Границы разной окраски кожи довольно резкие. Жжение, цианоз... В конце приступа пальцы становятся ярко-красными... Судя по тому, что у вашей Муратовой пальчики были интенсивно синенькими, надо полагать, что болячка у неё не вчера началась...
- Значит, все-таки болезнь? Болезнь Рено, а не синдром Рено?
Груздев поглядел на него осуждающе и сочувствующе одновременно:
- Я что, ставил диагноз? Да я, вообще, ничего не могу точно утверждать. Диагноз ставится на основе врачебного наблюдения, лабораторных анализов, рентгена, в конце концов. А я вашу мамзелю в глаза не видел!
- Но все-таки предполагаешь, что?..
- Да, я могу предположить, что зря вы на вашу Муратову бочку катите. Если она страдает либо синдромом Рено, либо болезнью, то события вполне могли развиваться так. Сидит себе дамочка в кафе, ждет приятельницу или приятеля. А тот, гад, не идет! А дамочка волнуется! Вышла она, как и утверждает, позвонить, начался у неё приступ. Дамочка бегом к своему столику - за каким-нибудь празозином или тренталом. Поскользнулась, схватилась рукой за стойку. Встала, побежала дальше. Взяла лекарство, выпила в туалете. Через пять минут приступ счастливо завершился, пальцы приобрели нормальную окраску, как и утверждает ваш официант. Дамочка вернулась к столу и стала дальше ждать неверного приятеля... Все очень просто, господа! Все просто до элементарного!
- Узнать у Муратовой насчет всех этих синдромов и болезней и попросить внятно рассказать об этом падении? В подробностях? Вплоть до того, какие фужеры на стойке стояли? - Красовский поднял глаза на Андрея.
Тот отрицательно помотал головой:
- Сначала карточку. Запросить в поликлинике её медицинскую карточку и проконсультироваться по этому вопросу с участковым терапевтом. Пока все. Дальше будем думать...
* * *
Наталья уже спала, когда услышала за дверью невнятный шорох. Она тут же села на диване, нашарила босыми ногами велюровые тапочки, торопливо вытащила из леггинсов подол блузки и, заведя руки за спину, застегнула бюстгальтер. В последнее время она спала только так, в полной "боевой готовности". Лифчик, правда, расстегивала, чтобы легче дышалось.
На лестничной площадке, прямо перед её дверью кто-то стоял. Она была в этом уверена. Она чувствовала чужое тихое дыхание. Казалось, видела, как человек проводит короткими пальцами по грязной обивке из черного дерматина. Дальше будет удар. Дверь вылетит после первого же или второго пинка. Вылетит вместе с косяком с жалкой металлической цепочкой.
А соседи? А что, "соседи"? Разве хоть кто-нибудь из этих уродов выйдет?! Ну, хоть кто-нибудь?! Забьются по углам и будут дрожать за свои драгоценные жирные шкуры.
Шаркнул коврик. Коврик, связанный теткой Эльвирой из нелепых цветных лоскутков, шаркнул по керамической плитке, которой выложена лестничная площадка.
Кто-то небрежно отодвинул его ногой. Все правильно. Коврик помешает разбегаться и в последний момент все испортит. Ведь надо разбежаться, чтобы садануть в дверь плечом или коленом... Надо разбежаться...
Милиция?.. А что может сделать милиция?.. Раньше надо было думать! Раньше!
Она вдруг одновременно подумала о трех вещах. Они переплелись и наслоились друг на друга у неё в голове. О том, что в жизни её, по сути дела, не было ничего хорошего, и что это несправедливо. О том, что зря она тогда пожадничала и не купила белые туфли за пятьдесят баксов - по крайней мере, хоть немного бы походила в человеческой обуви. А так - мозоли... И ещё о том, как она будет выглядеть после смерти. Эти самые мозоли на ногах. Желтые, страшные. Лицо, наверное, тоже пожелтеет, к тому моменту, когда её повезут на кладбище. Рот перекосится, челюсть отвиснет. Глаза...
У торшера завозилась Тяпка. Дура гребанная! Когда не надо, все слышит, а когда надо, спит как убитая. Собака встала на задние лапы, выложила на подлокотник дивана острую черную мордочку с блестящими глазками.
Наталья вдруг почувствовала, что ненавидит её. Ненавидит эту сучку! Что убьет эту лохматую тварь. Убьет прямо сейчас. Потом расколотит о пол дурацкий торшер... Рюмки?.. Рюмки смахнет с полки одним движением руки.
Когда он сюда войдет, он войдет по битому стеклу. Она не подпустит его к себе! Она скорее спрыгнет с балкона. Потому что он не простит. Он не просто убьет её. Он убьет её так...
В дверь постучали. Сильно, громко, внятно. Раз. Еще раз. И еще... Она с такой силой впилась ногтями в лицо, что продрала кожу, и по правой щеке теплой струйкой потекла кровь. Она не думала, что он будет стучать...
* * *
Птичка любил дождь и любил смотреть на косые хлесткие струи через балконное стекло. Андрей дождь не любил. Во-первых, потому что резко портилось настроение, во-вторых, потому что РЭУ считало своим долгом отключать в пасмурную погоду горячую воду, в-третьих, потому что Катя торопилась домой.
"В-третьих" было враньем. Он прекрасно знал, что она торопится вовсе не из-за дождя. Да и она знала. Но упорно твердила, подпирая худенькой спиной входную дверь:
- Щурок, ну ты что? Ты пойми меня тоже. Это сейчас вон капает, а через час вообще ливень начнется. Как я тогда доберусь? У меня же не зонтик, а одно название.
Он чувствовал, что стоит сказать "не уходи", и она тут же рванет эту самую дверь на себя, выскочит в полумрак подъезда, остервенело надавит на кнопку лифта. Он не говорил "не уходи". Он слушал, как Птичка в комнате топчется по его свежему, непрочитанному "Спорт-экспрессу" и смотрел на Катины русые брови.
- Всю гречку ему сразу не давай, - повторяла она, перекладывая сумочку из руки в руку. - С рыбой перемешать не забудь. Оставшуюся мойву в холодильник, под крышку. Сам не ешь, ради Бога: она не очень тщательно промытая и не соленая.
Он видел маленький комочек серой туши на её ресницах, легкую, почти незаметную горбинку на переносице, с ужасом ждал, что вот сейчас за спиной задребезжит телефон, и думал о том, какие же они дураки. Оба.
Еще о том, что все это - "детский сад", что долго так продолжаться не может, что, в конце концов...
- Катя, - сказал он и протянул руку. Он всего лишь коснулся её плеча, но она вздрогнула и торопливо повесила на это самое плечо сумку.
- Ладно, разберешься. Мне пора уже... В самом деле, пора. Не обижайся... Как там у тебя с твоими убитыми англичанами дела?
- Никак. Ничего конкретного пока не вырисовывается. Может быть, убийство из ревности, но как-то все это очень шатко. Нынешняя жена гражданина Бокарева приревновала его к бывшей возлюбленной, гражданке Кузнецовой.
- Что-то как-то.., - Катя скептически пожала плечами. - Тебе самому хоть верится?
Он точно знал, что она ищет повод, чтобы задержаться. Опять ищет повод. Она все равно уйдет, но ей этого не хочется. От этой мысли ему делалось хорошо.
- Мне? Мне не верится. А что делать? Разные психопатки бывают... Странная она. На первый взгляд - воплощенная невинность, но при этом чего-то боится. Была знакома с хозяином дачи, алиби у неё на ночь убийства какое-то скользкое.
- Ну, не знаю. Вам там, в прокуратуре, конечно, виднее... А с наследственными делами что?
- Ничего нового. Бывшую жену Райдера пока не нашли. Да и потом, ты же говоришь, что она при таком раскладе не единственная наследница?
- Вроде бы нет, - Катя не очень уверенно кивнула. - На какую-то сумму она, конечно, право имеет, но, вообще-то, наследницей за Райдером успела стать и Кузнецова. Вот если бы и её убили в тот же день, тогда - все. А так получается, что теперь уже за Кузнецовой наследует её мать.
- Докатились до старушек-убийц, - Андрей невесело усмехнулся. - Нет, наследственные дела сюда так же не вяжутся, как и убийство из ревности. Вообще, ничего сюда не вяжется! Лежнев уже всю контору эту фармацевтическую с ног на голову перевернул. Ничего! Не за что зацепиться! Звонила какая-то женщина - и все!.. Львенок ещё этот нарисованный! То что труп к шоссе оттащили!..
Он сам не заметил, как вошел в раж. Начал ритмично и зло постукивать костяшками пальцев по косяку, кривить книзу уголки губ. Азартно рассказывал о разговоре с Груздевым, о том, как Красовский рвал и метал, потому что нет пока причин для ареста Муратовой и, вообще, по сути дела, ничего на неё нет. О том, как Валерий Киселев открестился от недавних встреч со своей Лилей и сослался на воспаленной воображение жены. О том, что супруга его в ответ на предположение о том, что клипсу могла потерять одна из заказчиц, едва не забилась в истерике и начала орать, что всех своих заказчиц прекрасно знает, и никто из них предметы туалета в её доме не терял... Опомнился, только заметив легкую невеселую улыбку на Катиных губах. Почувствовал себя полным кретином и даже, кажется, покраснел.
- Щурок, не бесись. Ты же все равно во всем разберешься, - сказала она спокойно и уже без улыбки. - Я знаю... Надо только, чтобы кто-нибудь Красовского осаживал, а то он, я чувствую, опять окрутел. Как там у него дела?
Он сказал: "нормально", - решив, что ни к чему рассказывать про девочку Анечку с её кружевными салфеточками и пушистыми игрушками.
Снова некстати вспомнил про львенка и коряво выведенное слово "лев". Птичка в комнате опрокинул стул. Тот рухнул с ужасным грохотом. Катя сказала: "ну, пока" и ушла...
* * *
Наталью Дмитриевну Слюсареву привезли в прокуратуру в десять утра. Ее правая щека была заклеена полоской лейкопластыря, полные губы дрожали. Более всего и неприятнее всего Андрея поразило то, что Наталья Дмитриевна оказалась брюнеткой. Самой натуральной брюнеткой с рыхлым белым лицом.
К тридцати трем годам она успела набрать с десяток лишних килограмм, которые осели на груди, бедрах и животе. Чем-то она напоминала истеричную жену Киселева Тамару, но лишь отдаленно. Что-то в ней все-таки такое было... То ли чудесные голубые глаза придавали её лицу почти юное очарование, то ли красивая, точеная форма носа?
На Слюсаревой была просторная шелковая блуза, изрядно измятая на спине и рукавах, коричневые леггинсы и белые кожаные сабо.
Митя Лежнев вкратце доложил, что выловили её, в конце концов, на квартире у двоюродной тетки, где гражданка Слюсарева от кого-то пряталась. При попытке ребят из местного отделения милиции проникнуть в квартиру переколотила кучу посуды, разбила настенные часы и едва не сиганула с балкона. Сначала думали, наркотой накачалась, потом решили, что уж скорее у неё с головой что-то.
Наталья сидела ни стуле, зажав ладони коленками, и смотрела прямо перед собой. Она не выглядела испуганной или обозленной. Андрею даже казалось, что в её взгляде читается облегчение. Облегчение, которое наступило слишком поздно и принесло уже не радость, а только апатию.
Ребята вышли из кабинета, тихонько притворив за собой дверь. Они остались вдвоем.
- Вы знаете о том, что ваш бывший муж Тим Райдер погиб? - спросил он первым делом.
Слюсарева, казалось, удивилась или, по крайней мере, искусно изобразила удивление:
- Да? И как это его угораздило?
- Его убили. Здесь, в России. В нескольких километрах от Москвы.
Она прерывисто вздохнула:
- Ну, тогда ясно. А я все думаю: чего это меня в милицию потащили? Вроде, не за что?
- Но вы пытались оказать сопротивление? Ведь так? Не появлялись на работе, не звонили матери. Прятались на квартире у тетки. От кого?
- Да уж не от вас... Какое, вообще, вам дело, от кого я пряталась? От любовника может быть? И работу, может, на хрен бросить решила? Надоело... Так чего там с Райдером-то? Убийцу не нашли, конечно?
Он понял, что она абсолютно не переживает. Ни капли. Впрочем, они развелись достаточно давно, и сложно было бы требовать от этой женщины нежных чувств к бывшему мужу.
- Убийцу пока не нашли. А Тима Райдера зарубили топором вместе с его женой.
Наталья усмехнулась:
- Надо же! Опять женился. Наверно, в этот раз на добропорядочной англичанке? Ага?
- Нет, - Андрей помотал головой. - На русской. Опять на русской. На Олесе Викторовне Кузнецовой, семьдесят первого года рождения.
В голубых глазах Слюсаревой промелькнуло что-то вроде жалостливого интереса:
- Семьдесят первого года? Молодая же ещё совсем!.. Дура ещё одна, вроде меня, нашлась! Ладно мне повезло вовремя восвояси убраться, а то бы...
- А то бы что? Вам угрожали? Или, может быть, вашему мужу?
- Я не в том смысле, - она махнула рукой. На пальце блеснуло узенькое золотое колечко с маленьким розовым камнем. - Чокнулась бы я просто, если б ещё хотя бы месяц там прожила... Знаете, что я вам скажу: заграницей из наших могут жить только те, у которых мозги, как у иностранцев устроены! Остальные или сопьются или с тоски помрут... Да ещё и Тим. Он ведь, знаете, ещё сам по себе нудный был. И жадный. Прости меня, Господи, о покойниках плохо не говорят!
- Вас расстроила его смерть?
- Ну-у-у... Как вам сказать? По человечески жалко, конечно... Застрелили его, да?
- Зарубили.
- Кош-шмар!.. Жалко. Что зря говорить? Конечно, жалко. Но плакать-убиваться, я, понятно, не буду.
Андрей заметил, что Наталья понемногу освоилась, словно оттаяла. Даже попросила открыть окно, сославшись на то, что ей душно. Он, сильно дернув, открыл одну створку. В кабинет ворвался ещё свежий после ночного дождя воздух.
- Как вы познакомились с Тимом Райдером?
Она усмехнулась, без всякого стеснения расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, откинулась на спинку стула:
- Расскажу вам, так вы все равно не поверите?.. Хотя... Можете проверять. Наверняка, данные какие-нибудь в этой конторе остались. Если, конечно, сама контора ещё жива. Раньше, вообще-то, у них все солидно было. Мне с первого взгляда понравилось...
...Ей понравилось в этой конторе с первого взгляда. Светлые стены, голубые жалюзи на окнах, мягкие белые кресла и мягкое свечение экрана компьютера. За компьютером сидела миловидная девушка с круглыми серьгами в ушах, пальцы её живо бегали по клавиатуре.
Наталья с подругой Людкой жались друг к другу на диване. Как две дуры или две лесбиянки. Она тогда ещё сказала Людке, ну, перед тем как зайти: "Будешь так на мне виснуть, нас за лесбиянок примут и вышвырнут оттуда к чертовой матери". Людка нервно хохотнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45