И не было принято с таким нежеланием.
Кинси боялся пошевелиться. Кто-то называл его «безумным профессором». Но он хорошо знал историю. И мог себе представить, как чувствовал бы себя человек, которому собирается рассказать о своих планах, скажем, Цезарь Борждиа.
— Дерьмо…
Он почти выдохнул, потому что не мог сдержаться. Но у джао очень острый слух.
— Неплохо сказано. В самом деле, дерьмо… Но когда речь идет о великих опасностях — или великих возможностях, — приходится принимать суровые решения. Которые, как вы точно выразились, крайне дурно пахнут.
Наставник откинулся еще дальше, словно отстраняясь от скверного запаха.
— В конечном счете, решение было за мной, и я решился. Повторяю, без особого желания. Но я не видел иного способа привести ситуацию на Земле к достаточно быстрому завершению. Да, я приказал свести Оппака с ума.
Почему-то человеческое пожимание плечами, которое последовало за этими словами, оказалось весьма уместным.
— Это было нетрудно, учитывая природные наклонности Оппака, раздражение, в котором он постоянно пребывал, и его одержимость бассейнами. Все свелось к манипуляциям с составом солей. Это оказалось нетрудно. По мере того, как Оппак терял разум, он вообще перестал следить за тем, что делают его служители.
— Боюсь, служителям это было не так просто, — заметил Кинси. — Учитывая нрав Оппака…
— Вы правы. Трех наших агентов он жестоко избил. А последнюю…
— Уллуа, — прошептал Кинси. — Так вот почему Врот спросил Оппака, где она. Вы сказали ему.
— Мы не сказали, а показали. Я вам тоже это покажу. Когда течение уже завершалось, мы повсюду установили следящие устройства — на его корабле, во дворце. Что бы он ни делал, это не было для нас тайной.
Наставник взял со столика какой-то прибор. Едва оказавшись в комнате, Кинси заметил это устройство, но не обратил на него особого внимания, приняв его за пульт управления — например, дверным полем.
Над столом, точно видение, возник голообраз.
— Смотрите, профессор Кинси, — приказал Наставник. — Я хочу узнать ваше мнение.
Убийство Уллуа было жестоким. На такое было невозможно смотреть спокойно. К счастью, отвратительная сцена продолжалась недолго.
И Кинси почувствовал, как рассеянные фрагменты мозаики встают на свои места.
Со стороны могло показаться, что Оппак вот-вот изнасилует Уллуа. Нужно было знать, что джао в принципе на такое неспособны, чтобы избавиться от иллюзии. Помнится, Кэтлин рассказала ему — уже после того, как Талли взял жизнь бывшего Губернатора — как Оппак заставлял ее демонстрировать перед ним позы джао. Какой-нибудь тиран заставлял бы танцевать девушку-рабыню. Потом был тот странный разговор-допрос, который поверг в изумление даже Банле…
— Это связано с секретом размножения джао, верно? Особый состав солей в брачных бассейнах? Вы свели Оппака с ума, постоянно стимулируя его сексуально, а он не имел возможности разрядиться. Вероятно, даже не понимал, почему все это происходит.
— Вообще не понимал. Одна из особенностей великих коченов, и, пожалуй, самая нелепая — это завеса тайны, которой они окружают все, что касается половой жизни. Они никогда ничего не объясняют отпрыскам, пока кого-нибудь из них не призовут стать родителем, — Ронз отложил пульт. — Другие кочены — периферийные, более мелкие — не проявляют такой одержимости. Но Оппак… Я сам происхожу из одного из великих коченов, профессор. И могу вас уверить: Оппак не имел ни малейшего представления, почему его настроение становится таким неустойчивым, откуда берутся эти вспышки безумной ярости…
Взгляд Наставника стал таким же бесстрастным, как во время собрания Наукры. Выдержать такое было непросто.
— Вы молодец, профессор. Вы оправдываете мои надежды. Скажите, что вас еще удивляет?
— Хм-м… кажется… простите, если я выражусь некорректно… столь нелепый для разумной расы способ воспроизводства. Я имею в виду… по сути дела, необходимость в допинге. «Допинг» означает…
— Я знаю, что такое «допинг», профессор. Как вы думаете, могла ли такая особенность появиться в ходе эволюции? У разумной расы или, если на то пошло, вообще какого-либо вида животных?
Кинси задумался, хотя ответ был очевиден.
— Нет. Не до такой степени. Не у животных с высокоразвитой нервной системой. Да, для всех животных, насколько я знаю, существуют химические вещества, стимулирующие половую активность. Но столь искусственное, сложное… Немыслимо. По сути дела, противоэволюционно… — он глубоко вдохнул. — Это Экхат создали вас такими, верно? Манипуляции генетической структурой…
— Именно так. И это стало частью генома джао. По крайней мере, до сих пор генные инженеры Своры не в состоянии найти способ это обойти. О да, доктор Кинси, мы делали такие попытки. На протяжении примерно трехсот местных орбитальных циклов, с тех пор, как, наконец, поняли правду.
Наставник шевельнул кончиками ушей, его вибрисы качнулись. Тонкая печальная усмешка.
— Свора не должна производить потомство, профессор, иначе мы не сможем выполнять свою работу — контролировать связи и отношения коченов. Вероятнее всего, это произойдет, если мы станем рождать и воспитывать собственных детенышей вместо того, чтобы полагаться на кочены, которые обеспечивают нас новобранцами. Но у нас нет суеверных запретов, мешающих вступать в интимные отношения ради удовольствия. Я уверен, такое происходило в воинствующих монашеских орденах людей — и не говорите, что эта аналогия не приходила вам в голову.
Он негромко вздохнул, и Кинси впервые осознал, как стар Наставник. Да, он все еще силен, но прожил явно немало.
— Поверьте, профессор, Гончим очень часто приходится испытывать сильное эмоциональное напряжение. И такого рода разрядка была бы нам очень полезна. Но такое исключено. Мы еще не нашли способа сделать то, что для людей не вызывает особых проблем: отделить спаривание от воспроизводства. Кинси не знал, что сказать. Выразить свое сочувствие было бы… преждевременно, самое меньшее.
— Но все это предисловие, профессор. Скажите теперь, в чем суть всего, что я вам открыл? И почему я вызвал вас сюда и доверил вам столь многое?
Возможно, это было непристойно. А может быть, вообще не было нарушением этикета. Кинси не задумывался об этом, когда встал и начал медленно расхаживать по комнате. Так он делал всегда, дома или во время лекции, когда пытался сосредоточиться на каком-либо вопросе. Обычно ему хватало минуты.
— Это очевидно, не так ли? А что еще заложили в вас Экхат? Какие ограничения, не столь очевидные? Но необходимые?
Наставник склонил голову.
— Вы на верном пути, профессор. Это и есть истинная забота Своры Эбезона и наш вечный величайший страх. — он небрежно махнул рукой. — Другие проблемы тоже важны. Но ни одна не может привести нас к гибели, если течение повернет. Рассмотрим очевидное. Почему джао настолько лишены воображения? В конце концов, в оллнэт нет ничего мистического. Это не равносильно тому, как если бы люди владели волшебством. Но когда нужно было остановить Экхат, прежде чем они уничтожат другую форму жизни — почему мы не додумались до применения кинетических орудий? Вы видите хоть одну причину?
— Это может быть просто особенностью мышления, — заметил Кинси. — Общества, организованные на клановой основе, обычно весьма консервативны. Разумеется, если судить о людях.
— Возможно. Но что если дело снова в генетике? Как это выяснить? Не забывайте, нам приходится вести непрерывную войну — просто для того, чтобы выжить. Мы не можем себе позволить такой роскоши, как неспешное проведение научных исследований. Не сомневайтесь: придет время, когда наша сила возрастет настолько, что даже Экхат в своем безумии осознают, что должны сплотиться против нас. Что тогда, профессор? Что станет ахиллесовой пятой, в которую они нас поразят? Они знают о ее существовании, поскольку сами создали ее — а мы не знаем.
Он подался вперед и его поза выразила настойчивость.
— А теперь встаньте на мое место. Что было бы лучшей превентивной мерой?
Это тоже было теперь очевидно.
— Найти другую разумную расу. Которая точно еще не испытала на себе влияние Экхат. И, кроме того — а это существенно усложняет задачу, — уровень ее культурного и технического развития должен быть примерно таким же, как у вас. По сути — партнер, готовый в любую минуту бросить вам вызов, но именно партнер, а не подчиненный. Возможно, очень строптивый партнер, которого вы тоже, в конце концов, не сможете контролировать.
— Да, профессор. Земля дала нам великий шанс. Наконец-то, после того, как мы сотни лет покоряли по-настоящему полуразумные расы. Но они были слишком примитивны и просто превращались в двойников джао. Становились ли мы от этого сильнее? Да. Но они не восполняли пробелы в наших способностях.
— Однако — возвращаясь к разговору о Земле, — Свора не могла этим шансом воспользоваться, верно? Опять-таки, из-за особенностей кланового устройства вашего общества. С самого начала. Свора не знала способов взять Землю под свой контроль.
— Ни одного. Кочены решили бы, что Гончие пытаются лишить их законных прав, и объединились бы против нас. В течение двадцати лет мы вели игру, чтобы добиться того, что получили теперь. И нашим орудием были отнюдь не утонченные отпрыски Плутрака. Да, это безжалостно, более того, жестоко. Мы погубили жизнь — и, что еще хуже, достойную память — джао, который некогда заслужил честь называться намт камити.
Кинси потер виски.
— Конечно, сейчас нет способа восстановить доброе имя Оппака… — тяжело вздохнув, он покосился в сторону выхода. — Мертвые молчат, как говорим мы, люди. Я выйду отсюда живым?
— Это зависит от вас, профессор Кинси. Думайте обо мне — или, точнее, о Своре, — как о римском императоре, который нуждается в греческих философах, которым он может доверить свои сокровенные мысли. Или, если вам больше нравится, как о монгольском хане, который приглашает к себе верных ему китайских мандаринов. Вы спросите, зачем мне человеческие философы мандарины? Я должен постепенно преобразовать эту империю джао, покоренную территорию, в нечто иное. В то, чем можно не управлять, но править. Как долго? А кто это может предсказать? До тех пор, пока наше правление необходимо, чтобы покончить с Экхат. А после этого… Он снова почти по-человечески пожал плечами.
— Пусть произойдет то, что должно произойти. Конечно, если джао уцелеют как вид. Римская Империя стала столь же греческой, сколь осталась латинской. И если эта империя в отдаленном будущем станет не только империей джао, но и человеческой — меня это ничуть не огорчит.
И все же Кинси колебался. Не в силу общих соображений, но лишь по поводу одного момента, весьма специфического.
Словно прочитав его мысли, Наставник произнес именно то, что должно было разогнать его тревогу.
— Я не жду и тем более не требую от вас ничего, что противоречит вашим обязанностям на службе у Эйлле. Могу вас заверить профессор: Свора самого высокого мнения об этом молодом отпрыске. И отнюдь не собирается ему препятствовать. Даже наоборот.
Этого было достаточно, чтобы Кинси вздохнул с облегчением. А вместе с облегчением пришло и любопытство. Нет, увлеченность. Даже энтузиазм. Открывалась великая перспектива участия в создании новой звездной державы, которая со временем соединит в себе лучшее из культур джао и людей. Конечно, этот Наставник производит впечатление довольно опасного типа. Но с другой стороны…
Да, с другой стороны, на свете есть вещи и похуже. Намного хуже, чем верная служба макиавеллиевскому Государю. Особенно столь одаренному. Какого черта. Ведь это правда.
— Решено, — произнес профессор — и тут же, испугавшись своей смелости, снова смешался.
— Но… м-м-м… понимаете ли, Наставник… я пожилой человек, и даже в молодости не отличался крепким здоровьем… Я… как бы это сказать…
Наставник издал короткий смешок.
— Прошу вас, доктор Кинси. Будьте уверены, если я потребую… кажется, у людей это называется черной работой… у меня есть много крепких молодых джао, которым можно такое поручить. От вас мне нужно нечто другое. Мудрые советы. Работа мандарина.
Он встал.
— Я обнаружил, что моими лучшими агентами чаще становятся именно пожилые. Может быть, причина в хрупкости их костей, но им приходится думать.
Он остановился, снова взял со столика пульт и покрутил его в руке.
— А теперь самое время представить вас тому, кто будет вашим ближайшим коллегой. Моему самому давнему агенту на Земле, который служит здесь с самого начала, вот уже двадцать орбитальных циклов, и всегда проявлял себя самым достойным образом.
Дверное поле замерцало, сквозь сияние начал проступать силуэт джао.
— Несмотря на то, — добавил Наставник, и в его голосе появилось легкое недовольство, — что он часто ведет себя несообразно возрасту.
Врот широким шагом прошел через угасающее дверное поле, гордо неся в руке бокал.
— Великолепно, мой дорогой профессор! Я восхищен, что мы снова будем сотрудничать — и еще более тесно, чем прежде! — он протянул бокал доктору Кинси. — Вот, это один из алкогольных напитков, которые употребляют люди. Жуткая гадость, но я знал, что вам это понадобится. И отчаянно понадобится. Наставник Ронз порой бывает просто невыносим. Если не ошибаюсь, вы называете это «мартини».
Кинси принял стакан и вздрогнул. Не из-за содержимого — сейчас он действительно ничего не имел против мартини, — но от слов, которые ожидал услышать. И услышал.
— Соединить, но не смешивать, — произнес Врот, и его вибрисы радостно качнулись.
Глоссарий терминов джао
Аз — мера длины, чуть больше ярда.
Азет — мера длины, около трех четвертей мили.
Ата — суффикс, означающий группу, образованную с целью обучения.
Бау — короткая резная палочка, обычно, но не всегда деревянная, вручаемая коченом тем его членам, которые сочтены пригодными для высоких командных постов. Бау служит эмблемой военных достижений, на него добавляются нарезки в соответствии с достижениями обладателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79