Колени гадины подогнулись, и бездыханное тело рухнуло на песок.
Зайдясь в крике, Крис приготовился к новой схватке. Он орал, молил... гнев поглощал все его существо, и это было болезненно, но боль была сладкой — как бывает, когда вытаскиваешь глубоко застрявшую занозу.
— Ну, убей меня! Давай же, давай!
Ему хотелось здесь же и закончить свое бренное существование, он не мог жить с осознанием утраты сына.
— Давай! Чего ты ждешь? Убей меня! — в ярости призывал Крис. Гнев пронизывал его до пят, стал сутью его бытия. — Убей меня, а не то я убью тебя!
Он ступил вперед, весь горя огнем, занес молот высоко над головой...
И замер от неожиданности, в первый раз увидев на плоской морде монстра... страх. Чудовищная тварь по-настоящему испугалась его. Крис сделал еще шаг, и краснокожая гора мышц зарычала от ужаса перед человеком.
Новое чувство подстегнуло Криса, он обрел в себе неожиданные силы, переполнявший его гнев воспламенял его и... Молот обрушился на физиономию красного гада. Тот пытался бежать, однако следующий удар пришелся ему в спину, и чудище рухнуло на песок.
Крис не мог остановиться, он продолжал наносить удары, превращая тело врага в кошмарное месиво.
Оставшиеся сафдары кинулись прочь, поглядывая друг на друга; теперь они уже не казались такими большими, руки их стали словно тоньше, а дьявольский облик сменился выражением страха.
Крис чувствовал, что они сейчас думают... Такого не должно было быть, ведь люди из форта вели себя как овцы...
Так вот, одна овца превратилась в карающего ангела мщения.
Крис быстро настигал врага. Молот стал продолжением рук, Крис не ощущал его веса, он размахивал им, как саблей, отделяя то голову одного, то руку другого. Сафдары взвыли и бежали в ужасе.
А он наслаждался их поражением.
Несколько дней эти твари впитывали жизненные соки на узкой береговой полосе. Эта сила оживляла их, побуждая к реализации своих извращенных страстей. Но теперь силы их покинули... Нет, не совсем так — что-то отобрало у них эти силы и передало Крису Стейнфорту.
Когда он разносил вдребезги черепа красных тварей, то обратил внимание, насколько они ослабли. Кожа их сморщилась, как у перезрелых томатов, внутренние органы съежились, кровь перестала поступать в жилы. Железный молот крошил врага без устали.
Через несколько минут остался последний, трепещущий от страха. Крис глянул в его посеревшую физиономию. Глаза твари представлялись белыми точками, которые едва могли куда-то глядеть; на морде отражался глубочайший ужас. Монстр прикрыл голову тонкими белыми руками.
Крис уже был готов опустить молот на безволосый серый череп.
Но не опустил.
Его пронизывало чувство абсолютной власти, оно рвалось наружу из самой сердцевины души. Крис издал оглушительный клич.
Отныне и до конца этот мир не исчезнет.
Аминь.
Прямо перед ним последний сафдар пропадал на глазах, хотя Крис даже не притронулся к нему. Кожа облезала с черепа, тело усыхало, превращалось в грязное серое пятно... и с шелестом упало на песок. Пока Крис дошел до Рут и остальных, морские волны смыли все останки мертвецов.
Он понимал — на сей раз они не вернутся.
Люди смотрели на него в молчании. Крис же глядел на полосу прибоя — строй фигур, состоящий из Уэйнрайта, близнецов Фоксов, Ходджсона, утонувшего мальчика и прочих, уходил в море. Они шли безмолвно, как лунатики. Ныне их призывала высшая сила; обет был исполнен, кошмару пришел конец.
Крис швырнул молот в песок, обнял одной рукой жену, и они побрели по насыпи назад к форту.
* * *
Они стояли на том месте, где прежде был их двор. Ничего не сохранилось — настоящая каменоломня. Среди камней тут и там еще вспыхивали нарциссами желтые огоньки.
Я убил своего сына. Крису хотелось что-то сказать, но он не мог подобрать нужных слов. Он обнимал Рут, та молчала, и казалось, какая-то часть жизни покинула ее.
Лежавшая поодаль автомобильная шина вдруг лопнула, и из нее с шумом вышел воздух.
Крис тоже ощущал опустошенность; громадный запас горечи, гнева и разочарования был исчерпан.
Рут, я пожертвовал нашим сыном. Я оставил его здесь одного. Я ждал — зная, что последует взрыв и наш единственный сын погибнет.
Я пожертвовал нашим шестилетним мальчиком.
Условия контракта выполнены.
Старое божество, что обитает в тени нас, иссушило меня до дна и забрало мои горечь и гнев для своих собственных и неведомых нам целей. А взамен придало мне силы, дабы уничтожить сафдаров окончательно и бесповоротно.
Что-то мягкое коснулось ноги Криса. Какой-то миг он колебался, боясь опустить взгляд и догадываясь, что там может быть...
Наконец он принудил себя отвести взор от небес, теперь прояснившихся перед закатом, оглядеть пепелище, искореженную машину и... сдутый мячик — еще утром Дэвид им играл.
Теперь его охватила бесконечная грусть. Никогда уже Дэвид не прыгнет к ним на постель рано утром, смеясь и призывая поскорее вставать. Все это ушло.
Крис уставился на дырявый мячик, в глазах у него зарябило и защипало, как будто кто-то тыкал иголочками вокруг век.
— Папа...
Нет... надо кончать с галлюцинациями, больше не хватит сил.
— Папа... можно выйти?
— Дэвид? — раздался голос Рут.
Крис остолбенел — на груде камней высилась фигурка, плохо различимая в дыму, сквозь который пробивалось предзакатное солнце.
— Дэвид! — пронзил тишину крик Рут.
Перемазанная сажей фигурка кинулась через двор и обрела реальность.
— Я прятался в подвале, мам. Я туда забрался... и вдруг бац! А потом вышел наружу.
Крис крепко обхватил сынишку руками, а Рут обняла их обоих.
— Дэвид, сынок, — шептал отец, — прости, я плачу... правда плачу... это так глупо...
— Это не глупо, — целовала их обоих Рут, — плакать вовсе не глупо.
Крис держал жену и сына и ощущал в себе чудную, поистине мистическую музыку; внутри вновь что-то возрождалось. Он прижимал к себе своих близких и ощущал жар их тел.
Тем временем звук шуршащих волн стал постепенно меняться — начинался отлив.
51
— Добрый день, Крис. Все идет по графику?
Крис кинул взгляд с верхушки лестницы туда, где стоял майор с двумя щенками-терьерами. Старик прикрыл веки, щурясь на ярком октябрьском солнце.
— Да вроде бы.
— Когда открытие?
— Через неделю, в пятницу.
Покуда майор болтал с Крисом, щенки теребили шнурки его тщательно начищенных башмаков.
А ведь всего полгода назад старый вояка бродил по деревне в лохмотьях, и в его взоре сквозило едва ли не слабоумие. Майор буквально походил на ожившее привидение.
Теперь же он, как и все, кто был в форте, совершенно изменился и мог сойти за мужчину в самом соку.
— С этими двумя сорванцами сущее наказание, — усмехнулся майор. — Чуть было не назвал их Доннер и Блитцен — ну, то есть Гром и Молния. Но мы ведь домашние, правда, ребята? — Майор радостно махнул рукой и позволил щенкам тащить себя дальше по улице.
Усмехнувшись, Крис вернулся к своим делам.
— Папа, подержать тебе лестницу?
Дэвид приостановился на новом велосипеде.
— Не надо, сынок. Почти все уже сделано.
Мальчик, давя на педали, помчался по деревенской улочке.
Наконец мечты Криса были близки к завершению. Страховая компания без звука выплатила страховку за сгоревшее имущество и сам пострадавший форт. Имея на руках деньги, они приобрели просторный дом в Аут-Баттервике, строители полностью его реконструировали. Скоро новая гостиница будет открыта.
— Красота, верно? — поинтересовался Крис у жены.
— Чудо.
Вообще за эти полгода чудесного было немало. Каверзных вопросов, которых они ожидали от полиции по поводу исчезнувших людей и старинной крепости, пострадавшей от мощного взрыва, не возникло. Полицейские сделали фотографии разрушенных жилищ, записали показания и вроде бы поверили всему им рассказанному. И не потому, что были дураками. Просто нечто в этих местах меняло образ мыслей.
Опять на дорожке появился Дэвид.
— Когда пойдем на берег?
— Минут через двадцать, вот только управлюсь...
— А мама пойдет?
— Это у нее надо спросить.
— А я и отвечаю, — смеясь, высунулась из окна Рут. — Не повредит, знаете ли.
— Ма... а как у тебя в животе оказался ребенок?
— Пускай папа тебе объяснит. — И она хитро подмигнула Крису. — Ты не против, папуля?
— Объясню, только немного позже.
— Кофе приготовить?
— Да можно бы чашечку.
Рут закрыла окно.
Хотя они и не планировали второго ребенка прямо сейчас, так уж получилось.
Воспоминания о том дне, когда он поджег форт, стали улетучиваться и превращаться в подобие сновидений. Тогда они, постояв на берегу и увидев, как море смыло все следы сафдаров, побрели обратно в деревню. Всех охватила эйфория, началось какое-то древнее варварское пиршество. Причудливые картины смешались в его голове: праздник с горами жареного мяса, большие костры на берегу...
Еще ему вспомнились прогулки с Рут по дюнам, как они бегали там и дурачились. И такая картина: оба они, нагие, катаются в траве — никогда раньше им не приходилось заниматься любовью вот так; слияние их вбирало дух космоса.
Потом наступило длительное умиротворение, воцарилось спокойное чувство полной удовлетворенности.
Когда они поняли, что Рут забеременела, то приняли это как должное.
Магический ход событий продолжался.
Крис посмотрел налево — деревья, окружавшие церковь, покрылись багрянцем, выдался славный урожай яблок. Поселок стал символом изобилия, какого здесь не было многие годы. Полно машин во дворах, позади коттеджей синеет море, в небесах, чистых как зеркало, отражается песчаный берег. На память ему пришли моменты недавнего прошлого. Вот Джон Ходджсон, гордо улыбаясь, показывает на ворота своей фермы толстыми пальцами: «Молоко только что из стен не льется, мы собираемся делать свой сыр. Что добру-то пропадать, верно?»
Рози Тамворт, умственно отсталая девочка, едва выговаривавшая фамилию Криса, вчера буквально пропела ему: «Привет, Крис», и голосок ее звенел как серебряный колокольчик.
Марк Фауст много говорил о «Мэри-Энн» и потере своей команды. Крис догадывался, что здоровяк-американец проходит период исцеления; недавно Марк решил выйти в море, к месту, где покоились любимые товарищи — настала пора с ними попрощаться.
Миссис Джарвис, которая должна была давно умереть от рака позвоночника, прогуливалась по улочке с корзинкой в руке. Она приветственно помахала Крису, тот помахал в ответ.
— Никогда не встречала таких счастливых людей, — высказалась как-то Рут. — Даже не верится, как все довольны.
— Смотри не сглазь, просто мы живем в чудесном месте, — с легкостью отозвался Крис. Сам-то он точно уверовал в это — поистине магическое, очаровательное, чудесное местечко.
Словами это было не объяснить; на протяжении пары миль вдоль берега местность обладала притягательной чувственностью. Сама атмосфера здесь заставляла сердца биться сильнее.
Дэвид притормозил, заметив Тони Гейтмана, шагавшего к дому.
— Привет, Дэвид. Как дела в школе?
— Спасибо, хорошо. А как в пабе?
Тони чистосердечно рассмеялся в ответ.
Крис слез с лестницы. Ему нравились эти моменты отдыха и разговоров с соседями.
Они немного поболтали, но Крису казалось, что у Тони что-то на уме. И чуть погодя он выяснил, что именно.
— Крис, я вам не говорил, что в последнее время пытаюсь изложить на бумаге то, что произошло в Мэнсхеде в апреле?
— Вы хотите это опубликовать?
— Что вы! Мы все согласились держать это в тайне, и я, разумеется, не нарушу уговора. Нет, просто... мне хочется поразмыслить. Можете назвать это интеллектуальным тщеславием. Хочу познать, что же такое случилось.
— А может, не надо? Вы ведь не задумываетесь над тем, почему солнце встает каждый день. Встает, ну и слава Богу.
— Сжальтесь надо мной, Крис. Что же все-таки произошло в тот последний день?
— Ну, коротко говоря, нечто вроде жертвоприношения. Бог — или космический дух — принял то, что ему было предложено, и отплатил нам взамен.
— В результате сафдары были уничтожены навсегда, а вдобавок прежние больные поправились, и все мы непостижимым образом обрели счастье и процветание.
— Точно.
— Но что это была за жертва? — усмехнулся Тони. — Знаете, я вычитал кое-что в своих старинных манускриптах. А именно то, что в древности величайшей и самой ценной жертвой считалось самопожертвование. Среди некоторых народов те, кто жертвовал собой в минуты грозящей опасности, сами становились богами. Так, во всяком случае, гласят предания. — Тони испытующе глянул на Криса. — Что произошло с Дэвидом, когда он кинулся в горящий форт?
— Знаете, не хочется вспоминать об этом, ей-богу.
— Крис, уважьте, дайте мне это облечь в слова, а потом забудьте и живите себе своей жизнью. — Тони Гейтман напряженно сжал руки. — Ведь это сделал Дэвид? Он сознавал в этом необходимость, хотя, может, и не полностью. Ему нужно было заставить вас поверить в его гибель. То есть высвободить в вас колоссальное по силе чувство — не просто горечь, ненависть, гнев, а чувство столь объемное и глубокое и, вероятно, столь главенствующее, что ему даже названия не подобрать. Он понимал, что должен сломить эту преграду между вашим высшим разумом и тем запасом чувств, что кипели в глубине вашей души.
— И все вышло наружу, — прошептал Крис. — Извержение чистого чувства — вот что было принято и отплачено нам взамен Силой. — Он мысленно переживал услышанное, глядя на море. Сияя под осенним небом, в водную гладь уходил гребной баркас. Крис узнал гигантскую фигуру на его борту — с каждым махом весел Марк Фауст все дальше удалялся от берега. — Но откуда Дэвид все это знал? Ему ведь только шесть лет.
— Дэвид — мальчик особенный, судя по тем вещам, что он порой говорит... Скажите мне, Крис, вы бываете в Мэнсхеде?
— Иногда.
— Ничего не заметили?
— Заметил. Думаю, я понимаю, о чем вы.
— Дэвид сказал нам, что, вбежав в горящее здание, спрятался в подвале. И что подвал защитил его от взрыва, который разрушил форт.
— Да.
— Крис, вы же отдаете себе отчет, что это невозможно. Ведь не взрывом баков с горючим разрушило форт. Сдетонировали огромные скопления естественного метана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35