— В общем, уран испаряется. А потом — представьте себе взрыв горючего в замкнутом пространстве. При такой температуре горит все, и органика в первую очередь. Окажись мы внутри, от нас не осталось бы ничего, кроме молекул.
— Любопытно, — заметил Эйлле. — Теперь я понимаю, почему ветераны считают это оружие столь опасным.
Рокот танка стих, и вокруг снова тарахтели автоматы, причем бой явно разгорался. Агилера скользнул за дерево, замер, высунулся… и тут же раздался треск очереди. Танкист охнул и осел, остальные, включая Эйлле, бросились в пыль.
— Эй, выходите! — крикнул из темноты голос. — Или я из каждого решето сделаю, ублюдки!
Глава 24
Ответом был поток отборной брани. Агилера пытался подняться, но не мог. Эйлле с удовольствием узнал некоторые выражения, но его словарный запас явно был слишком беден.
— Не рыпайся, синюшник!
Мужская особь — это Эйлле понял с самого начала. И похоже, человек весьма немолод.
— Молчал бы лучше, старый пень! — Агилера перекатился на спину, морщась от боли и держась за наветренное плечо. — Твой паршивый городишко сравняют с землей, а людей перебьют. И из-за чего? Из-за какого-то гребаного кита!
— Этот кит заставил нас взяться за ум!
Из темноты показался кривоногий человек с винтовкой в руках. Догадка Эйлле подтвердилась: на голове мятежника почти не было волос — обычный признак старости у людей. Возможно, именно из-за возраста человек двигался тяжело.
— Теперь бросай оружие, или я в тебе еще пару дырок сделаю!
— Если бы он хотел стрелять, то давно бы выстрелил, — негромко обронил Яут, обращаясь к Эйлле на родном языке. — У него есть другие причины этого не делать.
— Он не из Сопротивления, — отозвался Талли по-английски. — Просто какой-то псих, который торчит здесь из чистого упрямства. Он только что истратил последний патрон, а других у него нет.
Он поднялся, подошел к Агилере, присел рядом с ним и расстегнул рубаху танкиста, чтобы осмотреть рану.
— Убери ружье, дед, — бросил он через плечо. — Не майся дурью. Все равно от этого города камня на камне не останется, и ничего ты с этим не поделаешь, и я тоже.
Подхватив Агилеру подмышки, он поволок танкиста под свет фонаря, висящего над входом в дом. Разница в росте — Талли был ниже на полголовы — сейчас особенно бросалась в глаза. Здесь он снова присел на корточки и негромко хохотнул.
— Ну, дед… Волосы ты растерял, а вот глаз у тебя… Вибрисы Эйлле поникли. Наверно, он никогда не поймет людей до конца. Нет, дело было не в старике. Эйлле уже достаточно общался с людьми, чтобы понять: его позу можно назвать скорее «смущение-и-неуверенность», чем «решимость-и-отчаяние».
Он тоже подошел к Агилере и осмотрел его рану. Крошечная дырочка. Безусловно, не смертельна, даже для такого хрупкого существа, как человек. Под самой ключицей, кровоточит, но не сильно.
— Чего смеешься? — прошипел Агилера — Талли все еще издавал приглушенные звуки, которые у людей служат признаком веселья и в зависимости от эмоциональной окраски называются по-разному. Например, это было «хихиканье».
— Да тут дырки почти не видно. Райф, ты только подумай, тебя двадцать вторым угостили! — он мельком взглянул на ружье, которое старик все еще сжимал в руках. — Да еще и однозарядник… Точь-в-точь мое первое ружье, которое мне папа купил.
Агилера вяло попытался отпихнуть его здоровой рукой, но промахнулся. Похоже, это движение вызвало резкую боль, потому что он шумно втянул воздух и скривился. Но даже в этой болезненной гримасе проскользнула тень улыбки.
— Ушам своим не верю, — бормотание Агилеры стало чуть слышным. — До чего я дожил.
Стрелок подошел ближе, не сводя глаз с Эйлле. Он все еще сжимал в руках винтовку, но уже ни в кого не целился. Если Эйлле правильно понял, оружие больше не заряжено.
— Вы Губернатор?
Талли поднялся и посмотрел на старика сверху вниз.
— Ну, ты загнул, дед. Господи… Ты когда последний раз новости смотрел, а?
— Новости? — старик фыркнул. — Зачем? Чтобы мне вешали на уши…
Талли двигался быстро и ловко. Его рука метнулась вперед и неуловимым движением выхватила у старика винтовку. Протестующий вопль тут же сменился визгом: это Яут повалил мятежника и уже приготовился сломать ему шею.
— Стой!
Яут привык беспрекословно подчиняться своему подопечному, но в глазах фрагты плясало зеленое пламя.
— Он не причинит вреда, Яут.
— Он пытался в тебя стрелять! — фрагта выгнулся в угловатой позе «гнев-и-возмущение». — Это наглость!
— Он не знает меня, — сказал Эйлле.
— Он знает, что ты джао. Этого достаточно, чтобы быть почтительным.
— Безусловно, — Эйлле плавно принял положение «задумчивость-и-рассудительность». — Но…
Он поглядел на Талли и Алигеру и встретил их взгляды, мрачные и непроницаемые. А Кларик? То же самое.
Это было очень важно — жизненно важно. Эйлле еще не успел понять, что именно делало этот момент таким важным, но одно знал точно. Сейчас зарождается новый союз. Его можно укрепить, а можно разрушить — одним словом, одним движением.
— Отпусти его, Яут, — Эйлле произнес это довольно жестко и указал на Агилеру. — Ранили его, а не меня. Пусть он решит, какое требуется наказание.
Агилера недоуменно уставился на Субкоменданта, потом перевел взгляд на Талли… и оба, не сговариваясь, глубоко вздохнули. Эйлле случалось путаться при расшифровке внешних проявлений эмоций у людей, но сейчас он не сомневался. Джао приняли бы позу «облегчения-и-признательности».
Ответ Кларика — более сдержанный вариант, но суть одна. Значит, он принял правильное решение. Он впервые ощутил узы единения. Не робкие побеги, но прочные линии.
— Черт возьми, — сказал Агилера. — Просто дать старому дурню подзатыльник, и… Стойте!
Рука Яута замерла на половине замаха, и фрагта вопросительно уставился на Агилеру.
— Это… хм… ну, просто образное выражение, — взволнованно пробормотал Агилера. — Вы ему просто голову снесете… — он кивнул Талли. — Сделай одолжение, дружище.
Талли криво улыбнулся.
— Пожалуйста.
Он легко поднялся, приблизился к старику и легонько, кончиками пальцев хлопнул по лысой макушке.
К удивлению Эйлле, глаза старика наполнились влагой, которую люди называют слезами. Обычно такой бывает реакция на сильную боль или страдание. Но почему? Удар Талли не смог бы даже раздавить насекомое.
— Я всю свою жизнь прожил в этом доме, — проговорил старик, прерывая слова короткими всхлипами, — с тех пор, как мы с Мардж поженились. Она умерла всего два года назад. Умерла в нашей спальне.
— Знаю, знаю, дед, — негромко отозвался Талли. — А завтра не останется ничего, кроме золы. Но это просто дом, все сказано и сделано. И Мардж его благополучно покинула. Лучше тебе пойти с нами.
Он помог старику встать, почти отпихнув Яута, затем — Алигере. Дождь с минуту назад прекратился, но на лице бывшего танкиста все еще поблескивала влага.
— Даже если это дрянное древнее ружьишко, ему нужна медицинская помощь, — заметил Талли, обращаясь к Субкоменданту.
— Тогда отведи его в лагерь, — разрешил Эйлле. — Я должен остаться, чтобы продолжать наблюдение. Передай медикам, что я разрешаю… — он бросил взгляд на старика. Теперь Талли его не оставит. — … лечить обоих, если второму тоже нужна помощь.
— Не могу, — Талли поднял запястье с поблескивающей черной лентой локатора. — Разве что Яут пойдет с нами, фрагта порылся в небольшой поясной сумке и бросил ему пульт управления.
— Идите.
Машинально поймав гладкий черный прямоугольник, Талли посмотрел на него, потом на Яута и изменился в лице.
— Но…
— Или ты понимаешь витрик, или нет, — отрезал Яут. — Я учил тебя, как мог. Остальному учись сам.
Бледный, как полотно, Талли повернулся к Эйлле. Он не верил своим ушам.
— Я вернусь, как только отведу Агилеру и старика, — пробормотал он. — Я не задержусь.
— Ты у меня в личном подчинении, — произнес Эйлле. — Каково бы ни было твое происхождение, это считается великой честью.
Их взгляды встретились. Зеленые глаза Талли отражали свет фонаря и, казалось, в них тоже играют зеленые сполохи.
С соседней улицы донесся звук длинной автоматной очереди. Кларик обернулся — очевидно, пытаясь определить, откуда стреляют.
Эйлле взял руку Агилеры и довольно неуклюже воспроизвел жест, который у людей называют рукопожатием. Голая кожа человека в его ладони оказалась странно горячей: температура тела у людей выше, чем у джао. Эйлле знал это, но до сих пор не осознавал.
— Продолжаем наблюдение, — произнес он. — Теперь я хочу увидеть, насколько эффективно оружие джао.
— Смотрите, как они стреляют, — слабым голосом отозвался Агилера. При тусклом свете лампы его кровь казалась черной, как потек смолы. — И обратите внимание…
Танкист терял сознание. Талли поспешно подхватил его.
— … как они справляются с лазерами…
Он обмяк, подбородок упал на грудь. Талли выругался.
— Увидимся, — буркнул он и тут же скользнул в темноту, почти неся на себе Агилеру и ведя за руку старика.
Те, кто остались с Эйляе, обошли еще два участка, где велась ожесточенная перестрелка, и оказались почти в эпицентре сражения. Теперь, когда вся колонна вошла в город, войска инопланетян наконец-то встретили отпор. Повстанцы, яростно отстреливаясь, отступали от строения к строению. Снова оказавшись на проспекте, по которому двигались боевые машины джао, Эйлле приказал своей группе залечь среди обломков разрушенного здания.
— Смотрите! — Кларик указал туда, где в лучах уцелевших уличных фонарей кружились, падая, искры света. — Вот про что говорил Агилера!
Эйлле прищурился и разглядел тысячи тончайших металлических полосок, которые кружились в воздухе. Как только луч лазерной пушки попадал в этот «листопад», часть его отражалась под самыми разными углами, и он рассеивался.
Эйлле поднялся выше, не боясь шальных осколков. Каждый изгиб его тела был исполнен «изумления-и-любопытства».
— Что это такое?
— Обрывки алюминиевой фольги, — объяснил Кларик. — Прием, который придумали во время Завоевания. Но тогда она производилась в заводских условиях. А сейчас, думаю, используют старые запасы и изготовляют из подручных материалов.
Танку мятежников, который стоял на перекрестке и стрелял, блестящие полосы не мешали, а сам он становился почти неуязвимым. Вот в одну из машин джао попал снаряд. Из соседнего дома воодушевлено забили автоматы.
— Я готов настаивать на отступлении, сэр, — проговорил Кларик. — Иначе произойдет нечто очень скверное. Наши силы не настолько многочисленны и не подготовлены к подобным боям. И особенно против неприятеля, который надежно окопался, и столь многочисленного. Если по-прежнему пробиваться вперед, ваши воины просто-напросто… истекут кровью. У людей есть такое выражение, сэр.
Взрыв рассеял темноту — одна из машин джао была уничтожена прямым попаданием снаряда. Эйлле задумчиво посмотрел на то, что от нее осталось. Можно не сомневаться: все, кто находился внутри, погибли. От танка осталась лишь пустая горящая оболочка.
«Истечь кровью». Дикое выражение. Выражение хищника, который жаждет добычи. Но недостаточно сильный и чтобы убивать быстро, одним ударом. Вместо этого он раздирает бока жертвы, пока та не умрет от потери крови. Эйлле вспомнил, что такие хищники часто охотятся стаями.
— Да, вы правы, генерал. Яут, отдай приказ.
— Оппак придет в ярость, — фрагта уже держал в руке коммуникатор, но не решался его включить. — И непременно воспользуется этим, чтобы тебя дискредитировать.
— Да, знаю. И мне это безразлично, — Эйлле взглянул в сторону Кларика. — Потому, что так велит витрш. И потому, что отступление будет лишь временным. Я прав, генерал Кларик?
— Так точно, сэр, — по губам человека скользнула тонкая улыбка. — Это дело джинау.
Глава 25
Оказавшись на некотором расстоянии от места схватки, Талли занялся поисками машины.
Будем считать, что он — как лицо, состоящее в личном подчинении Субкоменданта, — имеет право реквизировать необходимое ему средство передвижения. Разумеется, в данной ситуации это скорее можно назвать «угоном» или «кражей», поскольку разыскивать законного владельца, дабы возвратить ему вышеуказанное транспортное средство, в планы Талли не входило.
Да и будь у него такое желание… Стервец Эйлле, откровенно говоря, провел Губернатора: прежде чем разрушить по его приказу Салем, он позволил населению без особых помех сделать ноги. Но в остальном приказ будет выполнен честно и аккуратно. И поскольку от города останется только пыль и зола, вряд ли кто-то хватится старого автомобиля… Да, безусловно, старого. Большинство человеческих машин, которые еще сохранились в Северной Америке — это древние развалины, сто раз латанные и перелатанные. Они ездят, пока не рассыплются окончательно. Кажется, где-то автомобильное производство все-таки запустили… но кому охота гробить колесное транспортное средство на таких дорогах?
Наконец Талли несказанно повезло. Он наткнулся на старый пикап с откидным верхом, даже заправленный газом.
Старый добрый «Форд»… Надо же, только тебя поминали! Тратить время на взлом замка не имело смысла, к тому же все трое успели промокнуть до нитки. Поэтому Талли просто-напросто разбил стекло со стороны водительского кресла. Отец-механик научил его кое-каким премудростям, а за годы беспутной юности эти навыки активно развивались. Через пару секунд мотор уже урчал, и машина медленно ползла по развороченной дороге. В бардачке обнаружилась карта Салема — Талли вновь несказанно повезло. Они с Агилерой совершенно не ориентировались в городе, а старик впал в глубокое уныние, и тормошить его было бесполезно.
Наконец, Талли удалось выбраться на шоссе 15. Оно вело прямо к военному лагерю, который служил опорным пунктом операции. На шоссе не было ни души, и дело было не только в скверной погоде. Как и большинство дорог Северной Америки, эта была немыслимо разбита. Талли волей-неволей приходилось ехать медленно, хотя состояние Агилеры все сильнее его беспокоило. Двадцать второй калибр двадцать вторым калибрам, но огнестрельное ранение — это огнестрельное ранение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79