаться ко мне. Министерство внутренних дел — отвратительное учреждение, но оно имеет то преимущество, что дает возможность помогать друзьям.
Я улыбнулся. Меня забавляли циничные взгляды его сиятельства на привилегии министерского сана. Он, повидимому, ждал, что я его о чем-нибудь попрошу за ту милость, которую ему оказал, но я, право, не знал, о чем Норскотт мог бы попросить, будучи на моем месте. Я не сомневаюсь, что мой предприимчивый двойник имел какую-то заднюю мысль, когда одолжил министру деньги.
Бросив папиросу в огонь, я встал со стула.
— Очень вам благодарен, — сказал я, — но пока у меня нет надобности беспокоить столь высокое учреждение. Во всяком случае, я буду помнить ваше любезное предложение. Может случиться, что меня когда-нибудь арестуют за слишком быструю езду по улице.
Лорд Ламмерсфильд сухо засмеялся.
— Хорошо, я буду готов, — сказал он с поклоном, — а теперь вернемся в залу. Видите ли, в минуту слабости я обещал одной протеже моей жены представить ее некоторым выдающимся государственным людям, и хотя я не разделяю вкуса этой молодой дамы, но все же слово остается словом.
Первое лицо, которое мы встретили, вернувшись в бальный зал, была Мерчиа. Она стояла у стены и как будто отсутствовала, едва слушая темного господина с длинными седыми бакенбардами; я принял неожиданное решение и, обращаясь к Ламмерсфильду, сказал:
— Вы, кажется, всех знаете, скажите мне, кто та красивая девушка, которая стоит там у стены?
Он посмотрел в ту сторону.
— Ах, да!.. Прелестна, не правда ли? Бошан искупает своим вкусом недостаток ума. Ее открыла леди Трэгсток; это мисс де-Розен. Говорят, что они ее нашли где-то в Южной Америке. Хотите, я вас представлю?
Воспоминание о Френсисе еще было свежо в моей памяти, а потому это сведение о леди Трэгсток меня как-то ошеломило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25