— Мы сделаем все, что в наших силах. Это я вам обещаю. Я попробую также поговорить с главами государств, входящих в Содружество Наций. Во всяком случае, я буду рекомендовать странам Содружества оказать помощь Японии. А мы, как самая большая и самая близкая к вам страна в Содружестве, конечно, постараемся сделать все, что в наших возможностях.
— Благодарю вас, — старик поклонился, в его глазах блеснули слезы. — Я на некоторое время останусь в японском посольстве. Я очень надеюсь на великодушие вашего превосходительства и на высокий гуманизм, который вы постоянно проявляете перед всем миром.
— А переговоры с Советским Союзом еще не начинали? — спросил хозяин дачи. — Эта страна владеет обширными территориями в Азии.
— Думаю, уже начали, — кивнул Нодзаки. — Откровенно говоря, мы многого не понимаем в этой великой стране. Но мы возлагаем надежды на ее исторические заслуги в решении проблемы национальных меньшинств.
— А на Китай, по-видимому, надеяться не приходится, — заметил хозяин. — У него своего населения восемьсот миллионов… Да и исторически сложившиеся отношения между вашими странами не позволяют рассчитывать на положительное решение…
— Ваше превосходительство, позвольте преподнести вам от лица нашего премьера, — Нодзаки встал со стула. — Вернее, от имени японского народа…
Он взял со столика, стоявшего в углу комнаты, длинный деревянный футляр и открыл крышку.
— Это же… — имевший представление о древнем восточном искусстве премьер на мгновение замер, потом вынул из нагрудного кармана очки. — Великолепно! Тринадцатый век, если не ошибаюсь?
— Вы совершенно правы. Начало камакурского периода. Эта статуэтка Будды хотя и не зарегистрирована в качестве национального сокровища, но по праву может быть причислена к таковым… — тихо произнес старик. — Мы приобрели ее в провинциальном буддийском храме. Такие предметы еще иногда встречаются в отдаленных префектурах Японии. Прошу принять на память.
Когда Нодзаки ушел, договорившись о следующей встрече, премьер с явным удовольствием вновь принялся разглядывать небольшую, высотой в тридцать-сорок сантиметров статуэтку.
— Потихоньку начинают вывозить свои культурные ценности, — сказал хозяин дачи, встряхивая шейкер. — В этом году в Европе и Америке состоятся три выставки древнего японского искусства. Редчайшие вещи будут вывезены. Видно, это не без умысла. Кое-какие ценности, как бы между прочим, уже проданы или принесены в дар. В последнюю минуту будет уже не до их спасения.
— А нельзя ли сейчас купить несколько старинных храмов? — задумчиво произнес премьер. — Ведь в Японии есть такие сооружения, которым нельзя дать погибнуть.
— С этим нужно поторопиться. Ведь в таких делах американские музеи и различные фонды действуют весьма оперативно.
— Как было бы хорошо принимать только статуэтки… — вздохнул премьер, снимая очки. — Но миллион, два миллиона японцев… Что с ними делать… А если пять миллионов, то в нашей стране образуется еще одно государство. Им же нужны жилища, продукты питания… Да и численность их будет постоянно расти. К тому же жизненный уровень у них тоже не из низких…
— Не знаю, какие формы это примет… Будут ли это лагеря для беженцев, нечто вроде лагерей для заключенных, или гетто, трудно предсказать… Ясно одно: мы берем на себя весьма тяжкое бремя… — хозяин поставил перед премьером бокал. — Самое лучшее, конечно, изолировать их. В глубинных районах страны у нас есть обширные девственные территории. Рассеять пять миллионов по разным участкам и использовать для развития пустынь…
— И все же, как можно переселить сто десять миллионов человек? Кто в мире примет такое огромное количество людей? — премьер удивленно уставился в пространство. — Ты только представь себя на месте руководителя этой страны, на месте человека, ответственного за судьбы своей родины. Что бы ты смог сделать? Одних кораблей сколько потребуется…
— Наверное, больше половины людей погибнет. Придется принять очень жестокое решение, — проговорил хозяин, словно убеждая самого себя. — А те, кому удастся переселиться, станут обузой для всего мира… Ох и натерпятся они… И преследования, и гонения, и ненависть… И между собой не все у них будет гладко, будут бороться за жизнь, уничтожая друг друга… А родины не будет… не будет ее больше на Земле… Им придется испить горькую чашу страданий до дна. Да, этому народу, потихоньку, со вкусом лепившему свою историю на маленьких, очень замкнутых островах востока, придется испытать такие же страдания, какие мы, евреи, испытываем уже не одно тысячелетие…
— А не могут ли столь резкие изменения в земной коре оказать влияние и на Австралию? — премьер взял в руку бокал. — Надо, чтобы наши ученые изучили этот вопрос…
5
Переступив порог общего отдела штаба, Онодэра сразу почувствовал что-то неладное. Сотрудники, сбившись группами, взволнованно, с раздражением говорили о чем-то.
Снимая куртку, Онодэра спросил у соседа:
— Что-нибудь случилось?
— А вы еще не знаете? — удивился тот и протянул Онодэре журнал. — Прочитайте! Вчерашний, вечером поступил в продажу.
Это был массовый еженедельник, который выпускало одно весьма уважаемое издательство. Он был уже изрядно потрепан, побывав, как видно, во многих руках. Сразу бросался в глаза крупный, на весь разворот заголовок:
«Японский архипелаг утонет?! Предсказывает профессор Тадокоро, крупнейший специалист в области вулканологии».
Пальцы Онодэры, державшие еженедельник, невольно сжались в кулаки. Почувствовав, как меняется в лице, он набросился на статью, но волнение мешало сразу уловить смысл. В статье почти полностью, правда с некоторыми искажениями, излагалась теория профессора «об аномалиях во встречных потоках мантии» с сенсационной приправой, характерной для массовых еженедельников.
— Разглашение государственной тайны! — сказал парень, сосед Онодэры. — Он, может, и большой ученый, но настоящий дикарь. По слухам, проболтался спьяну.
Профессор Тадокоро напился?! За те полгода, что он знал профессора, Онодэра ни разу не видел, чтобы тот выпивал…
Внимательно перечитав статью, Онодэра заметил, что профессор ни прямо, ни косвенно не обмолвился о плане Д и его штабе. В статье был и комментарий Управления метеорологии, который сводился к тому, что на Японском архипелаге действительно концентрировались землетрясения и заметно активизировались горообразовательные процессы, а также происходят сдвиги земной коры в прилегающих участках. В настоящее время прилагаются все усилия для изучения возможных в будущем стихийных бедствий. Однако современная наука не считает погружение Японского архипелага на дно океана сколько-нибудь реальным…
Статья заканчивалась интервью с известным ученым Оидзуми. «…Исследования и теории профессора Тадокоро, — сказал он, — никогда не пользовались доверием в научных кругах Японии. Ему пришлось даже подрядиться на работу в группу стратегических исследований для военно-морского флота США… Настоящее высказывание вообще ставит под сомнение, в здравом ли он уме. Если да, то это можно расценить только как желание приобрести дешевую популярность в трудную для нашей страны минуту. Подобных людей решительно необходимо брать под надзор, поскольку они, высказывая совершенно нелепые с точки зрения науки теории, усиливают тревожное состояние масс…»
Далее следовали беседы с директором фирмы по торговле недвижимостью, домохозяйкой, популярным актером, писателем-фантастом… Короче говоря, статья в целом была написана так, чтобы подчеркнуть фантастичность и полную несостоятельность выдвинутой профессором теории.
— В прежние времена на разглашение государственной тайны его бы без разговоров арестовали и швырнули в тюрьму, — сказал молодой, но уже грузный майор штаба армии.
— А что профессор? — подавив раздражение, спросил Онодэра.
— Вчера после обеда явился вдрызг пьяный в Управление метеорологии и через участников плана подал в штаб заявление об увольнении, — грузный майор сложил руки на груди. — Видно, явиться прямо сюда постеснялся.
Был в Управлении метеорологии? Онодэра недоуменно пожал плечами.
— Если он от нас уйдет, то его уже ничто не будет сдерживать, — заметил сотрудник НИИ Управления обороны.
— Вот, вот, из-за этого со штатскими и нельзя работать! — высокомерно произнес майор, выпятив грудь и глядя прямо в лицо Онодэре. — Они совершенно лишены чувства ответственности, даже если родина в опасности. Его следует немедленно изолировать.
— Говорят, кто-то из руководства отправился к нему уговаривать…
— Разве можно урезонить этого штатского дикаря? Подобные типы, когда с ними миндальничают, как раз и начинают выламываться. Помяните мое слово, он таких дров наломает!..
— Постойте, — вмешался Онодэра. — В этой статье Тадокоро-сан высказывает свою личную точку зрения, не упомянув ни о плане, ни о штабе.
— Ну и что? Репортеры со временем и до нас доберутся.
— Они и так уже разволновались, — сказал молодой парень. — За профессором сейчас по пятам ходят сотрудники органов безопасности, а ему-то что? Он после обеда будет выступать по телевидению.
— Как это по телевидению? — брови майора угрожающе поднялись. — В какой программе?
— В программе «Послеобеденная всякая всячина».
— Скотина! — выругался майор, стукнув кулаком по столу. — Его необходимо остановить! Поручить бы это контрразведке!
— Какая там контрразведка! — усмехнулся еще один сотрудник, чиновник министерства иностранных дел. — Любая возня вокруг профессора может привести только к обратным результатам. Пусть себе плывет по течению, а мы — ничего не видели, ничего не знаем.
— Все же мне непонятно, — проговорил Онодэра, — почему профессор решился опубликовать свою теорию… и так внезапно…
Все четверо сразу к нему обернулись. Казалось, они только теперь вспомнили, что Онодэра работал вместе с профессором еще когда не было никакого плана Д.
— Быть может, виной всему уязвленное самолюбие? — предположил сотрудник министерства иностранных дел. — Нельзя не признать, что на сей раз Тадокоро оказался провидцем. Собственно, именно он открыл правительству глаза. Однако когда его открытие было признано делом государственной важности и им стали заниматься в организованном порядке, профессор лишился главенствующей роли. Ведь после создания группы Д профессору в сущности печем было заниматься. Мне кажется, самым сильным его желанием было доказать правильность своего прогноза… Прогнозируемое явление он рассматривал с чисто научных позиций, ни мало не заботясь о судьбе Японии. И вообще, профессор Тадокоро типичный «ученый чудак», да к тому же еще устаревшего типа, который как следует не может управиться с компьютером, не знает системного анализа. Естественно, он перестал быть стержнем плана, а ему, видно, хотелось оставаться центральной фигурой. Работу по этому гигантскому плану он, вероятно, представлял себе как наблюдение за «великой трагедией природы»… Но ведь речь идет не о солнечном затмении!.. И вот, когда дело стало обретать совершенно конкретные черты, он оказался за бортом… В результате — крушение честолюбивых надежд и этот последний взрыв…
— Может, его взбесило, что Наката-сан отнял у него руководящую роль?.. — сказал молодой парень. — Ребята не раз слышали, как профессор ругался с ним.
— Все они такие, эти дикие ученые… — прищелкнул языком майор. — Никаких сдерживающих центров. Сделают какое-нибудь открытие и обалдеют от радости, а до интересов государства им никакого дела нет…
Не-ет! Все это неправда! Онодэра не мог с ними согласиться. Тадокоро-сан не такой человек. Да, он ученый. Но не «безумный ученый» и тем более не «ученый чудак». У него широкая, открытая миру душа. Это не представитель официальной науки, выпестованный в башне из слоновой кости. Но почему, почему он повел себя так странно?..
— Идите скорее сюда! — крикнул кто-то из соседней комнаты. — Тадокоро-сан устроил потасовку со своим собеседником! По телевизору показывают!
— Что, что? — оживились все. — С кем?
— С профессором Ямасиро. А сейчас дубасит диктора, который бросился их разнимать.
— Другого не следовало и ожидать! — заключил кто-то.
Онодэра, вспыхнув, обернулся, но так и не понял кто. Он но пошел смотреть передачу и одиноко продолжал стоять у своего стола. Что же это такое!.. — беззвучно шептал он. Перед его глазами стояло лицо профессора Тадокоро. Широкое, некрасивое, но бесконечно печальное — лицо человека, привыкшего «созерцать» природу и разгадавшего немало ее тайн. Онодэра вдруг со щемящим чувством вспомнил, как профессор сказал про него Юкинаге: «Ему можно доверять». И Онодэра сам проникся безграничным доверием к профессору… Они были вместе на десятитысячеметровой морской глубине, вместе видели то, чего никто не видел. Профессор вообще видел многое. И многое знает… Но он глубоко проник не только в душу природы, но и в душу человека. Он прекрасно понимает, что такое «общество» и по какой системе оно строится. Но ему чужда борьба за власть, чужда эта мышиная возня. Честолюбие, слава — это его не волнует. У него есть его «великая природа» и есть душевная широта — он готов без боя уступить место другому. Все это Онодэра подсознательно чувствовал. Что же с ним вдруг сделалось?.. Или он на самом деле «дикий», «чудак-одиночка», который никак не может ужиться с этим брюзгливым и сварливым, как свекровь, обществом?..
— Кажется, профессора Тадокоро арестовали! — крикнул вбежавший из коридора мужчина.
— Что, что ты сказал? — Онодэра невольно бросился к нему и схватил сзади за плечо. — Почему арестовали? За что?
— В вестибюле телецентра после выступления он опять подрался. Оказавшийся там случайно сыщик арестовал его на месте преступления, — ответил тот. — Кажется, и сыщику досталось. Говорят, профессор явился в телестудию вдрызг пьяным.
Все заговорили разом возбужденными, пожалуй, даже радостно возбужденными голосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72