– Интересно, почему владельцами всех лучших ресторанов оказываются голубые?
– Просто эти чудики вылезли из своих щелей после принятия прошлогоднего закона, – ответил Адам. Годом раньше в Великобритании был отменен запрет на половые акты между совершеннолетними мужчинами. – Ну, и как тебе понравился этот ресторан?
– Обычный итальянский стиль: сводчатые потолки, все белое, посередине каждого столика цветочная ваза с подсветкой и отличная лапша „Примавера".
– Скотт говорил что-нибудь интересное?
– Он был чуточку серьезнее, чем следует быть за дружеским обедом. – Миранда с улыбкой плеснула душистой водой на Адама. – Вообще-то вначале он постоянно говорил о том, что я слишком доверяю тебе. Он хочет, чтобы я наведалась в „Суизин, Тимминс и Грант" и разузнала побольше о компании.
– Компания больше не имеет никакого отношения к „Суизин, Тимминс и Грант", – заметил Адам и, чтобы скрыть неудовольствие, вызванное подобным оборотом дела, принялся намыливать правую руку и подмышку Миранды. – И потом, ты же видела отчеты за прошлый год, помнишь? – Затем, занявшись намыливанием более нежных частей ее тела, он добавил, как бы между прочим: – Пожалуй, тебе следовало бы позвонить Аннабел и успокоить ее – сказать, что ты бдительно наблюдаешь за делами компании. Объясни ей, что члены Правления крайне осторожны в обращении с деньгами, которые им не принадлежат… Кстати, пока не забыл: я говорил тебе, что они завернули запрос Аннабел?
– Нет. А почему?
– Она затребовала крупную сумму на реализацию какого-то проекта в Бронкском зоопарке. К сожалению, эта сумма превышала ту, что ей полагалась как депозитарию компании. Думаю, Скотт поднимает волну именно из-за этого.
– И правильно сделали, что отказали ей, – согласилась Миранда. И тут же прибавила, стараясь говорить как можно более непринужденно: – О чем мне действительно хотелось бы поговорить с Аннабел, так это о нас с тобой. Я уверена, что вся контора уже в курсе.
– Наши с тобой отношения – это не твоя, а наша общая тайна, и я хочу, чтобы она тайной и оставалась. – Тихий голос Адама – почти шепот – звучал нежно, но твердо.
– Я до сих пор не понимаю, чего ради ты так настаиваешь на этом. А мне хотелось бы понять, – настаивала Миранда, возвращаясь к постоянному источнику их разногласий. Год назад – и опять под Рождество – она шутливо сделала ему предложение. И, как и в первый раз, в ответ он рассмеялся, как будто речь шла о некоей очаровательной шутке.
Миранда недоумевала, чувствовала себя униженной. Они были любовниками уже три года, и в физическом плане все вроде бы обстояло прекрасно. Не будучи тщеславной, Миранда не страдала ложной скромностью – она знала, что красива, хотя и не так ослепительна, как Аннабел; у нее был идеальный десятый размер одежды, а рост – пять футов девять дюймов – может быть, это небольшой перебор, но Адам значительно выше, шести футов с лишком. Богатая и знаменитая, Миранда знала, что она к тому же интересный собеседник.
А кроме того, Адам говорил, что любит ее.
Миранда припомнила мрачные предостережения Шушу: „Любой мужчина умеет говорить: „Я люблю тебя", но она гнала прочь эти мысли, так же как и разные идиотские предположения, которые приходили ей на ум. Может, Адам рассчитывает подцепить лучшую невесту, чем она? В таком случае, иронизировала про себя Миранда, принцесса Анна как раз скоро будет в подходящем для него возрасте.
Второй и последней из возможных причин провала ее попыток дотащить Адама до алтаря был ее собственный успех на деловом поприще. Она знала, что, в то время как многих женщин привлекает в мужчине его положение, мужчины обычно усматривают в преуспевающей деловой женщине возможного соперника. А мужчина с недостаточно устойчивым положением вряд ли захочет играть второстепенную роль при более уважаемой и богатой, чем он сам, жене.
Но собственные дела Адама шли просто блестяще. Почему же тогда он тан упорно не желал узаконить их отношения?
Зная, что Адам всегда и во всем стремится сохранить за собой свободу действий, Миранда логично пришла к единственно возможному выводу: он не настолько любит ее, чтобы связать с ней жизнь. И, как всегда происходит с человеком, который хочет чего-либо, но не может этого получить, обида и разочарование только подхлестывали ее желание выйти замуж за Адама.
Намыливая спину Миранды, Адам прекрасно понимал, что еще немного – и она снова сделает ему предложение. Но, свяжи он себя с ней, ослабнет его влияние на Аннабел, у которой в этом случае появятся вполне законные причины сомневаться в его объективности. Однако Миранда, более всего не терпящая неопределенности, не из тех женщин, которых можно долго водить за нос. Пока все деньги не окажутся в его руках, он не может позволить, чтобы кто-то из сестер перестал доверять ему: он должен держать обеих в узде и под своим контролем.
Поэтому Адам решил, что, если Миранда задаст ему роковой вопрос, он успокоит ее обещанием, что рано или поздно они поженятся. Если она будет очень уж настаивать на конкретном ответе, в конце концов, он может согласиться на помолвку, назначив ее, скажем, на седьмое февраля – день, когда Миранде исполнится двадцать восемь. При некотором везении все фонды компании перейдут в его руки чуть позже этой даты, а потом он навсегда распрощается со старушкой Британией.
Мокрая рука Адама лениво нашарила на подносе другой персик.
– Я знаю, что ты думаешь о чем-то, – сказал Адам, поворачиваясь к Миранде.
– Ты знаешь, о чем я думаю, – грустно ответила она.
– Ладно, перестань, а то я привяжу тебя шелковыми лентами к столбикам кровати и начну делать с тобой разные штуки, так что ты не сможешь думать ни о чем другом.
Его руки обняли под водой скользкое от мыла тело Миранды. Лаская ее бледную плоть, он решил наконец, как ему поступить со Скоттом.
Вторник, 22 августа 1968 года
Адам гнал свой „DB4 астон мартин" со скоростью, слишком высокой для мирных деревенских улочек Сассэкса. Он вез Аннабел смотреть новую постановку „Фигаро", которая давалась в рамках Глиндеборнского фестиваля. Возможно, это выглядело странновато, даже смешно и чуточку нереально – ехать на провинциальное, притом дневное, представление в полном блеске вечерних нарядов, но эта эксцентричность была в традициях глиндеборнской оперы, зародившихся в 1934 году, когда Джон Кристи преподнес своей невесте, оперной певице, неслыханный свадебный подарок: небольшой театр, построенный в тенистом парне, окружавшем исполненное величием здание. Ныне в музыкальной жизни страны мало происходит событий более прекрасных, более британских по духу, более изысканно организованных и собирающих более избранную публику, чем глиндеборнские оперные фестивали.
Как всегда, все места были заняты: одна из особенностей этого маленького театра в том, что билетов в него достать почти невозможно. Оркестр Лондонской филармонии заиграл увертюру, и зрители откинулись в креслах, готовясь насладиться легкомысленным очарованием музыки Моцарта, погрузившись в сказочный мир восемнадцатого века.
Адаму, который не слишком-то хорошо разбирался в музыке, было трудновато следить за хитросплетением сюжетных ходов: кто-то переодевался, кого-то, по странному стечению обстоятельств, принимали за другого, кого-то запирали в будуаре, кто-то до неправдоподобного случайно подслушивал то, что другие всеми силами стремились сохранить в секрете, а слуга Фигаро одерживал верх над своим хозяином-графом в борьбе за благосклонность горничной Сюзанны. А когда первое действие закончилось и в зале зажегся свет, Адам напомнил себе, что приехал сюда не ради того, чтобы наслаждаться искусством.
Во время длинного антракта для зрителей обычно подавался в особняке обед из трех блюд или устраивался пикник с шампанским прямо на зеленых газонах парка; стоимость еды входила в цену билета.
– До войны было принято приезжать сюда с собственным дворецким, который занимался устройством пикника в этом лесу, – рассказывал Адам, помогая Аннабел, облаченной в серое шифоновое платье с серебряной отделкой, пробираться среди высокой травы под глуповато-удивленными взглядами пасшихся поблизости черномордых овец. – Давай пообедаем прямо здесь, – предложил он.
Поддерживая одной рукой Аннабел, в другой он нес корзинку с едой для пикника. Пройдя вдоль цепи лесных прудиков, они оказались на уютной, усыпанной цветами поляне.
– Это похоже на пейзаж Боттичелли! – Аннабел сбросила туфли на высоких каблуках и уселась на расстеленном Адамом коврике. Легкий ветерок едва колыхал листья деревьев, и до ее слуха доносилось тихое пчелиное жужжание.
Адам снял пиджак, расстелил на траве у тихого, прозрачного пруда белую льняную скатерть, налил Аннабел бокал шампанского и заглянул в корзинку:
– У нас тут перепелиные яйца, цыплята под майонезом с карри, салат из огурцов и клубника по-романовски.
Они ели и разговаривали в прозрачных зеленых сумерках поляны, и Аннабел в своем воздушном серо-серебристом одеянии была похожа на лесную нимфу. Вдали, за деревьями, на фоне неба четно вырисовывался силуэт особняка, очерченный уже зажженными огнями.
– Как чудесно заканчивается мой визит в Англию! – вздохнула Аннабел.
– Мне жаль, что он оказался таким печальным для тебя, – сказал Адам, подкладывая себе еще перепелиных яиц.
Аннабел прилетела в Англию двумя неделями раньше с намерением отвезти Шушу в Сарасан, чтобы она там окончательно поправилась. Но при встрече Шушу сказала ей, что хотела бы остаться в Истборне еще на одни сутки. Не совсем понимая, в чем дело, Аннабел согласилась и перевезла ее в одну из лучших местных гостиниц.
Вскоре после этого, вместо того чтобы лечь отдохнуть, Шушу, одетая в яркое пальто горчичного цвета, появилась в лечебнице „Лорд Уиллингтон" и пожелала увидеться с Элинор. Поскольку она настаивала на том, чтобы пройти к ней с привезенным с собой чемоданом, вместо того чтобы оставить его у регистраторши, та, беспокоясь, как бы там не оказалось спиртного, которое эта странная дама тайком собиралась пронести к страдающей алкоголизмом пациентке, немедленно сообщила об этом старшей медсестре.
Сестра Брэддок ворвалась в спальню как раз в тот момент, когда Шушу торопливо натягивала на едва двигающуюся, с отсутствующим взглядом Элинор такое же пальто горчичного цвета.
На требование разъяренной сестры Брэддок покинуть лечебницу Шушу ответила отказом. Тогда сестра Брэддок позвала двух санитаров, которые дотащили Шушу до поджидавшего ее такси. Затем сестра Брэддок позвонила Адаму, и тот с готовностью согласился, что больше не следует пускать к больной эту посетительницу.
На следующий день Шушу попыталась проникнуть в лечебницу через боковые ворота, но была замечена садовником. Сестра Брэддок пригрозила, что, если она повторит свою попытку, ею займется полиция.
– Печальнее всего было видеть, как бедная Шушу отказывается верить, что состояние Ба действительно… таково, – сказала Аннабел. – Бедная Ба! Она и правда больше не вернется к нам, но Шушу не может смириться, хотя все мы должны привыкнуть к этой мысли. Похоже, она считает, что мы замешаны в каком-то заговоре против Элинор. Она не захотела остаться с Мирандой и едва разговаривает со мной.
– Разумеется, ей тяжело. Тем более что все это не может не наводить ее на мысль, что и ее вскоре, возможно, ожидает… то же самое, – сочувственно заметил Адам.
– Она сняла комнату в пансионе на Эрлд-корт. Там полным-полно студентов-австралийцев, вечно шум и гам, но она говорит, что когда-то Ба жила там поблизости.
– Я не хочу, чтобы вы с Мирандой переживали из-за Шушу, – сказал Адам, вновь наполняя бокал Аннабел. – Вы сделали для нее все возможное. – Глядя в ее встревоженное лицо, он улыбнулся. – Я сам потихоньку делаю все, что надо. Компания будет оплачивать ей жилье и в случае необходимости – специальное медицинское обслуживание, а еще она будет получать хорошую пенсию. Надеюсь, Шушу скоро успокоится и сможет взглянуть на все трезво.
Он подлил себе еще шампанского.
– О, кстати, мне хотелось бы обсудить с тобой кое-что прежде, чем ты уедешь. Скотт сказал, что ты хочешь получать ежеквартальные отчеты о деятельности компании, и члены Правления немного недоумевают, зачем это, если, как тебе известно, за всеми делами постоянно наблюдает Миранда. Они интересуются: может быть, лично у тебя есть возражения по какому-либо конкретному пункту отчета за шестьдесят седьмой год?
Несколько смущенно, не желая показаться невежливой, Аннабел ответила:
– Да нет… ничего конкретного. – Она неловко усмехнулась: – Я знаю, что из всех нас у Миранды самая лучшая голова для этих дел. Просто мне показалось странным, что, когда я запросила относительно небольшую сумму… – Не закончив, она принялась старательно ковырять вилкой цыпленка.
– Милая моя Аннабел, задача членов Правления в том и состоит, чтобы защищать напитал, – серьезно проговорил Адам. – Они не могут допустить, чтобы он распылялся, иначе им придется отвечать за это перед законом. Он обязывает их действовать исключительно в интересах депозитариев, независимо от того, одобряете вы или нет их действия: на этом и зиждется компания. – Снова наполнив ее бокал, он продолжал спокойно объяснять: – Когда из новых поступлений соберется приличная сумма, тогда, возможно, плюс к тому, что ты обычно получаешь, тебе будет причитаться еще столько же, сколько в прошлом году. Особенно, если Сарасан будет продан.
– Миранда говорила мне, что, возможно, компания продаст Сарасан. Но мы не хотим даже думать об этом!
– Сейчас, после того как де Голль одержал такую потрясающую победу на выборах, да к тому же у коммунистов осталась только половина их мест в парламенте, здравый смысл подсказывает, что нужно продать Сарасан. Как это ни печально, но Элинор, скорее всего, никогда не сможет покинуть лечебницу, да если бы даже это было возможно, она все равно не сумеет заниматься им самостоятельно. Да и бедная старая Шушу, по-моему, тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44