Зубы клацнули. Крис принялся развивать мысль:
— Тебя непременно должны увести? Ты не можешь остаться?..
— Чтобы просидеть здесь до утра, а потом удрать из города?
— Вот именно.
Хранитель, выбросивший свой Ключ. Неужели он забыл, что заставило его так поступить? Или считает, что сделанного уже достаточно? И теперь остается только убегать и прятаться, спасаясь от Игры?
— Ко мне вчера приходил Посредник. И придет завтра. Ника почему-то считают Игроком. За ним идет охота, и он уже выдал информацию о Ключе. Ключ достанут из болота — это теперь только вопрос времени. Не исключено, что Лядов — тот самый Игрок, которому достанется Ключ. Вот тебе краткий отчет. Поэтому я хочу, чтобы меня увели. Понятия не имею, что надо делать и смогу ли я что-нибудь сделать, но я попробую. А ты, если хочешь, можешь считать себя вне Игры — ускользай, прячься, найди себе какой-нибудь теплый угол… На зиму. Я помогу тебе бежать из города.
Крис сидел, опустив глаза, с окаменевшим лицом. Наконец процедил сквозь зубы:
— Не мне. Надо спасать отсюда мальчика. И старика.
Чарли закусила губу. Жестоко. На что способен Хранитель без Ключа, лишенный оружия? Из крупной фигуры он превратился в пешку и имеет полное право выйти из Игры, потому что стал простым человеком, который может очень немногое. Это ей, несущей на руке верную смерть, легко рваться в бой и говорить красивые речи. А человек теперь из-за нее останется здесь, среди вампиров, на верную гибель. И ведь что самое главное — никакими уговорами его уже отсюда не прогонишь.
— Эх, молодец парень! — сказал Лобстер. — Только меня-то тебе уже не спасти. Сам виноват — не уберегся. Куда ж мне бежать? Мне теперь тут с вами самое место. А вот насчет мальчонки, это ты прав — пропадет он здесь. — Старик взглянул на Чарли: — Как думаешь?
Она в ответ угрюмо кивнула:
— Я поговорю с Посредником. Он…
Тут Ник подал голос — авторитетно и с апломбом, явно стараясь держаться в духе беседы наравне со старшими:
— Я-то как раз не пропаду! Да я себе этих… артефаксов где угодно столько соберу!.. Хватит, чтобы им весь город спалить!
— Так уж и весь? — недоверчиво прищурился Лобстер. — А не жалко?
Ник ненадолго задумался. Наконец признался:
— Жалко немножко. А что делать, раз они такие?..
— Вы что, все решили остаться?.. Они в ответ дружно кивнули. Первые кандидаты в жертвы за великую идею. Твои друзья. Самые близкие люди. Все правильно: самые близкие всегда бывают первыми, потому что они близко. Куда как лучше было бы жертвовать чужими. Или не лучше. Проще.
Чарли усмехнулась кривовато:
— Спасать, значит, некого?
— Как это некого? — удивился, даже обиделся Ник. — Вон сколько народа! — Он повернул голову в сторону костра. Там как раз вновь наметилось оживление, в основном среди особ женского пола. Причина ажиотажа выяснилась быстро: у решетки вновь появился охранник, за ним возник еще один. Первый зашел в клетку, встал посредине, уперев руки в бока. И сразу к нему со всех сторон бросились женщины, словно к звезде экрана, только что не налетели, требуя автографов, а просто окружили на расстоянии в шаг. Охранник невозмутимо оглядывался, игнорируя женский хоровод вокруг своей особы: это был момент его триумфа, и он максимально его растягивал. Когда «фанатки» дошли до кондиции, готовые уже чуть ли не срывать с себя платья, он шагнул вперед, разомкнув руками их строй, и ткнул пальцем в направлении Чарли, почти идеально копируя жест своего хозяина. Все взоры обратились на четверку, скромно сидящую на отшибе; Крис с Лобстером ощутили одновременно желание пригнуться, словно под перекрестным обстрелом. Чарли, вздохнув, поднялась с соломы, ободряюще подмигнула на прощание Нику и проследовала к выходу, высоко задрав нос. Перед ней расступались, вслед ей неслось сдавленное шипение.
Ее провели через посадочную площадку мимо хозяйского флаера, по-прежнему открытого: сам Лядов забыл, видимо, что секрет закрытия личного авто хранился им в глубокой тайне от подчиненных. Гризел вокруг сиял девственной зеленой чистотой — ни следа недавней вампирской оргии, ни даже пятнышка крови, капнувшей с клыков: успели уже все вылизать, не исключено, что и в буквальном смысле. Посреди городского сияния и шума на зеленом газончике перед маленьким китайским домиком стоял открытый флаер: поистине мирная сентиментальная картинка. Только почему-то хочется треснуть по ней изо всех сил чем-нибудь тяжелым, чтобы разбилась вдребезги.
Зайдя в «пагоду», они спустились по маленькой лесенке, ведущей к лифту: прав оказался Крис, по крайней мере один-то лифт в доме имелся — просторный, весь в красных цветочках (по мнению Чарли, здесь были бы больше уместны черепа и кости). Поехали на второй этаж. Остановились. Едва лифт начал открываться, в него хлынула мягкая волна музыки. Чарли подтолкнули в спину, и она вступила в большой зал, уставленный редкими столиками. За столиками сидели господа в смокингах и разодетые дамы. Стены и потолок играли радужными переливами, создавая ощущение сказочного полета; с одной стороны зала возвышалась небольшая полукруглая сцена с настоящим оркестром, напротив кружилась пара; с другой располагался бар с настоящим барменом. В центре стоял высокий прозрачный цилиндр, внутри него сидела девица — совершенно голая, рыжая и мрачная. Она показалась Чарли знакомой, хотя на расстоянии трудно было утверждать это наверняка.
Охранники в черных масках остались в лифте, к Чарли шагнул сбоку человек в белом костюме, похожий на стоматолога из-за прикрывающей лицо белой маски («Выбирайте любой цвет, главное — чтобы соответствовал прикиду!»). Ухватив «гостью» стальными пальцами за. локоть, он повлек ее в зал.
Проходя мимо «стакана», Чарли споткнулась и «случайно» ударила локтем в стекло. Разбиться оно, конечно, не разбилось, но девица внутри подскочила, и, совершенно игнорируя Чарли, принялась метаться, кидаясь на прозрачные стенки с поистине звериным отчаянием. Тут Чарли окончательно ее узнала: это была одна из тех троих «разноцветных», что увезли Ларри, — рыжая, самая из них деловая, с которой он вел переговоры.
«Стоматолог» ухватил Чарли покрепче, чтобы больше не падала, и повел дальше. Она все оглядывалась. Рыжая продолжала штурмовать изнутри стенки «стакана». Она тоже была здесь пленницей. И этих не миновала чаша сия. Значит, где-то здесь же находился в плену Ларри. Чарли невольно огляделась: что бы там ни было, а его она просто обязана была спасти: долг, как говорится, платежом красен. Однако если Ларри и был здесь, то не в этом зале. И не на крыше. Так где же?..
Между тем провожатый подвел ее к одному из столиков: легкие закуски, пузатые бутылки, высокие фужеры, налитые голубой жидкостью (неужели то самое «тонизирующее»?), и алая роза, торчащая посредине в узкой вазочке. Вокруг натюрморта располагались два господина и дама. Одного Чарли узнала еще издали — это был Лядов. Дама оказалась той самой блондиночкой, чей внеплановый увод вызвал такой переполох в клетке, только совершенно неузнаваемой: прическа, макияж и изысканный открытый туалет превратили маленькую оборванку в настоящую шикарную леди, державшуюся, правда, несколько скованно. Что касается их соседа, то молодой, без сомнения, человек производил впечатление, удручающее до неизгладимости: бледно-зеленая кожа настолько рельефно обтягивала лицевые кости, что казалось, под ней можно было посчитать все зубы, клыки отчетливо выпирали под пергаментного вида верхней губой. Глаза с серыми белками и серой радужкой выглядели двумя продолговатыми лужами, скопившимися на дне глубоко запавших глазниц, череп покрывали клочковатые пучки волос, довершали сногсшибательный портрет костлявые, покрытые мелкими темными пятнами кисти рук, торчащие из белоснежных манжет парадного костюма, в который эта мумия была упакована. Это, без сомнения, был один из изначальных вампиров, вставших из могил и перекусавших потом все, что движется (не исключая, кажется, и муниципальный транспорт). Всего-навсего покойник. Глядевший на нее мутными глазами. То есть не на нее, а сквозь.
Ощутив, что по спине забродили мурашки, Чарли рассердилась. Что она, мертвецов, что ли, не видела ходячих? Не только видела, но и била, еще как била! От таких благостных мыслей она почувствовала себя куда лучше и уверенней. Лядов тем временем распекал «стоматолога»:
— Почему не переодели?
Взглянув на свой поношенный прикид, вопиюще диссонирующий с окружающей роскошью, Чарли насмешливо поглядела на конвойного: в самом деле, почему? Тот только виновато разводил руками — он-то и в самом деле был здесь ни при чем, это сам Лядов в спешке забыл отдать приказ об ее переодевании, но, естественно, уже об этом запамятовал. Как бы там ни было, а исправлять положение было уже поздно, и уж кому-кому, а самой Чарли было очень даже по душе, что ее забыли привести в «товарный вид».
Лядов, добив взглядом охранника, сдвинул ногой пустой стул:
— Садись.
Чарли так и подмывало усесться с горделивым величием, чинно поддернув невидимые юбки. Вместо этого она плюхнулась на белоснежный стул с резной спинкой, как завсегдатай в кабаке не слишком высокого пошиба на потертый табурет, цапнула со стола ближайшую толстопузую бутылку и смачно приложилась к горлышку. Чего уж тут миндальничать, не переодели в принцессу, оставили Золушкой, получайте теперь соответствующие манеры. Жидкость в бутылке оказалась препротивнейшей, к тому же вязкой: первый глоток Чарли сделала махом, второй по инерции, третий с неимоверным усилием, чтобы выдержать сцену, после чего бухнула бутылку на стол, утерла рот запястьем и наконец произнесла:
— Что за гадость вы тут лакаете?!
«Мумия», бесстрастно наблюдавший за ее выступлением, спросил у Лядова:
— Ты этим меня хотел удивить?
— Что, не удивил? — Лядов улыбался.
— Попробуй предложить ее Гугу. У него в притоне она вызовет большой ажиотаж.
— Чтобы ее купить, Гугу придется заложить свой притон и распродать всех девочек. Но я сомневаюсь, что ему этого хватит.
«Труп» рассмеялся, поразив Чарли бело-розовым клыкастым оскалом, неестественно сочным в сером пергаментном антураже.
— А мне для приобретения этого сокровища ты, видимо, предложишь продать фамильные драгоценности?
— Драгоценности прибереги себе на черный день. — Лядов был сдержанно-насмешлив. — Меня интересует твое имение.
Покойник приподнял брови и еще раз оглядел Чарли — придирчиво и жадно, как голодный покупатель рассматривает ветчину на витрине. Ей показалось сначала, что по коже ползают слизни. Потом эти слизни проползли по шее, заползли в глаза, и почему-то сразу стало очень приятно и как-то томно. Ужасно захотелось, чтобы он приблизился, чтобы прикоснулся, попробовал ее на вкус этими восхитительными белыми клыками, упился бы ею всласть, до дна, она же такая вкусная, нежная, горячая…
— Конфеточка. Сладенькая, — сказал этот самый милый и желанный на свете мужчина хриплым полушепотом, медленно подаваясь вперед. Она расслабилась в ожидании, часто дыша сквозь приоткрытые губы, чуть откинула голову: «Ну, давай же! Ну пожалуйста!..»
— Майкл! — резко произнес Лядов. Желанный длинно сглотнул, отвел глаза. Чарли заморгала, стряхивая с ресниц остатки наваждения. Прошло не сразу. Ничего себе работают изначальные!.. Срочно и намертво зарубить себе на носу: никогда не смотреть мертвецам в глаза! Она покосилась с опаской: перед ней вновь сидел покойник с запыленными глазами и добродушно улыбался Лядову — а как еще можно описать столь полнометражный оскал на в высшей степени «несвежей» физиономии?..
— Пожалуй, я у тебя ее возьму, — отрывисто сказал Майкл, клацнул зубами, как волк после зевка, и наконец их спрятал. Чарли поняла, что это была отнюдь не милая улыбка, а что-то вроде челюстных судорог.
Лядов кивнул, гнусно ухмыляясь:
— С изюминкой девочка, а? Вполне стоит твоего родового имения.
Майкл скривил рот:
— Сорок пять тысяч акров за обыкновенную живую шлюшку?
Чарли впилась ногтями в ладони, чтобы не сорваться и не учинить в заведении дебош с приготовлением рагу из мебели с заплесневелыми мясными добавками. Она пришла сюда наблюдать и имеет пока право только безразлично отметить: торговля идет по всем правилам — продавец нахваливает, чтобы повысить цену, покупатель поругивает, чтобы ее понизить.
— Сорок пять тысяч акров и небесный особняк, — уточнил Лядов.
— Погоди, сейчас попробую угадать. — Покойник уставился на Чарли, задрав брови и приложив палец к углу рта. Происходящее его явно забавляло. Чарли поспешно перевела взгляд на девушку напротив: та пребывала в оцепенении, сидела прямо, не двигаясь и почти не мигая. — У нее зеленая кровь! — радостно заявил Майкл. — Нет?.. Знаю! Это пропавшая дочка Зилы-Рокфеллера! А может быть, самого блаженной памяти императора Рида?
— Обижаешь. Что теперь возьмешь с императорских дочек? Не больше, чем с простых шлюх.
— Ну как же! — Майкл от души веселился. — А тайна местонахождения правительственной казны и сокровищ короны?
— Эту тайну я тебе раскрою без всяких дочек. Если что и хранилось на Земле, то в Швейцарии, швейцарцы все давно разграбили и теперь ходят по своему швейцарскому квадрату обвешанные императорскими сокровищами. А что касается дочки Зилы, то зачем бы мне предлагать ее тебе? Куда выгоднее было бы самому растрясти папашу.
— Потому что тебе приглянулось мое имение, — сказал Майкл с улыбкой.
— Нет. То есть имение, конечно, приглянулось. Но в остальном ты ошибся. Хотя за цвет крови не поручусь — не проверял.
— Тогда сдаюсь, — Майкл развел руками. — Признаться, не догадываюсь, ради каких еще достоинств этой юной леди я должен жертвовать своим имением.
«Прогресс!» — подумала Чарли. «Юная леди» была, несомненно, шагом вперед по сравнению с «шлюшкой».
— Она Партнер, — сказал Лядов.
Чарли навострила уши.
— Что? — Майкл чуть наклонился, словно недослышал.
Лядов повторил медленно и раздельно, специально для тугоухих:
— Она — Партнер.
Майкл перевел взгляд на Чарли — теперь он глядел на нее совсем, совсем иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42