Если бы только она знала, как успокоить его. Если бы у нее нашлись для этого хоть какие-нибудь аргументы.
Чтобы чем-то себя занять, она поднялась из-за стола и стала собирать грязную посуду. Тут в кухню вошел Харпер.
— Анни, нам нужно поговорить.
Его угрюмый тон заставил ее сердце учащенно забиться. Вот он, час ее расплаты.
— Мне надо рассказать тебе, что я нашел, когда листал бумаги в поисках страховки.
Тарелки звякнули в ее руках. Слава Богу, отсрочка. Она повернулась к раковине, чтобы скрыть свое облегчение.
— И что же ты там нашел?
— А как ты думаешь?
Анни вздохнула, поставила посуду в раковину и повернулась к Харперу. Прислонившись к мойке, она скрестила руки на груди и кисло улыбнулась.
— Если ты имеешь в виду деньги или страховку, то ты вряд ли меня чем-нибудь порадуешь.
— Ты знаешь, что Майк просрочил внесение страхового взноса?
Сердце ее ухнуло куда-то вниз.
— Этого я и боялась. У нас последнее время было туговато с деньгами, но Майк не хотел говорить об этом. Только повторял, что скоро все будет в порядке. Он надеялся, что вот-вот заработает немного денег.
Харпер саркастически спросил:
— Это в гараже и магазине запчастей? Что-то не похоже. Откуда он в действительности собирался взять денег? Продать дом, что ли?
— Нет! — воскликнула она, залившись краской. Потом медленно выдохнула и продолжала уже спокойнее: — Нет, он не собирался продавать дом.
— Ты уверена? — парировал Харпер. — По крайней мере, все остальное он сумел распродать по частям. Он терпеть не мог заниматься сельской работой. Он, видимо, собирался продать дом, переехать в город и никогда больше не возвращаться в здешние места. Честно говоря, я удивился, что он прожил здесь так долго. Анни покачала головой.
— Он никогда не продал бы дом. У нас было нечто вроде соглашения. Кроме того, он терпеть не мог сельскую работу, а не сами эти места. Его просто не волновал выпас скотины или там сбор урожая. Потому-то он и продал поля.
— Но у вас еще оставались пастбища. А коров Майк ненавидел.
— Да. — Она слабо улыбнулась. — Но коровы все эти годы были в основном на мне, так что он не обращал на них внимания.
— На тебе? — Харпер высоко вскинул брови.
— Почему бы нет? — Она, в свою очередь, изобразила удивление.
Харпер никак не мог опомниться:
— Да, конечно. Просто я никогда не считал тебя… Анни, но ведь это прорва работы — заботиться о скотине.
— Только мне об этом не рассказывай. Да, у нас никогда и не было больше восьмидесяти голов. Мне нравилось возиться со скотиной, и это приносило деньги.
— Вряд ли достаточно для того, чтобы вы с Джейсоном жили на это.
— Да, — честно призналась она, — недостаточно.
— Так что ты собираешься делать? Она оторвалась от стола и повернулась к раковине.
— У меня есть кой-какие сбережения. Этого может хватить надолго.
— Анни…
— Что? — Она посмотрела на него через плечо.
— Твои сбережения… В бумагах была чековая книжка.
— Счет другой, — ответила она, вновь поворачиваясь к раковине. — Я открыла собственный счет несколько лет назад. Майк ничего о нем не знал. Денег там не так уж много, но с этими деньгами и со скотиной можно протянуть несколько лет, если жить экономно.
— Анни, очнись! Восемь или десять голов скота не принесут хорошего дохода.
— Принесут, если это будет скот лучшей из зарегистрированных пород штата. Это вовсе не твоя забота, Харпер, но все равно спасибо тебе за заботу.
— Хорошо. Тогда не ответишь ли мне на один вопрос?
Анни изо всех сил старалась унять дрожь. Стоя спиной к нему, она закрыла глаза.
— Что тебя интересует?
— Я хочу знать, откуда у тебя синяки на лице и на шее?
Она помедлила, потом включила воду.
— Я же говорила, несчастный случай.
— Да, помню. То есть ты имеешь в виду, что кто-то по стечению обстоятельств схватил тебя за горло и стиснул пальцы с такой силой, что оставил следы? Похоже на попытку удушения.
Она замешкалась с ответом, и он продолжал:
— Странный какой-то несчастный случай, Анни. Так ведь можно и убить человека.
Анни тяжело вздохнула. У нее не было сил говорить об этих синяках. Это только рассердит Харпера и заставит ее снова пережить все, что с ней случилось.
За окном под чьими-то шагами захрустел гравий. Анни обрадовалась неожиданному посетителю.
Харпер выругался.
Пришла миссис Кроуфорд, жена проповедника, принесла немного еды и забрала свое пустое фарфоровое блюдо, оставшееся здесь с похорон. Только она ушла, появилась Мэри Смит — ей хотелось знать, что произошло после того, как Анни позвонила от нее шерифу. Потом зашла еще одна соседка, узнать, не надо ли чем помочь.
Когда вернулся из школы Джейсон, Харпер уже был готов взорваться. С момента визита миссис Кроуфорд их ни на минуту не оставляли в покое. Он провел целый день в болтовне с приятелями и соседями или слушая, как Анни говорит по телефону — опять же с приятелями и соседями.
Он собирался задать вопрос насчет Джейсона как раз в тот момент, когда мальчик вернулся из школы. Черт, надо было спросить вчера вечером.
Харпер стоял у задней двери и смотрел, как мальчик кидает баскетбольный мяч через кривой обруч, подвешенный над дверью стоявшего в отдалении гаража. Он жадно следил за Джейсоном, гадая, кем же все-таки приходится ему этот мальчик.
Ветер трепал светло-русые волосы Джейсона, мальчик раскраснелся от холода — впрочем, мальчишки мороза не боятся. Он даже не обращал внимания на то, что руки до локтей вылезли из рукавов куртки, которая была ему мала. Кроме того, — Харпер никак не мог взять в толк, отчего, — Джейсон старался держаться от него подальше. Так что холод — ерунда.
Мяч стукался о доску и пролетал в обруч, шлепали кроссовки Джейсона — все это пробуждало воспоминания. Харпер и Майк тоже играли в баскетбол, иногда поздно вечером отец тоже присоединялся к ним. Черт, Харпер играл с отцом в тот последний вечер дома, как раз перед тем, как встретиться с Анни. А Ринджер путался у них в ногах…
Ринджер. Все эти годы Харпер ни разу не вспомнил о собаке. Воспоминания снова окутали его.
Анни так и застыла в кухонной двери, и полотенце, которым она вытирала посуду, вдруг отяжелело в ее руках. Харпер стоял там, внимательно ловя каждое движение Джейсона, и от этого ее сердце охватило томительной болью.
Харпер, должно быть, заметил ее и мягко сказал:
— Немного странно смотреть, как мальчик играет во дворе, а собаки рядом нет. Что случилось с Ринджером?
У Анни перехватило дыхание. Напоминание о Ринджере едва не заставило ее расплакаться. Харпер подарил ей Ринджера, когда щенку было два месяца. Поскольку у Анни с матерью была лишь комнатенка над аптекой, Ринджер остался жить на ферме Монтгомери. Но он был псом Анни. Других животных у нее никогда не было.
День, когда Харпер принес ей щенка, за неделю до того, как он уехал, был счастливейшим днем в жизни Анни. Она две недели как получила диплом колледжа, и Харпер предложил ей выйти за него замуж. Он был так воодушевлен и полон жизни, и совершенно не похож на этого угрюмого человека, что стоял перед ней сейчас. Он был так нетерпелив, что предложил не дожидаться, пока он купит ей кольцо. Вместо кольца он принес щенка в качестве свадебного подарка.
Анни нежно улыбнулась при этом воспоминании, но оно тут же уступило место другому. Майк всегда ненавидел Ринджера, потому что это был подарок Харпера.
— Что с ним случилось? — повторил Харпер, глядя на нее через плечо.
Анни скомкала полотенце и ушла из кухни в прачечную.
— Погиб года четыре назад. — Она ни за что не скажет Харперу, что Майк застрелил Ринджера в припадке ревности.
Несколько мгновений спустя она вышла из прачечной. Харпер все так же смотрел на Джейсона, стоя у задней двери.
— Джейсон — мой сын, Анни?
Вопрос, неожиданно заданный мягким ровным голосом, эхом отдался в сердце Анни. Ноги у нее вдруг стали ватными, она едва не опустилась прямо на старый линолеум. Она смогла лишь прошептать в ответ:
— Да.
Ответ поразил Харпера точно удар. Он ждал этого. И все же это было чересчур. Боль взорвалась внутри него. Потом гнев, ярость, прежде неведомая ему, такая сильная, что на мгновение он ослеп. Подлая сука!
Он стиснул зубы, оторвался от окна и глянул в бледное лицо женщины перед ним.
— Будь ты проклята, Анни! Как ты могла скрывать от меня моего сына целых десять лет! Как, черт тебя побери! Зачем? Как ты могла позволить другому мужчине растить моего сына, как своего!
— Харпер… я… — Анни протянула к нему руку. — Я… — Рука беспомощно повисла и упала точно плеть.
— Ну же, Анни, — крикнул он. — У тебя было десять лет, чтобы во всем признаться! Ну же, я хочу знать! Я больше не могу ждать! Это будет вправду честно! Скажи мне, зачем ты это сделала? Как ты могла жить рядом с Майком и растить моего сына? Что ты там сделала, забралась к нему в постель, как только я уехал, чтобы он решил, будто это его ребенок?
— Нет!
Наконец-то, подумал Харпер с угрюмым удовлетворением. Наконец-то на этом столь бесстрастном лице появились хоть какие-то эмоции. Она не ждала его обвинений, и ее потрясение было очевидным.
— Нет? — переспросил он. — Тогда в чем же дело? Как это ты обвела его вокруг пальца, что он женился на тебе?
— Не я, — заплакала она. — Это он… принудил меня!
Он ждал, что Анни станет отрицать свою вину, но чтобы дело повернулось так…
— Что за дьявол! Что ты еще несешь?
К ней вернулась прежняя бесстрастность. Что же это за женщина? Неужто это так тривиально, неужто для нее происходящее совсем ничего не значит и она ничего не чувствует?
— Ты же помнишь, какой я тогда была, — сказала она почти без признаков волнения. — Я была молода и доверчива. Наивна. Он лгал мне, играл на всех моих страхах, и мне стыдно признаться, что я верила ему. Поверь, с тех пор каждый день моей жизни превратился в расплату за мое простодушие.
Харпер с отвращением фыркнул.
— Да уж, могу себе представить.
Она закрыла глаза и вздернула подбородок.
— Может, ты все же выслушаешь меня?
— О, конечно, ты мне все объяснишь, в противном случае я вытащу из тебя слова клещами.
Анни покачала головой.
— Нет, я сама хочу тебе все рассказать. Я все эти годы хотела тебе сказать, но я… Ты ведь помнишь мою матушку? У нас в доме не было телефона. Ты же сам велел мне, чтобы я обо всем, что мне понадобится, говорила Майку, потому что ты будешь звонить домой, как только представится возможность. Как только я почувствовала, что беременна, я попросила Майка, чтобы он сообщил тебе при следующем твоем звонке.
Ярость в груди Харпера превратилась в обжигающую холодом глыбу льда.
— Когда? Когда ты сказала ему?
— Примерно в середине августа. Я не была окончательно уверена, но я надеялась, что ты захочешь знать это.
Боль нарастала.
— Он никогда не говорил мне об этом, — пробормотал Харпер.
— Я знаю, — устало ответила она. — По крайней мере, сейчас. В то время… Он говорил… он сказал, чтобы я сообщила ему, когда буду уверена. Что ты не станешь и думать об этом, пока все не будет известно точно.
Первым порывом Харпера было возразить, встать на защиту Майка. Его собственный брат никогда не стал бы играть в такие игры. И с такими важными вещами. Он хорошо помнил, что Майк никогда не упоминал о беременности Анни. Но в глубине души Харпер знал, что Майк был абсолютно способен сказать все, что ему только взбредет в голову. И все же Анни могла бы верить ему, Харперу, немного больше.
— И ты сразу решила, что он говорит правду?
— Я не знала, где правда. Я была перепугана, очень плохо себя чувствовала, у меня умерла тетка, мама начала строить планы по поводу нашего переезда. Мы ведь только из-за тетки три года оставались в Кроу-Крик. Мы с мамой никогда нигде так подолгу не задерживались. Это было первое место, которое я в самом деле начала считать своим домом. Я не хотела уезжать. Но я не знала, что мне делать. В сентябре, когда я окончательно поняла, что беременна, я сказала об этом Майку.
— И?
Анни потерла подбородок.
— Неделей позже он пришел ко мне и сказал, что ты рассмеялся при сообщении о моей беременности.
— Что я, что?
— Он сказал, что ты был очень возмущен и что у тебя, мол, и без того забот хватает. Он сказал, что женщины без конца вешаются тебе на шею и ты еще не скоро вернешься домой.
Некоторое время Харпер мог только стоять разинув рот, когда же дар речи вернулся к нему, голос его был хриплым от волнения:
— И ты поверила ему?
— Не сразу, — голос ее прервался. Она сделала паузу и затем заговорила вновь. — Но я была так напугана. Я еще в детстве дала себе слово, что не стану воспитывать своего ребенка так, как моя мать воспитывала меня. Я хотела, чтобы у моего ребенка был дом, постоянный дом, и отец. И любящая мать. А от тебя — ни звонка, ни письма, ни даже почтовой открытки…
— Я писал несколько раз. Ты мне не отвечала.
Анни отвернулась.
— Уже позже… гораздо позже я обнаружила, что Майк прятал твои письма. Я ни одного письма так и не получила. — Она покачала головой. — И я поверила, что тебе все равно. Майк играл именно на этом. Ты знаешь, он был мастак на разные уловки. Ваш отец как-то сказал, что он способен провести самого дьявола. Харпер тихо выругался.
— Я была… слишком уязвима. Ты не приезжал домой, было уже почти Рождество, а Майк сказал, что ты смеялся надо мной и моим ребенком. Я не знала, что мне делать. Он сказал, что умолял тебя позвонить домой в назначенное время, чтобы я смогла прийти и поговорить с тобой, но ты заявил, что не стоит этого делать. Потом он сказал мне, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж. Что он любит ребенка и воспитает его, как своего. Мне ничего не оставалось, как выйти за него замуж — ведь был уже декабрь, а ты сказал, что приедешь в августе. Я… я думала, что ты больше никогда не вернешься.
— Сукин сын! — Харпер с силой сунул руки в карманы и уставился в пол. — Я пытался звонить тебе на работу, в аптеку. Мне ответили, что ты больна. Я писал тебе и просил Майка сказать, что не смогу вернуться домой в обещанное время.
— Я знаю, — мягко произнесла она.
Харпер дернул головой.
— Знаешь? Черт возьми, о чем ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23