На корабле наступила тишина. С палубы донесся чей-то оклик. Послышались приглушенные звуки, похожие на шепот, и потом где-то за бортом корабля раздались громкие крики. Один из матросов у правого орудия весело закричал:
— Честное слово, они собираются взять нас на абордаж, ребята! Их глупая наглость скрасит наше томительное ожидание.
— Слышите! Они зовут нас! — закричал другой.
— Эй, сдавайтесь! Положим конец всем этим разговорам! — раздался голос за бортом.
Фил узнал голос и подумал о том, что, хотя их наглость и стоит ему жизни, но она, по-своему, достойна восхищения.
Ответа он не расслышал, но лодка с треском ударилась о борт корабля. Раздались громкие крики, за ними — выстрелы мушкетов, потом прогремел чей-то голос:
— Приготовить орудия! Зарядить ружья!
В одно мгновение матросы бросились к пушкам, раскрыли их и приготовились к бою. Звуки за бортом стали громче и отчетливее. С одной стороны матросы подтаскивали бочки с порохом. С другой — канониры держали пальники, готовые в любой момент поднести их к запалу.
— Эй, артиллерия, не стрелять пока! — командовал все тот же голос. — Лодка радом с нами. Слишком близко для меткого удара.
В воздухе стоял запах пороха. Со всех сторон неслись проклятия и грохот оружия. Потом наступило временное затишье, нарушаемое только быстрыми плесками весел.
— Смотри! Смотри! — кричали матросы. — Вон их лодка! Они сейчас пойдут ко дну. А БОН наши, смотри! Налегайте, ребята, налегайте, пока они не сбежали! Смотри, вон они! А вон наши!
Это была последняя грубая ошибка Старика. Он подкрался ночью к кораблю и надеялся найти там богатый груз и мирных торговцев, а вместо этою он и десять его людей оказались в плену на борту военного корабля.
Те, кто находился внизу, включая Филипа Маршама, прикованного цепями, не видели, что происходит на палубе. Но по звукам можно было догадаться обо всем. Темнота скрывала пролитую кровь, но отчетливо слышались крики о помощи и предсмертные хрипы.
К «Розе Девона» спешить уже было незачем. На ее борту оставалось мало людей и вести корабль они были не в состоянии. Капитан королевского флота Чарльз Винтертон сам повел своих матросов на абордаж черного фрегата. Это занятие было ему по душе. За его суровой внешностью скрывалась любовь к таким рискованным маневрам. Они без труда обезоружили кучу людей, оставшихся на борту фрегата, связали их и отправили вниз к остальным пленным. Вместо них капитан поставил свою команду во главе с лейтенантом Рэнсом.
Пленные шли, понуро опустив головы и не отрывая глаз от пола. Для кого-то из них смех сотни моряков был страшнее, чем смерть от удара шпагой. Первым в кубрик вошел Том Джордан. На лице у него была глубокая рана, рука сломана, волосы опалены, а вся рубашка покраснела от крови. Но боль он переносил молча и даже улыбался. Когда его ввели в кубрик и он увидел скованного по рукам и ногам Филипа Маршама, то громко рассмеялся.
Да, старик был отъявленный негодяй, но он был чертовски смел и отважен. Он мог бы быть полезен Англии в минуту смертельной опасности, приди он на морскую службу не во времена короля Якова или короля Карла. Из таких характеров получаются великие адмиралы — смелые, решительные и бесстрашные. Но никто не убережен от соблазнов, на которые поддался Том Джордан. Он пришел в море в те дни, когда королевский флот переживал тяжелые времена. Как и многие другие горячие головы, он решил присоединиться к пиратам. Он много плавал с алжирскими судами, прежде чем сам возглавил команду из Байдфорда. Если бы капитана Винтертона не предупредили об опасности, то у Тома Джордана был бы еще шанс поспорить с ним за его корабль. Но попытка в очередной раз испытать судьбу оказалась неудачной и Том Джордан, сам того не желая, собственными руками затянул петлю на своей шее.
Ему здорово досталось в схватке, но сломить его мужество им не удалось. Несмотря на боль, он улыбался и даже смеялся. Казалось, он смотрел на свое поражение как на шутку.
— О, наш славный боцман! На такую радость я и не мог рассчитывать! Похоже, если мне и суждено быть повешенным, то болтаться на виселице я буду не один, — воскликнул он и весело рассмеялся.
Капитан Винтертон спустился вниз вместе с остальными и с интересом наблюдал за их встречей.
Привели плотника. Бородка его судорожно подергивалась и его трясло, как в лихорадке. Потом привели Мартина Барвиха с искаженным от страха лицом. Он то и дело хватался за шею, предчувствуя конец, который его ожидает. За ним вошел Гарри Мэлькольм. Он остановился перед Филом, плюнул в него и выругался. Потом появился Пол Крэйг. Он не замечал ничего вокруг. После него привели еще дюжину матросов. Никто из них не забыл отпустить в адрес Фила свою долю проклятий. Филу и так было не по себе, а стало еще хуже.
Одними оскорблениями и проклятиями дело не кончилось. К утру, когда все спали, Гарри Мэлькольм подкрался к тому месту, где лежал Фил. Цепь у него была длинная и он попытался голыми руками прикончить бывшего боцмана, когда тот спал. Он накинулся на него сзади. Караульный закричал, но Гарри Мэлькольм только крепче сжал Фила за горло. Тогда караульный со всей силой ударил его прикладом по голове. Прибежал капрал. Он пощупал у Гарри Мэлькольма пульс, положил на спину и послушал сердце, а потом набросился на караульного с бранью за то, что тот отбирает работу у палача.
ГЛАВА 21
ОПАСЕНИЯ СБЫВАЮТСЯ
Фрегат «Сивилла» под командованием капитана Чарльза Винтертона шел к острову Уайт, а оттуда к Спитхэду и Дептфорду. Его сопровождал фрегат «Роза Девона» с новой командой на борту. В Дептфорде решилась участь несчастных охотников за богатством. Их быстро отправили с корабля в Лондон и передали в тюрьму военного флота, известную тем, что в этом месте находили свое последнее пристанище самые отъявленные бандиты.
Вице-адмирал английского флота, тот, который «вершит свой суд справедливости во им жизни и добра», приступил к разбору дела вышеупомянутых джентльменов удачи. Ему помогали офицеры, адвокаты, поверенные и представители от гражданского населения. Судья громко выкрикивали имена подсудимых. Их обвиняли в разбое и пиратстве в южных морях, в том, что они захватили фрегат «Роза Девона», являющийся собственностью Томаса Бона, убили его капитана — Фрэнсиса Кэндэла и разграбили припасы и снаряжение общей стоимостью 800 фунтов. И это был еще не полный список обвинений. Лорды Адмиралтейства припомнили им их прошлые злодеяния, невероятные по своей дерзости и наглости, и попытку захватить корабль Его Величества «Сивиллу», которая стоила жизни нескольким морякам королевского флота, о чем Его Величество очень сожалеет и скорбит.
Приговор огласили громко и торжественно, таким тоном, который заставлял человека задуматься о своих грехах и о справедливом возмездии Правосудия. Приговоренные сидели поникшие и испуганные, за исключением Старика. Он по-прежнему высоко держал голову и насмешливо улыбался. Повар дрожал и не смел поднять глаз и взглянуть на судей. Плотник рыдал. Мартин Барвик сидел, словно его оглушили, а Пол Крэйг нервно покусывал губы.
Зал суда был переполнен. Никто не хотел упускать возможности собственными глазами взглянуть на банду пиратов. Но пираты, за исключением Старика, являли собой жалкое зрелище. Везде и всюду они кричали о себе как о доблестных парнях, которые не боятся ничего, даже смерти. Но сейчас на скамье подсудимых сидели самые настоящие трусы.
Офицеры суда вызвали первого свидетеля. От него пахло смолой и дегтем. По его манере держаться можно было определить, что он моряк. На их вопросы он отвечал уверенно. Он видел не одну бурю и прошел не один шторм и его не так-то легко можно было запугать на суше.
— Да, сэр, — отвечал он, — среди моряков давно ходят разговоры, что в порту Байдфорда обосновалась шайка морских разбойников. Да, господин судья. Видел ли я их? К моему сожалению, видел. Вот уже два года, как я стал капитаном трехсоттонного парусного судна «Удачливый». Мы имели несчастье столкнуться с этой самой шайкой негодяев. Они захватили наш корабль, а меня и еще семерых моих людей посадили в лодку и спустили на воду. Бог милостив, и после долгих мучений нам удалось добраться до берегов Ирландии. А оттуда корабль «Гордость Бристоля» доставил нас домой в Англию. Что случилось с остальными членами команды? Как мне известно, часть присоединилась к этой банде, а другие зверски убиты. Нет, Ваша Светлость, ночь была темная и я не разглядел толком лица этих негодяев. Я сомневаюсь, что я смогу узнать их.
— Попробуйте, — произнес Его Светлость, постукивая пальцами по бумагам, лежавшим на столе. — Взгляните на обвиняемых на скамье подсудимых и скажите мне, есть ли среди них хоть один, о котором вы могли бы заявить «Этот человек был там. Этот человек совершил то-то и то-то.»
Свидетель подошел ближе. Ему льстило всеобщее внимание. Он переводил взгляд с одного на другого, но, в конце концов, только сокрушенно покачал головой:
— Нет, Ваша Светлость, ночь была темная и разглядеть лица было трудно. Я бы рад был видеть, как повесят пиратов, но я не могу брать на себя ответственность за жизнь невинных людей. Здесь нет никого, о ком бы я с полной уверенностью мог сказать, что видел его раньше.
Его Светлость нахмурился, а поверенные покачали головами. Подсудимые вздохнули с некоторым облегчением. Допрос этого свидетеля был закончен. Он вернулся на свое место, унося с собой запах смолы и дегтя.
Вслед за ним вызвали еще четырех свидетелей. Их показания мало чем отличались от показаний первого. Один из них был на том корабле, который был захвачен и потонул в Бристольском заливе, другой — с корабля «Голова Святого Давида». Он получил ранение в плечо и больше ничего не помнил, потому что потерял сознание, а когда очнулся, то корабль уже был пуст и разграблен, а на палубе никого не было. Третий столкнулся с бандитской шайкой в Плимуте. Они избили его, ограбили и оставили умирать. Из их разговора он понял только то, что они были некие джентльмены из Байдфорда. Четвертый рассказал о кровавом нападении на бриг. Бандиты просто вышвырнули его за борт в лодку.
— Ваша Светлость, — громко говорил он, — меня охватывает страх при мысли о том, что стало с маленьким сыном капитана. Из всей нашей команды в живых осталось только трое. Когда мы отплывали, то слышали пронзительные крики мальчика.
Один за другим свидетели выкладывали свои показания, но никто из них так и не смог точно указать хотя бы на одного подсудимого.
Судья нахмурился и задумался. Люди в зале взволнованно обсуждали то, что услышали об убийствах и грабежах. Обвинение постепенно обрастало новыми подробностями, но главных доказательств все еще не было. Никто не мог прямо заявить: «Да, это сделал он». Повар и плотник заметно воспрянули духом. Лицо Мартина Барвика порозовело. Старик откинулся назад и продолжал насмешливо улыбаться. Но судья и адвокаты, казалось, не теряли надежды. И люди с «Розы Девона» могли сделать из этого кое-какие выводы. Всем было известно, что суд над бандой пиратов устраивается с целью утвердить силу закона и запугать тех головорезов, которые были еще на свободе.
Судьи о чем-то долго совещались шепотом. Потом засуетились и один из офицеров громко произнес:
— Введите ее.
По залу прошел ропот. Люди обернулись к двери, чтобы посмотреть, что сейчас произойдет. Дверь открылась и появился офицер. Под руку он вел очень старую и сгорбленную женщину.
Сердце Филипа Маршама бешено забилось. Он увидел, как Мартин поднес руку к горлу и побелел от ужаса. Но когда он украдкой взглянул на Старика, то к своему удивлению обнаружил, что тот продолжает улыбаться так же спокойно, как и раньше. Воистину, у этого негодяя была огромная выдержка и удивительное самообладание.
— Это та женщина? — спросил судья. Он поднял голову и прищурился, чтобы лучше ее разглядеть.
— Да, Ваша Светлость.
— Гм! Давайте приступим к делу!
В зале наступила тишина. Слышался только шорох бумаг.
— Эта женщина, известная под именем мамаши Тейлор, приговорена к повешенью через неделю? Так?
— Да, Ваша Светлость.
— И было предложено, что, если она даст нам необходимые показания, то ей будет оказана королевская милость и отменена смертная казнь. Ей это известно?
— Да, Ваша Светлость.
— Гм! В бумагах сказано, что самое незначительное из ваших преступлений это содержание дома для мошенников всех сортов.
В тишине зала раздался скрипучий старческий голос:
— Это ложь, Ваша Светлость! Увы, господин судья, это подлая ложь осквернила мое доброе имя. Из-за нее я одной ногой стою в могиле.
Раздались крики «Тишина!» и офицер, стоящий рядом со старухой, одернул ее за руку.
— Далее в ряду ваших преступлений следует более тяжкие: скупка и сбыт краденного, изготовление ядов и их продажа. На вашей совести также и убийство.
— Увы, господин судья, это подлая ложь!
И опять ей приказали замолчать, но губы ее продолжали беззвучно двигаться, а маленькие, острые глазки шарили по залу.
Поверенные опять посовещались, и один из них обратился к ней:
— Старуха, вспомни о том, что палач в любой момент готов приступить к исполнению приговора, и ответь мне честно, прежде чем будет слишком поздно: когда ты была в своем доме в Байдфорде? Или ты не будешь отвечать?
— Нет, сэр. Я уже стара. Моя память меня подводит и я многого не помню.
— Хорошо, тогда ответь, приходил ли к тебе некий человек в твой дом в Байдфорде и оставался ли на ночь?
— Может быть, может быть. Если ты держишь таверну, к тебе приходят много гостей.
— Посмотри сюда, и скажи нам, нет ли здесь этого человека?
— У меня слабая память, сэр, и я многого не помню.
Филип Маршам наблюдал за ее жестким, морщинистым лицом и не обращал внимания на приглушенные голоса поверенных и судьи. Резкий окрик заставил его отвлечься от старухи и вернул к тому, что происходит в зале.
— Посмотри на этого человека и скажи нам, видела ли ты его раньше, — офицеры подвели ее к Тому Джордану — Старику. Они посмотрели друг другу в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25