Из окон квартиры Севы наружу, в провалы окон, вырывались жирные, длинные языки пламени. Огонь бушевал так, будто в квартиру прямой наводкой с близкой дистанции угодил термитный снаряд, начиненный напалмом. Пожарная команда сражалась героически, но пока безрезультатно.
Люди, собравшиеся на тротуаре, тихонько переговаривались:
– … а я вам так скажу: никто в этом не виноват, кроме хозяина квартиры!.. Какой же ты хозяин, если утечку газа допускаешь?!
– А почему вы думаете, милейший, что пожар начался из-за утечки газа?
– А вы что – сами не видите? Чту еще может так гореть?
– Да-а-а, вот из-за таких разгильдяев и ни в чем неповинные соседи страдают. У нас тоже есть один, этажом выше живет, так он постоянно на нас протекает!.. Включит воду в ванной и гулять уйдет!
– А почему вы думаете, милейший, что он именно гулять уходит?..
– … а я считаю, что таких вообще выселять надо!.. Сегодня он квартиру свою спалил, а завтра, выходит, весь город подожжет?
Я оглянулся. Мне захотелось взять говоривших умников за шивороты и, ни слова не говоря, столкнуть их лбами друг с другом. Естественно, я удержался от этого порыва.
У меня еще теплилась слабая надежда на то, что сам Сева не пострадал, что его не было в квартире, когда она загорелась, но вскоре пожарники вынесли из парадного носилки, на которых из-под грубого брезента высовывалось что-то черное и уродливое, и только когда носилки стали вталкивать в кузов «Скорой помощи», я понял, что это была человеческая рука.
Я отвернулся. Меня душило тугой петлей отчаяние. Я не знал, зачем Контролю понадобилось убивать Севу, я мог об этом только гадать (может быть, они все-таки испугались, что он обнародует во время подготовки и защиты своей диссертации информацию об этом проклятом R-ве-ществе?), но я ни на минуту не сомневался в том, что моего друга именно убили. И еще я боялся подумать, что в его смерти была и моя вина тоже. Если Контроль держал меня под постоянным наблюдением, то я был как бы источником невидимой заразы, которая убивает всех тех, кто соприкасается со мной. Так уже случалось не раз, начиная с Гора Баглая и кончая Велом Паниным, и стоило мне направиться к Севе, как мои враги тут же вычислили, куда я иду, и не допустили нашей встречи… Одно было мне не понятно: почему в первую очередь Контроль стремится убить моих друзей, а не меня? Может быть, «контролеры» считают, что мой черед еще не пришел? Или, изолируя меня, они тем самым дают понять, что моя борьба с ними – не что иное, как бессмысленные, жалкие потуги, обреченные на провал?..
Пожарные, наконец, справились с пламенем, и из оконных проемов повалил на глазах слабеющий дым. Горожане понемногу расходились, их ждала атмосфера всеобщего праздника и веселья. Пора было уходить и мне.
Только идти теперь мне было некуда и, наверное, незачем.
Глава 10
В баре было много народу, все оживленно разговаривали, а сверху, где под самым потолком висели колонки мощного турбозвука, на жужжание голосов накладывалась сладкая, монотонно однообразная музыка. Атмосфера была непринужденной, как на семейной вечеринке.
Не успел я войти, как меня поймал кто-то за руку. Это была красивая полногрудая женщина с блестящими глазами.
– Хотите, я угощу вас джином? – осведомилась она по-свойски, будто мы с ней были давно знакомы.
На шее у нее висела «заглушка» в виде изящного кулончика на длинной цепочке.
– С какой стати? – сердито осведомился я.
– Вот чудак, – засмеялась она. – Сегодня все угощают друг друга… Ну не хочешь, как хочешь. – Она потрепала меня по щеке и отпустила.
Я пробился сквозь толпу к стойке и только теперь обратил внимание, что все присутствующие были либо в наушниках, либо с медальонами «заглушек». У некоторых лица были наполовину скрыты козырьками-экранами портативных стереовизоров, и в той руке, которая была не занята стаканом, виднелся миниатюрный пульт.
Я сел с края стойки, и бармен сразу, не спрашивая, чего я хочу, щедро налил мне полный стакан из большой красивой бутылки. Я достал из кармана деньги, но он добродушно сказал мне:
– В следующий раз, приятель, в следующий раз… Отдыхайте на здоровье!
Вокруг отдыхали очень уж старательно. Между столиков кружились в такт тягучей мелодии парочки, тесно прижавшись друг к другу. Под стойкой катались пустые пивные банки. В дальнем углу, за столиком, из-под которого торчали чьи-то неподвижные ноги, задушевно пела, сблизив головы тесным кружком, компания из четырех человек. Судя по всему, музыка им вовсе не мешала.
Я постарался не думать об окружающей обстановке. Я старался думать о том, что мне делать дальше. Но музыка настойчиво раздражала мой слух, и в конце концов я подозвал жестом бармена и сказал ему:
– Выключите-ка свою тарахтелку.
– Это еще зачем? – спросил он с недоумением. – Люди хотят слушать музыку.
– Им вредно ее слушать, – попытался объяснить я. – Выключите!
Но ему бесполезно было что-то объяснять. Он посоветовал мне идти домой, если мне не нравится его заведение, и величаво удалился на другой конец стойки.
Я глотнул из стакана и внезапно понял, что надо делать дальше.
Я полез за пазуху и достал пистолет. Тотчас над ухом завизжал женский голос. Танцующие пары остановились, и все в баре уставились на меня со страхом и отвращением. Музыка продолжала звучать. Я не целясь, выстрелил дважды по колонкам, и музыка оборвалась.
Сразу стало тихо, так тихо, что можно было слышать, как кто-то в дальнем углу бара лузгает семечки.
Все еще держа пистолет в руке, я как можно громче сказал:
– Всем снять с себя медальоны, плееры и стереовизоры! Живее!
Никто не пошевелился.
Тогда я подскочил к той самой блондинке, которая предлагала мне выпить за ее счет, и рванул цепочку с ее шеи. Цепочка охотно лопнула, я бросил кулончик на пол и раздавил его каблуком, и позолоченный корпус треснул с жирным хрустом раздавленного жука. Женщина закричала, и в зале кто-то отчетливо пробасил:
– Эй, Конст, вызови полицию, иначе этот придурок всех нас перестреляет!..
– Не надо полицию, – сказал кто-то уверенным голосом позади меня. – Я знаю, как обращаться с такими недоносками!..
В ту же секунду меня с силой схватили сзади за локти, я рванулся, но в груди моей, в свое время продырявленной в трех местах, возникла ноющая боль, мешающая пошевелиться. Чья-то бесцеремонная рука выхватила у меня пистолет и швырнула его за стойку. Потом меня проволокли к выходу и выбросили наружу. При падении я больно ушиб колено, так что некоторое время не мог подняться.
В баре раздался дружный смех, а потом музыка возобновилась с прежней навязчивостью. По-моему, это была та же самая мелодия, которая вызвала у меня спазмы отвращения. Судя по возросшей громкости звука, бармен подключил дополнительные колонки.
Я с трудом поднялся, чувствуя себя как оплеванный. Ладно, подумал я, стиснув зубы, пусть будет по-вашему…
В голове моей что-то взорвалось горячим фонтаном, а потом, без всякого перехода, я уже оказался на городской площади. Там было светло, как днем, а толпа была даже больше, чем днем. Там сверкали разноцветные огни, а в небе то и дело распускались, как огромные цветы-одноминутки, узоры фейерверка. Там вовсю гремела музыка. Там кружился огромный хоровод танцующих в диковинных костюмах и в масках, и я понял, наконец, что за праздник был сегодня в городе. Это был ежегодный Карнавал.
Никто не узнавал меня в толпе. Наверное, в тот момент меня невозможно было узнать. Впрочем, я уже не опасался, что меня кто-то узнает. Мне уже было все равно…
Противоречие между тем, что происходило вокруг, и тем, чту я чувствовал, было так велико, что в конце концов я не выдержал и побрел подальше от этого жуткого праздника. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ту проклятую музыку, от которой нельзя было никуда деться. Мне хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этих дружелюбных, внимательных и до приторности хороших людей…
Я не помню, где и зачем меня еще носило в ту нескончаемо-длинную ночь. В памяти остались только какие-то отрывочные, бессвязные видения, и не понятно было, происходило ли все это со мной наяву или я стал жертвой своего разыгравшегося воображения.
Перемены в городе бросались в глаза. В эту ночь подевались куда-то проститутки, обычно исправно дежурившие на перекрестках и у входа в рестораны. Никто не грабил прохожих даже в самых темных переулках и никто не бил друг другу морду в пьяных драках. Водители машин вежливо уступали друг другу право проезда, вместо того, чтобы при малейшем недоразумении вступать в шумную перепалку, обвиняя друг друга в незнании правил дорожного движения.
В магазинах не хамили. В автобусах и подземке пассажиры услужливо уступали другу другу места. Полицейские помогали немощным старушкам перейти через дорогу.
Складывалось умилительное впечатление, что в городе живет одна большая, тесно сплоченная и дружная семья.
Однако отчаяние во мне нарастало. Я-то знал, что происходит на самом деле. В город извне продолжало литься мутным потоком добро. Отвратительное, навязанное людям силой, чреватое тяжкими последствиями в самом скором будущем добро… В одиночку с ним было бесполезно бороться, а союзников у меня больше не было и, скорее всего, никогда уже не будет. Я был обречен на поражение в этой борьбе.
И тогда я решил сделать то, что не раз мне приходило в голову и что раньше я никогда бы не сделал.
Мне оставался только один выход. И пусть это было предательством всех этих одураченных людей и своего рода капитуляцией перед своими могущественными врагами, другого выбора в тот момент я сделать не мог.
Я остановил такси и попросил отвезти меня на вокзал. Водитель –немолодой, но в пестрой рубашке на голое тело, мужчина – участливо сообщил, что в связи с Карнавалом движение поездов приостановлено и что ближайший экспресс из Интервиля отправится не раньше, чем завтра в полдень.
– Но, если вам очень нужно, я могу довезти вас до ближайшей посадочной станции Транс-европейской магистрали, – торопливо добавил он. – Тут езды часа три, не больше. Все равно работы в городе сегодня мало. Все предпочитают передвигаться на своих двоих…
– Сколько это будет стоить? – спросил я.
Он раздвинул толстые губы в укоризненной улыбке.
– Вы что, с луны свалились? Разве вы не знаете, что решением мэрии сегодня все услуги предоставляются бесплатно?
– Бесплатного в мире ничего не бывает, – проворчал я, садясь в машину. – За все приходится потом платить втридорога.
Осторожно ведя машину по улицам, переполненным гуляющим народом, водитель стал многословно убеждать меня, насколько я не прав в своем пессимизме, но я его почти не слушал. Некоторое время я еще смотрел на мелькающие мимо здания и людские толпы, потом провалился в забытье.
Очнулся я, когда машина неслась по междугородному шоссе, залитому ярким светом. Город остался позади, но и сюда еще доносились обрывки музыки и приглушенное пуканье фейерверка.
Справа от шоссе тянулась энерготрасса. Вереница высоких башенок из прочного титанового сплава уходила за горизонт, и казалось, что это стоят, окаменев от высокого напряжения, сказочные великаны, которые передают друг другу длинными руками толстых кабелей невидимую эстафетную палочку.
Нога затекла, и я завозился на сиденье, чтобы переменить позу. В бок уперлось что-то жесткое, и я вспомнил, что за пазухой у меня спрятан атомайзер. Сознание мое осветилось вспышкой внезапного озарения.
– Остановите машину, – попросил я водителя.
Таксист недоверчиво покосился на меня.
– Но ведь мы только что отъехали от города, – с удивлением возразил он. – Может быть, вас укачало?
– Остановите машину, – повторил я. – Я выйду здесь.
Он пожал плечами и свернул на обочину. Я откатил в сторону дверной люк, и прохладный ветерок обдал мое разгоряченное лицо.
– А теперь езжайте обратно в город, – сказал я водителю. – Возьмите это себе, пригодится. – Я сунул ему в руку пачку смятых кредиток – все, что у меня оставалось.
Он взглянул на деньги и запротестовал:
– Но это слишком много!.. Я не могу взять такую сумму!
– Тогда выкиньте их, – посоветовал я, выбираясь из машины.
Что-то бурча себе под нос, таксист спрятал деньги под сиденье и сказал мне вслед:
– А все-таки жаль, что вас не укачало, у меня в аптечке есть одно прекрасное средство от тошноты!..
Люк захлопнулся, и машина, развернувшись поперек шоссе, устремилась по направлению к городу.
Я немного постоял, чувствуя даже сквозь подошвы тепло асфальта, нагревшегося за день. Вокруг было тихо и грустно.
Откос шоссе был таким крутым и высоким, что мне пришлось съехать по нему, как с ледяной горки, на заду.
С боков и сверху энерготрассу ограждала прочная проволочная сетка. Я достал из-за пояса атомайзер, установил его в режим ближней стрельбы и, когда до ограждения оставалось метра три, нажал на спуск. Звук «выстрела» был, в общем-то, безобидным и напоминал гудение мощного фена для сушки волос, но в сетке мгновенно возникла солидная дыра с неровными краями. Я немного расширил ее так, чтобы в нее можно было пролезть, не зацепившись за проволоку, и шагнул внутрь.
Башня энерготранслятора высилась в полумраке этаким колоссом, которого нельзя свергнуть, и я невольно усомнился, сможет ли справиться с ней крошечный аппарат, который был зажат в моей руке. Но потом подумал, что мне не обязательно распылять всю башню – достаточно лишь перерубить излучением атомайзера опоры, и тогда колосс рухнет.
Я знал, что у меня в запасе немного времени. Ограждение энерготрассы было оборудовано сигнализацией, и сейчас в дежурках охранных постов должна была истошно надрываться сирена оповещения, и стремительно вращал лопастями вертолет, готовясь подняться в воздух с группой быстрого реагирования на борту. Мне наверняка не поздоровится, когда охранники трассы прибудут сюда, потому что они будут думать, что спасают город от какого-то безумца, и не задумываясь пустят в ход автоматы и снайперские винтовки, лишь бы помешать мне причинить вред энерготрассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66