— Начнем, пожалуй, с левого! — сказал он, и дубинка молниеносно удлинилась, ударив соблазнительницу в широко распахнутый левый глаз. От удара ее голова мотнулась назад и тут же выровнялась, словно боксерская груша на гуттаперчевом держателе.
— Не бойся, глупенький, — проворковала она грудным голосом, что твоя влюбленная голубка, продолжая наступать на Михаила, не забывая при этом тянуть к нему жадные руки. «Левый не катит, попробуем правый!» Дубинка метнулась ко второму глазу не менее метко, чем к первому, — к сожалению, с аналогичным результатом. «Так, глаза отпадают, идем дальше».
— Тебе будет хорошо, так сладко, как никогда в жизни, — бормотала красавица, трясясь, как в лихорадке, преследуя его по пятам и совершенно не реагируя на град ударов, поражавших по очереди самые болезненные части ее тела. «Могу себе представить!» — подумал Михаил, тем более что обозначилась реальная перспектива ощутить сладость ее объятий: они совершали уже второй круг по кабинету, и движения ее все ускорялись, а он все еще — как бы это поделикатней выразиться?.. — не «нащупал» ее слабого места. Ее глаза впились в него, не мигая — казалось, что они действуют уже на расстоянии, гипнотизируют, лишая подвижности и ощутимо тормозя мышление. «Не худо бы покопаться в ее программе… Потом… Сейчас главное — не допустить прямого контакта». С трудом удерживая логическую нить, он деформировал, как бы расплавил внутри себя все кубики, исторг их на поверхность и разлил по себе наподобие защитного слоя. Закончил он это как нельзя вовремя: секретарша уже держала его за плечи, обнимала, окутывала его собою, вбирала в себя, заглатывая всем телом, как голодная амеба. Глаза ее продолжали светиться прямо перед ним, слившись в продолговатый расплывчатый омут, высасывающий из Михаила остатки его независимой личности. Ужом прошуршала по краю ускользающего сознания последняя мысль: «Может, все дело в цепочке?..» Уж напоследок решительно ударил хвостом: «Давай!» Сохранившейся еще толикой воли он заставил себя податься вперед, опустил подбородок к ее шее, схватил зубами цепочку и дернул…
Принудительные объятия, почти уже подарившие сопротивляющейся своему счастью жертве блаженство полного забвения, резко разжались, вместе с ними ушло оцепенение, а к замороченным мозгам тут же вернулась ясность. Как таковой красавицы в кабинете уже не было — она соскользнула к ногам Михаила длинной радужной лентой. Конец ленты оказался зажат у него в зубах, но на радостях челюсть облегченно отвисла, и он его выронил. Не подвела его все-таки старушка интуиция, значительно обострившаяся за последние, богатые приключениями дни! Правда, защитный информационный слой, спасший его от мгновенного паралича, оказался полностью слит. Да ведь не куда-нибудь слит, а на эту самую ленту, а с ней мы сейчас разберемся по-свойски!
В груди у Михаила образовалась узкая щель, вроде как в почтовом ящике. Правая рука, обратившись длинным шланговидный манипулятором, подхватила конец ленты, запихнула его в щель, и лента, извиваясь, змеей втянулась в недра почтового ящика, то есть, само собой — в Михаила. «Вот так вот! — подумал он самодовольно. — Сожри сам, или тебя сожрут — первый закон эволюции, он же — основной принцип деятельности информационных взломщиков — подлинных венцов этой эволюции, распустившихся махровым цветом на просторах виртуального мира!»
Михаил подошел к столу — в его центре беззащитно зеленела квадратная кнопочка. Присев на край стола, Михаил протянул к кнопке свой манипулятор, по пути преобразовавшийся обратно в руку. Первый этап — насильственное проникновение, оказавшийся более сложным, чем представлялось вначале, был благополучно завершен. Теперь начинался второй, самый легкий — снятие информации о клиенте, после чего предстояла настоящая работа — его поиск и, наконец, обработка — самый сложный этап, если, конечно, клиент не пожелает вернуться в покинутое тело добровольно, на что еще в принципе оставалась надежда. В противном же случае для того, чтобы обеспечить контакт с объектом, подразумевающий определенное взаимопонимание, придется производить изменения на той службе, где они все, даст бог, будут к тому времени находиться. «Короче — за работу!»
16. ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ
Багровое солнце зловеще растекается по горизонту, как дырявый бычий пузырь, и сталь визжит в руках, алая от его лучей, а еще больше — от пущенной крови. Ржавый ветер пьян от крови, и прах под ногами превратился в кровавую кашу, а пурпурное небо походит на бездонные ворота в лучший мир — ворота, истекающие кровью тех, кто сегодня туда уже отправился. А вот и еще! И еще! Вы не защитники, вы свора псов — воющая свора, и ваш прекрасный белый город будет сегодня взят, он тоже станет красным, потому что захлебнется в крови! Он и сейчас уже красный, весь забрызганный пролитой нами кровью, как и все вы, как ваша земля и ваше небо!!!
— Эк ты, брат, размахался!
— Что?..
Зигфрид оглянулся через плечо — там, за спиной, где должен был биться Афтандил, никого не было: ни Афтандила, ни осадившей его вражьей стаи, ни горы убитых ими врагов. Там было просто поле — ровное и пустое, если не считать разбросанных по нему нетесаных булыжников. И красное. Поглядел вперед — что за наваждение? Ни города, ни поредевшей когорты его защитников больше не существовало: впереди расстилалось все то же каменистое поле с одиноко торчащим поблизости корявым кустом. Зигфрид опустил меч и огляделся еще раз. Боевой запал как-то резко схлынул, под ребрами тоскливо екнуло что-то, давно им забытое, очень похожее на человеческое сердце.
— Кто это сказал?!
— Да я, я это сказал!
Из-за его левого плеча выступила и остановилась рядом фигура в черном. Краем глаза Зигфрид уловил колыхание плаща за его спиной, но, только полностью обернувшись на неожиданного собеседника, понял — то, что он принял поначалу за плащ, было на самом деле сложенными за его спиной огромными черными крыльями.
— Сердечко уже не то, чтобы города брать! Пришло и тебе время отворять ворота в лучший мир. Вот и узнаешь кстати — такой ли уж он лучший?
— Это ложь! Я бессмертен!
Резко развернувшись, Зигфрид полоснул черного мечом поперек тела. Меч прошел насквозь, словно рядом с ним стоял призрак. И этот черный призрак смерти продолжил, как будто не заметив нанесенного ему удара:
— Полно! А как же твое бедное тело? Или ты про него совсем забыл? А ведь ему доверена в реальном мире великая миссия! И теперь, когда ты умрешь, эта миссия грозит остаться незавершенной!
— Откуда ты знаешь?..
— Те, кто стоят у Врат забвения, знают все. Это ли не лучшее доказательство того, что тело Хранителя сейчас умирает, не успев передать по наследству великий дар? Кто может предсказать, какими последствиями обернется это для твоего истинного к мира?
Зигфрид засмеялся. Что может быть общего между ним, Зигфридом Завоевателем, и тем болезненным червяком, прикованным к виртуальной капсуле, которого он сбросил навсегда, как потертые доспехи, в том унылом однообразном мире, где этот червяк влачил когда-то свое бессмысленное существование?
— Умирает? Что ж, пусть так! Что мне до этого жалкого тела и до вашего скучного мира? Он выполнил свою миссию, создав настоящий, высший мир! Этот мир независим, он бессмертен, как и мы в нем!
— Ты ошибаешься. Твой виртуальный мир — лишь производная от мира реального, в котором ты родился и где можешь умереть с минуты на минуту. Как и твой Зигфрид, потому что он также лишь производная от Виталия Калиострова и с его смертью обречен исчезнуть!
Зигфрид почувствовал раздражение. Кто может угрожать ему, познавшему и испившему до конца вкус славы и победы, ощутившему всей своей сутью, какой из миров более подлинный? Он-то знает, что неподвластен смерти! Пускай она забирает свою дань — давно заброшенную им пустую оболочку Виталия Калиострова! Никто и ничто не в силах заставить его вновь в нее облачиться!
— Кто бы ты ни был, но ты пришел не по назначению! Ты ошибся, и сейчас я тебе это докажу! Я — не производная от Калиострова, потому что я и здесь остаюсь Хранителем Стихии, способной разрушить ваш проклятый мир!
Он отбросил меч. Здесь все было проще, не требовало таких неимоверных мук и усилий, как в том, несовершенном мире: стоило лишь захотеть, и могущественный кристалл — древняя угроза и вечный ужас постылого мира — уже мерцал, покорный, в его в руках. Здесь, в лучшем из миров, кристалл даже бессилен оказался причинить ему боль! Как просто оказалось решение — покончить с ним раз и навсегда! Почему он раньше не догадался этого сделать?
Он поднял кристалл над головой, держа его двумя руками, намереваясь разбить о ближайший же камень. Черная тень собеседника метнулась, загораживая свет огромными крыльями, вцепилась, удерживая, в запястья. Зигфрид захохотал. Кто смеет противостоять Хранителю, принявшему решение уничтожить наложенное на него проклятое бремя? Сама Великая Стихия, стремящаяся испокон веков вырваться на свободу, была за него: он чувствовал, как она придавала держащим ее рукам — его рукам! — всесокрушающую мощь! Словно меч, он опустил кристалл на черного призрака. Подобно мечу, кристалл вспорол крылатое тело, отрубив от него изрядный кусок, потом ударился о лежащий позади камень и разбился, словно взорвался — как будто его разорвало изнутри на миллиарды крошечных сверкающих частиц, таких ярких, что окружающий виртуальный мир померк в их свете до полной черноты. Померк, чтобы больше уже не вспыхнуть. Абсолютный мрак поглотил его, лишь острые осколки кристалла мерцали, разлетаясь, в воцарившейся тьме, наподобие юных звезд в только что взорвавшейся новой Вселенной.
Невольным свидетелем этого катаклизма был и : Михаил Летин, присутствовавший при беседе Карригана с Зигфридом-Калиостровым под видом корявого куста. Теперь, пользуясь наступившим полным затемнением, он вновь преобразился в человека, вернее — думал, что преобразился. Себя он не видел, хотя принципиального значения это уже не имело: с внезапным наступлением ночи он ощутил себя потерянной душой, плавающей во тьме и не представляющей, в какой стороне ей теперь себя искать.
Михаилу было ясно, что дело не в аварии отдельной службы — хотя служба-то вырубилась, это факт.
Но при обычном аварийном отключении их просто выбросило бы в пространство сети. Сейчас же впечатление складывалось такое, будто вырубилась вся сеть — ее попросту больше не было. Окажись Михаил в подобной ситуации один, он сразу бросился бы на поиски собственного реального тела. Но где-то рядом находился Карриган, да еще не совсем целый, а вроде как расчлененный. Так что Михаилу предстояло первым делом отыскать Карригана для оказания ему посильной помощи — если это еще возможно.
Михаил огляделся по сторонам. Он висел один среди пустоты и мрака, словно и впрямь попал в открытый только что космос, и ничего похожего на Владимира Карригана, на какую-то часть Владимира Карригана или хотя бы на кровожадного фанатика — его собеседника в ближнем космосе не наблюдалось. Михаил, разумеется, не забыл, чье именно извлечение из виртуальности было их первоначальной задачей, тем не менее этого сдвинутого Зигфрида он больше искать не собирался. На корабле и без того хватает психов:два Хранителя, один винегрет, пара убийц-маньяков, один полубог, сегодня добавился еще один — в глыбе льда — чтобы вытаскивать туда из сети еще и завоевателя с манией величия — для полного комплекта! Тем более что и сам Зигфрид, насколько Михаил понял из подслушанного разговора, не горел желанием осчастливить своим прибытием покинутого им в капсуле на полном жизнеобеспечении фактического родителя Калиострова.
Тут Михаил обратил внимание на один из осколков-звездочек, не похожий на другие: в то время, как остальные были ярко-белыми, этот единственный горел мутным темно-красным светом и летел, зловеще подмигивая, прямо на Михаила. Михаил слегка посторонился с его пути, как вдруг осколок, уже минуя его, буркнул тихо, словно бы через плечо:
— Давай за мной!..
Стало быть, красный осколок был Карриганом, что Михаил заподозрил еще при его многозначительном подмигивании, а теперь опознал по голосу. Обратившись такой же звездочкой, но только зеленой, Михаил пристроился в хвост красной. Уже по пути он заметил, что за ними увязалась, отделившись от звездного салюта, еще какая-то желтая козявка — никак мятежный Зигфрид подмазался? Грядет все-таки пополнение в команде психов! Ладно уж, не прогонять же теперь. И они понеслись в кромешном мраке маленьким летучим светофорчиком, с каждым мигом все ускоряющим свой полет.
Карриган стремился вперед уверенно, никуда не сворачивая — похоже, что он знал путь домой, то есть в свою «золотую рыбку». Возможно, она подавала ему какой-то сигнал в мертвом океане, в который обратилась пространственная сеть, — зная возможности «рыбки», Михаил бы этому не удивился. Впрочем, раз всемирная сеть была каким-то образом полностью выключена, то и ее пространство должно было обратиться попросту в ничто. Но, стоило Михаилу задуматься, что же это тогда за мрак, в котором они со страшной скоростью несутся, как на память сразу пришли черные воды реки мертвых, и он предпочел больше на эту тему не размышлять — по крайней мере до тех пор, пока не воссоединится с родным телом и не убедится, что оно, любимое, в с полном порядке. И все же, как Михаил ни ждал этого момента, возвращение «в себя» оказалось неожиданным.
По-прежнему не видя вокруг ни зги, кроме путеводного красного огонька-Карригана, он внезапно потерял из виду и его — Карриган словно погас, — и тут же Михаил влетел, как светлячок в трясину, во что-то плотное, теплое и дышащее, сковавшее его отвратительным тяжким пленом, заметался было, пытаясь вырваться из этого на волю, как вдруг его озарило, где он находится.
«Ну и дожил!» — подумал Михаил, давая капсуле команду открыться и начиная освобождаться от костюма. К постоянной боли в изрезанных ладонях он успел притерпеться еще до погружения в сеть, а теперь даже ей обрадовался — страдаем, стало быть, живем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41