Будет лучше, если вы позвоните ей сами.
Не успела Элинор осмотреть свои новые апартаменты, как в гостиную подали кофе. Потом приходили знакомиться представители медицинского персонала; они улыбались и предупреждали Элинор, что, если что-либо понадобится, ей стоит только сказать об этом. Напоследок ей вручили огромную папку, обтянутую бордовой кожей, которая была похожа на хартию какого-нибудь средневекового города, – это было меню.
– Тебе не о чем беспокоиться, мальчик мой, – сказала Элинор Адаму, прихлебывая шампанское, налитое из одной из заказанных ею маленьких бутылок. – Я вижу, что мне здесь действительно обеспечен отличный уход.
– Я абсолютно уверен в этом, – улыбнулся в ответ Адам, поднимая свой бокал в знак приветствия.
На следующее утро одна из медсестер открыла дверь в апартаменты Элинор и подобострастно отступила в сторону, пропуская вперед улыбающуюся старшую сестру Айви Брэддок.
Элинор удивленно оглядела вошедшую. В первый момент ей показалось, что она видит перед собой бравого вояку-сержанта, переодетого в женское платье, и ей тут же до безумия захотелось поведать о ней Шушу. Элинор никогда прежде не доводилось видеть женщин таких габаритов, как сестра Брэддок; шеи у нее, казалось, не было вовсе, а голова росла прямо из мощных плеч, руки она как будто позаимствовала у молотобойца, черты лица были тяжеловесны и грубы. На ее коротко стриженных желтых волосах покоилась казавшаяся крохотной сестринская шапочка, завязанная ленточками под квадратным подбородком. Тяжело переступая словно бы негнущимися ногами, сестра Брэддок приблизилась к кровати Элинор.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вам было у нас удобно, миссис О'Дэйр. – Голос ее оказался неожиданно приятным и звонким.
Прежде всего у Элинор взяли на анализ кровь и мочу, затем отвели в рентгеновский кабинет. Все остальное время ее без конца опутывали проводами и подключали к разным аппаратам, о назначении которых она догадывалась с трудом. Вечером познакомиться с новой пациенткой зашел доктор Сирил Крэйг-Данлоп – тщедушный человечек небольшого роста, с мягкими манерами и удивительно красивыми серыми глазами, окаймленными длинными черными ресницами.
На следующее утро специалист по сердечным болезням, сэр Джордж, появился в спальне Элинор в сопровождении сестры Брэддок. Элинор испытала легкое раздражение от неожиданного визита: она терпеть не могла, когда ей мешали читать, а читала она „Не дрогнув" Трумэна Капоте.
За сэром Джорджем последовали другие специалисты.
На третье утро доктор Крэйг-Данлоп снова зашел к Элинор.
– Я получил уже результаты почти всех обследований, – сообщил он. – Они примерно таковы, каких мы ожидали. Тем не менее, как вам известно, вы должны вести себя крайне осторожно на протяжении всех тех, увы, немногих лет, которые вам еще остались.
Томик Капоте упал на пол. Элинор рывком села в постели:
– Что вы говорите? Я же полностью выздоровела! По крайней мере, так мне сказали.
Доктор Крэйг-Данлоп поперхнулся. Вид у него был явно смущенный.
– О, простите… простите, миссис О'Дэйр. Я полагал, что вы из тех пациентов, которым следует говорить…
– Что говорить?!
– Правду об их истинном состоянии, – мягко закончил доктор Крэйг-Данлоп.
– „Немногих лет, которые мне остались", – так вы сказали? Вы уверены в этом? – Бледность, покрывшую лицо Элинор, еще больше подчеркивал персиковый цвет ее шифонового пеньюара. – Я хотела бы узнать еще чье-нибудь мнение.
Доктор Крэйг-Данлоп покашлял.
– Все три специалиста, которые вас обследовали, пришли к одному и тому же выводу.
Элинор тупо уставилась в окно, где за мокрым газоном грязно-серое море сливалось с таким же серым небом. Несколько минут в комнате стояла гробовая тишина. Наконец Элинор проговорила:
– Я не хочу, чтобы об этом стало известно моим внучкам. Не хочу волновать их.
Вскоре после ухода доктора улыбающаяся медсестра, выглядевшая очень нарядной в полосатом бело-зеленом форменном платье, принесла в маленьком пузырьке две пилюли.
– Вам станет лучше от этого, – сказала она и не ушла, пока Элинор не проглотила лекарство. Медсестры здесь были привычны к выходкам богатых пациентов, которые вели себя как им заблагорассудится и зачастую не желали подчиняться дисциплине лечебницы; они знали, что очень старые люди, алкоголики и более чем слегка чокнутые пациенты (которые именовались „эксцентричными") нуждаются в ненавязчивом, но постоянном надзоре. Эта милая старушка, которой врач прописал лошадиные дозы снотворного, явно не знала, что она здесь надолго – пока окончательно не излечится от своей депрессии.
В течение следующих двух дней Элинор почти не просыпалась; по словам доктора Крэйг-Данлопа, она, по всей видимости, инстинктивно стремилась избежать встречи с реальностью. Однако настоящей причиной была повышенная чувствительность Элинор к лекарствам: обычная доза успокоительного действовала на нее так, как двойная или тройная доза – на обычного человека.
В пятницу, около одиннадцати утра, незадолго до очередного приема лекарства, когда эффект от предыдущей дозы уже несколько ослаб и Элинор обрела некоторую ясность мысли, она пригрозила, что покинет лечебницу, но медсестра сказала, что это невозможно без разрешения сестры Брэддок.
Элинор, привыкшая к тому, что ее желания немедленно исполнялись, разъярилась, однако сестра не обратила на это никакого внимания. Элинор быстренько вкатили инъекцию снотворного, а потом сестра записала в процедурном листе, что пациентка впала в неконтролируемое состояние и поэтому пришлось успокоить ее.
– Паранойя, – спокойно заметил доктор Крэйг-Данлоп сестре Брэддок, прочтя эту запись.
Сестра Брэддок кивнула. Уж кому, как не ей, было знать, что классическим симптомом паранойи является гипертрофированная подозрительность: больной убежден, что те, кто ухаживает за ним, на самом деле стремятся причинить ему вред.
Суббота, 17 февраля 1968 года
Неделю спустя после поступления Элинор в лечебницу Аннабел и Миранда получили разрешение навестить ее. По дороге, сидя на заднем сиденье „бентли", везшего их в Истборн, сестры, снедаемые беспокойством, почти все время молчали. Наконец Миранда спросила, как дела у Скотта.
Аннабел раздраженно фыркнула:
– Меня можешь об этом не спрашивать! Я его почти не вижу. Полагаю, он до сих пор не заметил, что меня уже неделю нет дома.
– Что ты имеешь в виду? – спросила пораженная Миранда.
– То, что он слишком занят своей работой, чтобы думать о жене. Он даже забыл о нашей десятой годовщине!
– Это не похоже на Скотта.
– То есть он забыл бы, если бы я ему не напомнила, – поправилась Аннабел.
Аннабел и Миранда были потрясены переменой, произошедшей с их бабушкой: ее золотистые волосы стали тусклыми, взгляд – пустым, речь невнятной и запинающейся; она с трудом двигалась и даже начала приволакивать одну ногу. Старшая медсестра предупредила их, что с больной следует держаться как всегда, ничем не выдавая того, что поведение ее кажется им необычным, и сестры говорили и обращались с Элинор с еще большей нежностью, чем прежде.
Лишь позднее, в кабинете старшей сестры, где их ожидали Адам и доктор Крэйг-Данлоп, Аннабел разрыдалась:
– Не понимаю, как я могла не заметить раньше, что она так больна!
Миранда обняла сестру за плечи:
– Не плачь, Лягушонок. Мне тоже это и в голову не приходило. Хорошо еще, что за ней тут надлежащий уход.
– Как неудачно, что Шушу именно в этот момент не оказалось дома! – выговорила Аннабел сквозь слезы. – Она приехала бы сюда вместе с Ба.
– Что такое вообще паранойя? – нетерпеливо повернулась Миранда к доктору.
– Мы предпочитаем квалифицировать это как расстройство личности, – ответил тот. – Хроническое, медленно прогрессирующее расстройство личности. В данном случае, боюсь, намечается мания преследования.
– Какое лечение она получает? – спросила Миранда. Аннабел продолжала плакать.
– Ей дают средство с наркотическим действием, называемое „мелларил". А кроме того, успокоительное – в случае необходимости.
– Как долго продлится ее болезнь?
На несколько мгновений в кабинете воцарилось зловещее молчание.
– Как долго она продлится? – настойчиво повторила Миранда.
– Не могу вам сказать. Пока еще не могу. Нужно посмотреть, как она будет реагировать на лечение. Но, скорее всего, это дело долгое.
– Хотя бы приблизительно – сколько недель?
– Возможно, речь будет идти о месяцах, – мягко сказал доктор Крэйг-Данлоп. – Но должен еще раз подчеркнуть, что пока мы просто не можем сказать ничего определенного. Ваша бабушка – дама почтенного возраста, у нее уже был удар, и у нее наблюдается расстройство личности. Мы просто не можем сказать, что будет дальше.
– Но как могло ее состояние настолько ухудшиться за такое короткое время? – настаивала Миранда. – Ведь она приехала сюда просто на обследование.
– Вы можете считать огромной удачей, что она поступила к нам именно в этот момент, – серьезно ответил доктор. – Иначе состояние ее сейчас было бы намного тяжелее.
За ленчем в гостинице, безо всякого аппетита ковыряя вилкой ростбиф с квашеной капустой, Миранда спросила:
– Почему ты не сообщил нам раньше, Адам?
– Мне не хотелось тревожить вас без нужды до тех пор, пока доктор Крэйг-Данлоп и другие специалисты не придут к окончательному выводу.
В присутствии Аннабел Адам придерживался с Мирандой нейтрального тона, без какого бы то ни было намека на связывающие их отношения. Правда, многие уже догадывались, что они любовники, однако Адам по-прежнему настаивал на том, чтобы держать это в тайне.
– Но мы не можем оставить Ба здесь, – сказала Миранда. – Нужно перевезти ее в Лондон – там работают все лучшие специалисты, и я смогу присматривать за ней.
– Что касается ухода, похоже, и здесь о ней прекрасно заботятся. К тому же морской воздух полезен для здоровья. И потом, где ты найдешь в Лондоне лечебницу, окруженную несколькими аирами сада? – возразил Адам. – Впрочем, если вы хотели бы узнать мнение других специалистов, мы можем обратиться к любому лондонскому консультанту по вашему выбору.
– Почему просто не отвезти Ба обратно в Сарасан? – Аннабел отодвинула свою нетронутую тарелку. – Шушу приедет и будет ухаживать за ней. Ба так любит Сарасан!
– Это может оказаться не по силам Шушу, – заметил Адам. – Помните, как она сбивалась с ног, когда с Элинор произошел удар? Здесь за Элинор уход круглосуточный, по часам. Чтобы организовать то же самое в Сарасане, Шушу пришлось бы надзирать за четырьмя медсестрами, утрясать их расписание, плюс к тому – заниматься питанием Элинор, транспортировкой и всем остальным.
– Пожалуй, ты прав. Не хватало еще, чтобы и Шушу разболелась, – согласилась Миранда.
– Я уже звонил в Сарасан, доктору Монтану, – продолжал Адам. – Он согласен с тем, что Элинор лучше всего находиться в английской лечебнице, где ей в любое время суток могут оказать необходимую медицинскую помощь. Как бы то ни было, доктор Крэйг-Данлоп считает, что пока Элинор должна находиться под круглосуточным медицинским наблюдением – на случай, если ее состояние вдруг начнет быстро ухудшаться.
При одной мысли о такой возможности сестры сникли. Обе были рады, что Адам с ними. Он всегда так умел успокоить в тяжелые моменты жизни.
– Если ты уверен, что здесь ей лучше всего… – колебалась Аннабел.
Ее перебила Миранда:
– Во-первых, я хочу быть уверена, что в подобной лечебнице ей будет лучше, чем в больнице. Во-вторых, если… если она еще долго пробудет в таком состоянии, я хочу быть уверена, что этот „Лорд Как-его-там" – действительно самая лучшая лечебница из всех возможных.
Аннабел кивнула в знак согласия.
Адам молча раскрыл свой портфель, извлек из него кипу разноцветных брошюрок – проспектов частных лечебниц и передал их сестрам.
Миранда принялась рассматривать фотографии импозантных фасадов и гораздо менее импозантных интерьеров лечебниц и пансионатов.
– Эти холлы похожи на пивные залы. А в такую спальню Ба не поместила бы даже горничную! Не сомневаюсь, что они комфортабельные, но уж до такой степени непривлекательны!
Аннабел прочитала вслух:
– „В каждой спальне имеется умывальник". Это большое дело, конечно. Персональных ванных комнат нет.
– А в „Лорде Уиллингтоне" у Элинор собственная ванная, – подхватил Адам. – Но в других лечебницах имеются свои приятные стороны: кабинеты физиотерапии, маникюра, педикюра, парикмахерские.
– „Проводятся концерты и вечера", – продолжала читать Аннабел. – „Бинго"!
– Я принес только наиболее интересные брошюры, – вставил Адам.
– Не хочу даже думать о том, что собой представляют другие подобные заведения, – сказала Аннабел. – Но только взгляните, какие цены они заламывают!
– За те деньги, что берут в „Лорде Как-его-там", Ба практически могла бы жить в отеле „Ритц", – заметила Миранда.
– Мне пришлось много повозиться, чтобы выбрать самое лучшее место, – холодно произнес Адам, – и, естественно, оно обходится недешево. Но если вы хотите перевезти ее куда-нибудь еще, пожалуйста.
Сестры переглянулись и отрицательно покачали головами.
– Дело не в этой лечебнице, Адам, – осторожно проговорила Аннабел. – Просто мы никак не можем смириться с тем, что произошло с Ба.
– Мы должны найти Клер и рассказать ей все как есть, – спохватилась Миранда.
Адам кашлянул.
– Должен предупредить вас, что любое упоминание о Клер выводит вашу бабушку из равновесия. Я считаю, что она вполне заслужила, чтобы к ее пожеланиям относились с должным уважением. Совершенно очевидно, что Элинор не хочет видеть Клер.
Воскресенье, 18 февраля 1968 года
Стоя босиком у окна, Клер, в ночной рубашке от Лауры Эшли, с рисунком из розовых веточек, смотрела на тихо падающий снег. В серебристом лунном свете ей был отчетливо виден лес, гребнем венчавший холм позади Эпплбэнк-коттеджа.
Вздрогнув от холода, Клер прыгнула обратно в постель и поглубже забилась под стеганое лоскутное одеяло. Через полчаса нужно будет встать, чтобы вынуть из печи булочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44