раньше нужно с Шелестом посоветоваться, а то неизвестно, о чем и как разговаривать с этим хитроумным и неуловимым Стружковым… Очень хорошо, что его пока нет в институте!
Но, выйдя из-за поворота коридора, Линьков нос к носу столкнулся с Борисом Стружковым. Они резко остановились и уставились друг на друга. И каждый из них прочел на лице у другого то, что испытывал в эту минуту он сам: растерянность и недовольство.
11
Аркадий посмотрел на нас и жизнерадостно фыркнул. Мой двойник непонимающе глянул в его сторону и снова, с недоверием и ужасом, уставился на меня.
Уж кто-кто, а я его понимал!
Конечно, мы — не то, что прочие граждане, мы хронофизики, каждый день брусочки гоняем туда-сюда, в прошлое-будущее, к самим себе в гости, так что во всех парадоксах времени, включая встречу со своим двойником, мы должны разбираться совершенно свободно. Да мы и разбираемся, в общем-то, но чисто теоретически. Приходилось мне поддерживать разговор на эти темы в интеллектуальной среде различного уровня, давать необходимые разъяснения, справки и тому подобное, и я делал это с легкостью в мыслях необыкновенной, ничуть не затрудняясь, — ведь мне все это казалось бесконечно далеким от практики, от реальной жизни! Я уверен, что многие из тех, кто меня слушал, относились к этим проблемам гораздо серьезней; они не понимали, какая пропасть лежит между теоретической возможностью и практическим осуществлением, а я понимал… думал, что понимаю! В голову мне не приходило, что этим практическим осуществлением я же самолично и займусь! А теперь — на тебе! Гуляю по времени, как по парку культуры и отдыха, — то туда пройдусь, то обратно. И все аттракционы в этом заведении уже знаю как свои пять пальцев — всякие там петли времени, параллельные миры, двойник-и… И отлично понимаю, что во всех параллельных мирах, которые создаю я либо Аркадий, существует Институт Времени, в котором работает (или работал по крайней мере) Борис Стружков, а значит, в любом из этих миров я имею шанс пожать руку самому себе.
Ну вот, теперь этот шанс и осуществился. Стоит перед тобой молодой хронофизик Борис Стружков, и ты можешь пожать его честную руку, которой он, как и ты, швыряет брусочки… или что они там швыряют через два-то года? В самом деле — что? Во всяком случае, ясно, что не людей! Этот Борис травмирован нашей встречей куда сильней, чем я, дело ему явно в диковинку… Впрочем, может, у меня такая же дурацкая мина? Нет, я, оказывается, улыбаюсь… демонстрирую свое моральное превосходство над неопытным двойником.
Странное все же чувство — видеть самого себя отдельно от себя. Это ведь совсем не то, что отражение в зеркале. Отражение точно повторяет тебя, каков ты есть в данный момент: и движения твои повторяет, и гримасы, и улыбки. А тут — я сижу, а он стоит, и одет он совсем иначе… А кстати, одет он… ну, Аркашенька, погоди, сейчас мы все выясним, вдвоем-то мы тебя живо определим!
Борис Стружков… Вот ты какой, оказывается, если смотреть на тебя со стороны! Неужели такой? Честно говоря, я был о себе несколько лучшего мнения… То есть я всегда знал, что красавцем меня не назовешь. Это Аркадий у нас типичный красавчик, а я — так, середнячок, ничего выдающегося. Но все же… и брови что-то чересчур мохнатые, и глаза слишком хмурые, и… ну неужели я такой широкий, почти квадратный?! Плечи как у гориллы, и загривок соответствующий. Из-за этого даже кажется, что я ростом не вышел, а ведь мой рост — метр восемьдесят два. Поменьше, чем у Аркадия, но все же…
Тут я заметил, что Борис оглядывает меня, потом переводит взгляд на себя и морщится, недовольно и растерянно. Ах, ну да! Ведь он на два года старше! Однако… неужели меня за два года так разнесет? С чего бы это? Но спрашивать неудобно. Потом выясним…
А думаем мы с ним, наверное, одинаково. И потом, содержание памяти у нас ведь идентично! Я вдруг сообразил, что этот, старший, Борис знает обо мне все, решительно все, за исключением того, что произошло на линии II между двадцатым и двадцать третьим мая 1974 года. Все он знает, и все он помнит, что надо и что не надо… конечно, и те, чепуховые, в общем-то, казусы, о которых я всячески стараюсь забыть… Ах, чтоб тебе!
Я все старался разглядеть, есть ли у этого Бориса шрам на левой ладони, тонкий красноватый шрам, — это меня угораздило собственным кинжальчиком порезаться года два назад… Красивый такой кинжальчик, откуда его привезли, не помню, и служит он мне в основном для разрезания бумаги. Борис шевельнул левой рукой и словно нарочно показал мне шрам. Я начал побаиваться, что Борис будет отвечать мне моими же словами, если уж наши мысли и ощущения так совпадают. Но мы ведь даже не совсем похожи по внешности, и возраст все же разный!
Наконец Аркадию надоело созерцать, как мы молча таращимся друг на друга, и он решил взять инициативу в свои руки. Он лениво помахал прутиком и сказал, как рефери на ринге:
— Брек, Стружковы. Разойдитесь по углам. Засчитываю вам обоим поражение.
Я раздраженно повернулся к нему, и другой «я», как по команде, сделал то же самое. Аркадий захихикал.
Нелегко было заговорить с самим собой, но я это сделал.
— Ты не будешь возражать, если я его двину? — спросил я Бориса и сам удивился, до чего деревянный и скрипучий у меня голос.
Борис судорожно глотнул и тоже неестественным, срывающимся голосом ответил:
— Приветствую… вполне… и присоединяюсь.
Хорошо хоть слова у нас разные!
Аркадий откинулся на спинку скамейки и выставил вперед ногу.
— Ну, вы, поосторожней! — воскликнул он, встревоженно следя за нашим приближением. — Тоже мне, сиамские братья-разбойники!
Он размахивал своей длинной ножищей, не подпуская нас к скамейке.
— Я зайду сзади, — предложил второй Борис уже спокойно и деловито. — Зайду сзади и схвачу его за уши, а ты хватай ногу и тяни на себя, понял?
Аркадий мигом вскочил, перемахнул через скамейку и, отбежав к дереву, драматически завопил:
— Сдаюсь! Вас много, а я один!
Мой двойник повернулся ко мне, хищно и весело скаля зубы.
— Простим, что ли, злодея? — спросил он.
— Пускай раньше покается! — ответил я.
Вот теперь Борис-76 мне даже нравился. Глаза у него азартно блестели, лицо раскраснелось, оживилось. И потом, когда он двигался, то не казался излишне плотным — просто такой вот здоровенный, крепко сбитый парнюга, мускулы так и перекатываются под тонким серым свитером… Тут я поймал насмешливо-одобрительный взгляд Бориса и слегка покраснел, ощутив, что сам тоже поигрываю мускулами и, наверное, тоже раскраснелся… Ну да, вот и волосы щекочут лоб — видно, так же растрепались, как у него.
— Да ты, я вижу, вошел во вкус! — сказал Борис. — Так разыгрался, что даже чувство реальности потерял. Вообразил, что Аркадии способен каяться! Уж поверь мне, как другу…
— Как самому себе, — поправил я.
— Верно! — с некоторым испугом согласился Борис. — Как самому себе… хотя к этому, понимаешь, трудновато привыкнуть.
— Еще бы! — сочувственно сказал я.
Я и то удивлялся железной выдержке этого Бориса — он не охал, не ахал и даже с вопросами не лез, хотя соображал во всей этой истории наверняка еще меньше, чем Аркадий. Впрочем, может, у них здесь уже запросто гуляют в гости к самим себе? Нет, вряд ли: тогда Борис встретил бы мое появление совсем иначе. Начал бы уточнять детали: мол, откуда ты и как? А то ведь он травмирован крепко и даже не пытается это скрыть. А не расспрашивает в основном из самолюбия: старается до всего своим умом дойти, без посторонней помощи. Ну, это уж мой характер, узнаю…
Интересно, что же он может сообразить? Допустим, что Аркадий ему ничего не сказал и сам он тоже ничего не знает. Вроде бы не может он ничего не знать, — неужели Аркадий все эти два года молчал? А если все-таки? Тогда у него сейчас в мозгах такая каша!
— Какое трогательное зрелище! — ехидничал Аркадий, снова развалившись на скамейке. — Единение широких масс Стружковых! Стружковы всех времен и миров, соединяйтесь!
— Заткнись на секунду, остряк-самоучка! — сказал Борис-76, а потом, смущенно улыбаясь, повернулся ко мне. — Все! Сдаюсь… И так и сяк ломаю голову, пытаюсь понять, откуда ты взялся, и не могу. Данных не хватает. Ведь этот умник ничего мне вообще не сказал. Ты же знаешь, как он обожает эффекты. Влетел в лабораторию на сверхзвуковой скорости, весь мокрый, дико посмотрел на меня, сказал: «Выходи в сквер через десять минут, дело есть!»
— и тут же испарился… Ты — оттуда?
Он повел головой куда-то вверх. Так! Он думает, что я из будущего. Значит, здесь еще не знают о возможности путешествий во времени? А как же Аркадий? Он-то пришел к нам из этого времени! Он один это все сделал, втайне ото всех? Или он все же не из этого времени? Из другого 1976 года? Правда, в институт он прошел бойко, и Борис его вроде признает. Но апломба у Аркадия всегда хватало. А на розыгрыше с Юрием Матвеевичем и Зоей я его поймал как миленького.
Впрочем, кто его знает, Аркадий, может, просто делал вид, что поддается на розыгрыш: хотел меня «уточнить».
— Ты из будущего? — уже не так уверенно переспросил Борис.
Аркадий хмыкнул. Борис оглянулся на него:
— Ну чего хмыкаешь? По-человечески сказать не можешь? Где ты его встретил-то? Ты поэтому и на работу опоздал?
Я взглянул на Аркадия: он небрежно развалился на скамейке, насмешливый, самоуверенный. Значит, это все же «здешний» Аркадий? Нет, немыслимо!
— Ты меня не спрашивай, — сказал Аркадий, — я и сам не все понимаю. Ты вот его спроси, поговори с ним как Стружков со Стружковым. И учти: этот подозрительный тип уверяет, что он из прошлого…
Борис резко повернулся ко мне:
— Это правда?
— Да вроде бы… — ответил я.
— Как же это? — растерянно спросил Борис.
— Вот и я тоже не вполне соображаю, — снисходительно сообщил Аркадий.
— Не вполне?! — возмутился Борис. — А я вот ничего не соображаю, абсолютно ничего!
— Естественно… У меня все же это устройство, — Аркадий уважительно притронулся пальцами к своему лбу, — работает чуть получше.
Если это «здешний» Аркадий, то у него, пожалуй, есть основания для самодовольства: уж очень он здорово разобрался в моих чертежах. Либо он все это откуда-то знал, либо… Тут я снова начал сомневаться в том, что он — «здешний».
— Ну ладно, — хмуро сказал Борис, — допустим, ты — гений. Но я-то простой хронофизик. И я не гордый. Пускай мне кто-нибудь объяснит, что к чему и почему, я только спасибо скажу.
Он сел рядом с Аркадием и вопросительно уставился на меня. Аркадий достал сигарету, похлопал себя по карманам в поисках спичек, потом что-то припомнил и досадливо поморщился.
— Ах ты! Значит, это я там их выбросил… — пробормотал он. — Ребята, у вас ни у кого спичек нет?
У «здешнего» Бориса спички почему-то нашлись… Курит он, что ли? Но это соображение прошло по самому краешку моего сознания: меня заинтересовали слова Аркадия о спичках. Заинтересовали и смутно встревожили.
— Где — там? — спросил я. — Где ты их выбросил?
Аркадий вдруг разозлился.
— Да тебе-то что? — огрызнулся он. — Пустой коробок был, понятно? Я его сломал и выбросил… Чего цепляешься?
Я-то знал, чего я цепляюсь и чего он злится! Я будто снова увидел вчерашний вечер; увидел, как я стою, прижавшись к стене, у площадки боковой лестницы и слышу голос Аркадия, а потом — странный хруст, будто ломается спичечный коробок…
Неужели это и есть тот самый Аркадий?!
Но тогда… тогда он потрясающе блефует! Ведь Борис даже не сомневается в том, что это «его» Аркадий. Я и сам в это почти поверил, несмотря на все, что знаю. А где же тогда настоящий «здешний» Аркадий? Или именно «здешний» и побывал у нас? Да нет, это невозможно — он тогда отклонил бы линию и вернулся бы в измененный мир, где уже есть «свой» Аркадий.
Вот разве только в этом мире не было «своего» Аркадия, и «Аркадий с кнопками» просто занял его место… Представляю, какой это вызвало переполох! Да нет же, опять я забыл! «Здешний» Аркадий существует, работает он вместе с этим Борисом в институте, и я ночевал в его комнате.
— Ну чего молчишь, чего душу тянешь? — хмуро спросил Борис.
— Сейчас, сейчас… — пробормотал я, торопливо делая прикидки.
Наконец я решился. А чего мне бояться вообще-то? Ошибусь — так все равно это выяснится через несколько минут. Зато, если я прав, Аркашенька сразу сбавит тон.
— Боря, — кротко попросил я, — будь другом, объясни, где раздобыл этот гражданин такую достопримечательную оболочку?
Борис захлопал глазами и повернулся к Аркадию. Тот стыдливо прикрыл руками свои блистательные кожаные отвороты.
— Не знаю… — изумленно сказал Борис. — Я и не заметил, что на нем этот балахон. Действительно, прямо-таки пугало огородное! Но какое это имеет отношение?..
Я ликовал. Мой расчет оправдался: Борис до того был ошеломлен встречей со мной, что до сих пор просто и не глядел толком на Аркадия. Он не видел, как тот одет! И этот костюм кажется ему таким же странным, как и мне!
Ну, теперь можно пойти ва-банк!
— Аркашенька, — ласково сказал я, поворачиваясь к насупившемуся Аркадию, — скажи мне, Аркашенька, кто же из нас все-таки самозванец?
Борис уставился на нас обоих, видимо пытаясь что-то сообразить. Наконец он с усилием спросил, обращаясь к Аркадию:
— Ты… тоже?
Аркадий, словно извиняясь, развел руками!
— Увы, друг мой, я тоже…
— Вы, значит, вместе? — нервно допытывался Борис. — Чего же вы мне голову морочите? Сговорились? И откуда вы все-таки?
Аркадий вдруг обиделся.
— Я ни с кем не сговаривался, — надменно сказал он. — И ни с кем я не вместе. Я сам по себе. Пускай лучше этот тип, — он ткнул меня пальцем в грудь, — расскажет, как он сюда попал!
— Ну, с тебя тоже причитается по этой части! — заявил я.
Аркадий растерянно и тревожно поглядел на меня.
Значит, это все же был тот самый Аркадий, который побывал в нашем институте! Тот «странный» Аркадий, которого видела Нина, а потом Чернышев. Тот «незнакомец», которого я выслеживал на первом переходе во времени и потерял в зале хронокамер. Да и как мне было его не потерять! Я его искал в том мире, а он уже перешел в этот…
Ну ладно, он тот самый, он «Аркадий-путешественник».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46