Я сам ночей не сплю, чтобы понять, в чем тут дело. Хоть у меня и есть смутные опасения, но пока утверждать что-либо я не могу…
— Понял, — старик закашлялся. — У меня к вам еще один вопрос. Что вы считаете неотъемлемым, необходимым для ученого?
— Чутье! — немедленно ответил профессор Тадокоро.
— Что? — старик приставил ладонь к уху. — Что вы сказали?
— Я сказал «чутье», — убежденно повторил профессор Тадокоро. — Может быть, вам это покажется странным, но для ученого, особенно для ученого, занятого естественными науками, самое главное — острое и верное чутье. Человек, лишенный интуиции, никогда не станет великим ученым, никогда не сделает большого открытия.
— Хорошо, я вас понял… — старик кивнул головой.
— Прошу вас… — сказал возникший вдруг молодой человек и начал толкать кресло-каталку.
Опешивший профессор Тадокоро проводил изумленным взглядом удалявшиеся спины молодого человека и девушки в кимоно.
Придя в себя, он огляделся. Юкинаги по-прежнему нигде не было видно. Только тут профессор обратил внимание на боя. Оказывается, для него была записка от Юкинаги. «Простите, пожалуйста. Надеюсь, впоследствии я смогу вам все объяснить», — прочитал профессор.
Прошла еще неделя, и однажды вечером в лаборатории профессора Тадокоро появился загорелый средних лет мужчина.
— Я слышал, что вы нуждаетесь в глубоководном батискафе… — с места в карьер начал неизвестный. — Вам подойдет французский «Кермадек»? Он способен погружаться на глубину более десяти тысячи метров.
— Что значит — нуждаюсь?! Мало ли в чем я нуждаюсь! — буркнул профессор, нахмурившись. — Мне нужен японский батискаф…
— Речь идет не об аренде! Батискаф будет куплен и отдан вам во временное пользование, — произнес странный гость. — Что касается работ для центра ОМО, то там и без вас обойдутся. Когда вы в общих чертах завершите договорные работы, мы просили бы вас — не сразу, конечно, а постепенно — прервать отношения с этим центром. Эту лабораторию, я думаю, можно будет вернуть им в таком виде, как она есть. Поймите, в данном случае за центром стоит отдел морских исследований военно-морского флота Соединенных Штатов, он-то на самом деле и субсидирует ваши научные изыскания… Зная об этом, мы готовы выделить вам средства. И в любом количестве, сколько вам понадобится. Мы согласны также, чтобы вы сами подобрали себе сотрудников. Единственное, о чем мы просим, — это оставить за нами охрану секретности исследований. Как до сих пор в интересах Японии вы не допускали, чтобы информация о ваших работах просочилась за рубеж, так и в дальнейшем, мы надеемся, вы будете соблюдать секретность, тоже ради Японии .
— Это все Юкинага! — воскликнул профессор Тадокоро. — Кто вы? Какое отношение вы имеете к Юкинаге?
— Разумеется, мы просили о сотрудничестве и приват-доцента Юкинагу. А я, вот, пожалуйста… — мужчина вытащил из специального бумажника визитную карточку.
— Сектор разведки кабинета министров… — прочитал профессор, едва сдерживая стон.
В этот момент на лестнице раздался грохот шагов, и в компьютерскую влетел молодой человек.
— Ты что?! — как будто испуганно воскликнул профессор. — Потише не можешь?!
— Профессор… — совсем еще юный, с детским лицом парень, как-то весь вдруг съежившись, протянул бумагу. — В крае Кансай… сейчас опять…
В это же время Онодэра вместе с несколькими старыми университетскими друзьями находился в Киото. Они смотрели на «Даймондзи-яки» с галереи, далеко выступавшей над рекой Камо-гава. Все галереи гостиниц на Бонто-те вдоль реки Камо-гава, мосты Сандзе и Сидзе и береговая земляная насыпь были переполнены. По улице Сидзе-дори от западного берега реки до Минами-дза и далее до вокзала Кэйхан-Сидзе двигался сплошной людской поток. Все движение прекратилось.
Гигантское «Даймондзи» вспыхнуло минут двадцать назад. Алые костры, выложенные в форме иероглифов, горели на Хигаси-яма. Слева от них, на далеком северном склоне, тоже пылали огромные иероглифы. В День поминовения усопших огонь был зажжен в знак памяти обо всех, покинувших этот мир.
— Странно все-таки, — сказал Кимура, инженер-электронщик, недавно вернувшийся с международного симпозиума по вопросам телевидения. — Страна, которая запускает спутники, собирается строить атомные танкеры, сохраняет подобные традиции… Вроде бы и не думаешь об этом, но как только наступает август, подходит День поминовения усопших, сразу начинаешь ждать этого зрелища, с нетерпением и даже тоской…
— Я слышал, что в информационной технике большое внимание уделяют символам, — сказал раскрасневшийся от пива Уэда, преподаватель философии в частном университете в Киото. — Как определяют и как оперируют в информационной технике такими понятиями, как «изящество», «утонченность»?..
— Что ни говорите, чудная страна, — продолжал Кимура. — И почему у нас сохранились такие стародавние обычаи? В те времена, когда не было ни электричества, ни неона, это зрелище, конечно, впечатляло своей грандиозностью. Но сейчас?! И почему это сохранилось? Когда кончается одна эпоха, вместе с этой эпохой должны быть отброшены и атрибуты ее культуры. Я даже думаю, вместе с эпохой их надо и хоронить…
— Такова уж Япония… — сказал Уэда, вытирая ладонью губы. — В этой стране ничто не умирает и не исчезает . Пусть даже что-то и сходит со сцены современного мира, но оно не погибает и не умирает окончательно. Ну, исчезнет на время, однако где-то, в закоулках действительности, продолжает жить… Так все думают. В День поминовения усопших или в какой-нибудь другой праздник эти ушедшие на покой традиции и люди, их носители, вновь появляются на сцене. И тогда их принимают, как самых дорогих гостей. Ушедшие на покой боги и предки становятся героями дня. Так положено. Удивительная страна! Взять хотя бы религию — какой только в Японии нет, но отсутствует главная, ведущая. Однако существует обычай все воспринимать и уважительно сохранять. И этот обычай — явление исключительное, часть нашей духовной культуры, не имеющей прецедента в других странах.
— И если бы не этот обычай, который не дает погибнуть ничему и никому, такой миленькой майко в нынешние времена и в помине бы не было! — перебил Нодзаки служащий строительной фирмы из Осаки, притягивая к себе за плечи густо напудренную и стройненькую майко. — Ну где ты найдешь в наше время такое изящество и вкус! Хостэсс Гиндзы только и знают, что выуживать деньги да хлестать что покрепче, а нам, клиентам, за наши-то кровные денежки еще приходится их обхаживать! Правду я говорю, малышка? Хочешь, научу, как надо целоваться?
— Что вы, как можно! — со смехом вскрикнула майко. — Увольте, да и в пудре весь будете!
Онодэра, облокотившись о перила и глядя на пляшущее пламя «Даймондзи», рассеянно слушал друзей. Продлив свой двухнедельный отпуск до трех недель, он поехал на похороны Го, а чуть позже — на церемонию погребения праха, состоявшуюся на родине Го — острове Сикоку. Нашли нечто похожее на завещание. Установили, что это самоубийство. Бессвязные записи скорописью были очень неразборчивы, однако позволили понять, что Го что-то обнаружил, открыл…
Почему он умер?..
Огонь «Даймондзи», словно огонь проводов Го, мигал, постепенно угасая. В этой стране ничто не умирает и не исчезает … Так ли это? На самом ли деле не исчезает? Ну, например, хотя бы Киото… Просуществовало тысячу лет. И сейчас живет, не давая умереть прошлому. Ну, а дальше? Следующую тысячу лет…
— Позвольте вам чашечку, — придвинулась к нему уже не очень молодая гейша. — Да что это с вами? Заскучали совсем… Не желаете ли испить?
— А ты лучше мне дай выпить, — сказал репортер отдела хроники Ито, приехавший из Токио. — Но только не в маленькой чашке. Дай стакан или что-нибудь в этом роде.
— Ох-хо-хо, какие мы герои! В таком случае, прошу вот из этого, изволите? — Гейша повернулась и взяла со стола большую красного лака чашу. — Вы из нее еще не пили?
— Что это? — Ито уставился на чашу. — Испить что ли вместе с тобой из этой чаши, по три глотка девять раз в знак брачной церемонии?
— Покорно вас благодарю, конечно. Но я не об этом. Если налить в эту чашу воды и поймать в нее отражение даймондзи, а потом выпить, то не будете простужаться.
— В этом Киото куда ни глянь, всюду старина, заклинания, поверья всякие, — пробормотал Ито. — Ладно, наливай! Только вместо воды холодного сакэ!
Ито одним духом выпил до краев наполненную чашу и тыльной стороной ладони вытер губы.
— Вкусно. В Кансае сакэ лучше, хоть и обычной марки. И еда вкуснее.
— Да-а, это верно. Что же вы не попробовали бульона из бычков?
— А я не ем речных рыб, разве что угря да еще форель. А всякие там бычки да карпы, глаза бы мои на них не глядели! — сказал Ито нарочито развязным тоном и обернулся к Онодэре. — Ты что? Не пьешь?
— Да я пью… — Онодэра поднял стакан с пивом.
— Что-то ты не пьянеешь, кажется… — сказал Ито и снова попросил налить. — Го что-ли?..
— Ага…
— Я тоже о нем думал…
Чуть отпив из полной чаши, Ито поставил ее на стол и всем корпусом повернулся к Онодэре.
— Его завещание… Впрочем, не знаю, может, и не его. В общем, у меня с собой копия, — Ито похлопал по карману брюк. — Тебе не кажется, что тут что-то не так?
— В каком смысле?
— Я все думаю, а вдруг это убийство… — Ито глянул на Онодэру исподлобья, как всегда, когда бывал пьян. — Не такой он был слабак, чтобы покончить с собой. Я ведь его знал еще со школьной скамьи.
— Убийство? — переспросил пораженный Онодэра. — Но почему?
— Как почему? Ясно же, что на этом строительстве кое-кто нагрел руки, — упершись ладонями в колени, Ито развел в стороны локти. — Он обнаружил упущения по части геодезических измерений и опорных работ. Кто-то из начальников, у кого голова бы полетела, стань все известным, выманил его к верховьям реки Тэнрю-гава и убил, замаскировав это под самоубийство. Ну как, ничего сюжетик?
Нет, не то, рассеянно подумал Онодэра. Не на том еще этапе было это строительство, чтобы там началось такое. Да и зачем было убивать Го?
— Ну что, ты не согласен? — спросил Ито. — Знаешь, кто это говорит? Я, Ито-сап, тот самый, который раскрыл дело о коррупции на скоростных автодорогах и получил премию. Вот вернусь на работу и в знак траурной битвы за Го попробую вывести на чистую воду этих…
— Мне кажется, что здесь совсем не в этом дело, — пробормотал Онодэра.
— Не в этом? Ты веришь, что было самоубийство?
— Не-е…
— Не самоубийство, не убийство. Что же тогда?
— Я думаю это была случайная смерть…
И когда Онодэра уже произнес эти слова, ему вдруг показалось, что все мгновенно прояснилось. Перед глазами предстала вся картина смерти Го, о которой он слышал на месте происшествия. Ночью двадцать второго июля, а если быть точным в два часа утра двадцать третьего июля, Го вдруг, никому не сказав ни слова, ушел из отеля в Хамамацу. Бой видел, как он садился в такси. А таксист, которого отыскали потом, показал, что довез Го до горной дороги перед самой Сакумой. В отель Го не вернулся, его труп выловили только через три дня ниже плотины Сакумы, что в верховьях Тэнрю-гава. Череп был сильно поврежден… В отеле обнаружили странные записи… Поглощенный какой-нибудь мыслью, Го мог в любое время суток бежать в лабораторию или поднимать с постели друзей. Значит, было что-то такое, что заставило его страшно разволноваться посреди ночи. И, не дожидаясь утра, он помчался к верховьям Тэнрю-гава. Он что-то обнаружил на берегах реки или хотел там что-то проверить. В район Сакумы он прибыл, когда едва начинало светать. Следуя своей сумасбродной привычке, Го отослал такси и направился к плотине. Спустился в ущелье, чтобы что-то осмотреть. В рассветной полутьме поскользнулся на мокрой от росы траве или еще на чем-то и упал… Скорее всего, так и было. Но что его заставило посреди ночи помчаться в Сакуму, что?
На соседней веранде заиграл самисэн. Ветер вдруг прекратился, внезапно наступила духота.
— Есть тут Онодэра-сан? — на веранду заглянула служанка. — Вам звонят из Токио.
Онодэра вскочил и направился к конторке.
— Онодэра-кун, говорит Юкинага, — послышалось в трубке. — Необходимо срочно встретиться и поговорить. Сумеете завтра вернуться в Токио?
— Вообще-то не собирался, но… — сказал Онодэра. — Но если это очень срочно, я вернусь утренним скорым. Хотя бы примерно, в чем дело?
— При встрече расскажу подробно… А в двух словах — хочу попросить вашего содействия в одном деле… — Юкинага на мгновение умолк. — Ну, в общем, в работе, которая ведется у профессора Тадокоро…
Вдруг разговор прервался.
— Алло, алло! — крикнул Онодэра в самую трубку. — Алло, алло!
Но тут он покачнулся, словно пьяный. Где-то визгливо закричала манко или какая-то другая женщина, со страшным шумом мелко-мелко затряслись фусума. Онодэра ничего не успел сообразить, как весь дом заходил ходуном и стал поворачиваться вокруг своей оси. Из-под земли донесся страшный гул. Раздался треск, с поддерживавшего крышу столба сорвалась перекладина, потолок и стены утонули в клубах пыли. Сквозь гул и треск рушащихся домов прорвались душераздирающие крики, Онодэра, не устояв на ногах, ухватился было за столб, но, увидев, как дверь чулана рухнула и оттуда, словно танцуя, вылетел здоровенный стол, схватил его, придвинул и стене и нырнул под него. Тут же погас свет, что-то со страшным грохотом обрушилось на столешницу красного дерева. Онодэра почему-то посмотрел на часы и запомнил время. Судя по отсутствию предварительных толчков, эпицентр должен был быть очень близко. Сколько же это будет продолжаться?.. Вдруг мелькнула жуткая мысль, по спине побежали мурашки. С трудом повернув под столом голову, он посмотрел в сторону дальней комнаты. Сквозь нагромождение не то фусума, не то стен, не то столбов и перекладин виднелась полоска тусклого света.
Там, где находилась веранда, сейчас ничего и никого не было…
Это землетрясение, Великое землетрясение Киото, результат активизации давно, казалось, успокоившегося сейсмического пояса, было действительно страшным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72