Ну, приду утром к началу репетиции и скажу: так, мол, и так, мы вчера вечером поговорили, Вадим Петрович решил ввести меня во второй состав, а потом я поехала домой и он попросил передать, что завтра уезжает на похороны… Сразу двух зайцев убиваем: и о запое в театре узнают, и я как будто ни сном ни духом — никакого греха за собой не чувствую, ни от кого не скрываюсь… Нормально ведь, да?— Хреново! — Каюмова резко выпрямилась и стряхнула со своих острых коленей сигаретный пепел. — Бесполезно все. Ничего у нас с тобой не получится, и времени у тебя ни черта нет. Так что можешь вешаться!— Почему?— Потому. Потому что мы «Гамлета» сейчас репетируем. А через три дня к нам по этому поводу целая делегация от Комитета культуры приходит. Вместе с телевидением. Снимать будут, до чего наш замечательный Вадим Петрович доэкспериментировался в своей «творческой лаборатории». Так что, если режиссера не окажется на месте, его и с «похорон», и с луны выдернут. А не найдя ни там, ни там, уж точно позвонят в ментовку… Вот, блин, невезуха! Раз в жизни он кому-то понадобился, и сразу в такой неподходящий момент.— И что же теперь делать? — растерянно спросила я. Времени на поиски Ольги оставалось в этом случае действительно катастрофически мало, хотя идейка, как ее искать, у меня уже была…— А я знаю? — Каюмова снова вытащила из кармана своей обвислой кофты пачку «Честерфилда». — Почему, вообще, я должна все знать за тебя? Ты же у нас умная, крутая, мужиков вокруг пальца обводишь на «раз-два»! Ты же приехала Москву покорять! Вот и придумай что-нибудь, пошевели мозгами!.. Из-за тебя я еще со своей машиной вляпалась — черт дернул Помогать…И тут обида, внезапная и острая, как зубная боль, пронзила меня от затылка до самых пяток. Я не понимала толком, на кого злюсь: на Наталью ли, которая сначала сама предложила помочь, а потом заныла, на Пашкова ли, из-за которого все и случилось, а вероятно, и на саму себя, растерянную и перепуганную, как глупая курица? Зато мне было совершенно ясно, что дальше так продолжаться не может. И не может дальше какая-то «хворая лабораторная мышь» тыкать меня носом в мою собственную беспомощность.— Все! Не плачь! — Мои губы сами собой сложились в кривую усмешку. — Выкрутимся. А с «Гамлетом» поступим так… Я скажу, что заканчивала режиссерские курсы и Вадим Петрович на время своего отсутствия попросил меня провести несколько рабочих репетиций.На каюмовском лице прорисовались одновременно и одобрение и удивление.— А хорошо, кстати! — Она покачала головой. — Очень даже недурственно!..Вот видишь! Соображаешь же, когда хочешь!..Несчастного мертвого Вадима Петровича, заботливо обутого в тапки с зайцами, мы оставили в ванной. На лестничную площадку вышли на цыпочках и на первый этаж спустились, стараясь даже не дышать. А уже на улице, глядя на небо, слегка розовеющее на востоке, я задумчиво проговорила:— Вот так. Был человек — и нет человека. Хороший он там или плохой — все равно жалко…— А мне не жалко! — Наталья стянула со своих светлых волос резинку и тряхнула головой. — Вот кем хочешь меня считай, но не жалко!.. Помню, когда мы два года назад «Валюшу» вампиловскую ставили, я ему сказала: «Дайте мне, Вадим Петрович, Валюшу попробовать! Ну, чувствую я ее, и как играть — знаю!» А он мне знаешь что ответил? «С твоей, — говорит, — фактурой только пожилых новогодних зайчиков изображать. Или шлюх дистрофичных. А это — Валюша! Это — свет и чистота!» Аладенская наша у него «свет и чистоту» играла!Не будучи знакомой с Аладенской, всю ироничность последней фразы я оценить не могла. Но догадывалась, что Аладенская, вероятно, местное знамя сексуальной революции.— Вот так… — Каюмова коротко вздохнула и, сев за руль «москвичонка», распахнула дверцу со стороны пассажирского сиденья. — И даже чтобы кафель в ванной был ему пухом — не пожелаю. Женщины таких вещей не прощают…Пластмассовый зеленый будильник в виде домика с трубой заверещал, как обычно, громко и гнусно. Я с трудом разлепила глаза, взглянула на циферблат и с тоской поняла, что в китайском часовом механизме ничего не нарушилось: действительно уже восемь утра, два часа, отведенные на сон, благополучно истекли, и мне пора собираться в театр. С тихим стоном встала, включила телевизор и первым делом услышала, что на сегодня в небесной канцелярии намечены грандиозные магнитные бури. Меня уже ничто не могло ни удивить, ни огорчить. Я твердо знала: все в моей жизни теперь пойдет наперекосяк. Поэтому безропотно приняла тот факт, что в кране нет воды, вместо кофе выпила стакан подкисшего молока, лицо протерла «Огуречным» лосьоном и, благоухающая, как огородная грядка в летний полдень, вышла на автобусную остановку.Надо заметить, что недосыпание катастрофически сказывается как на моих умственных способностях, так и на характере. Я вполне могу три дня не есть, наверное, сутки — не пить и сколь угодно долго не курить, но вот не спать — не могу! От недосыпания я делаюсь угрюмой, точно горилла в клетке, ворчливой, как старая бабка, могу ни с того ни с сего заорать, заплакать и даже начать ругаться бранными словами. Это от одного-то недосыпания!А сегодня ко всем «прелестям жизни» добавились еще и воспоминания о том, как вчера я грузила и обувала в тапочки покойника с ножом в груди. Перед моим мысленным взором одновременно и по очереди проплывали бутафорская березка, сведенные посмертной судорогой пальцы и эти дурацкие плейбоевские зайцы с двусмысленными ухмылочками на мордах. Кроме того, ощущение, будто я пропустила, не обратила внимание на нечто очень важное, так и не проходило. Меня тошнило, морозило и клонило в сон одновременно. Ежась и мелко дрожа в своей фиолетовой куртке из микрофибры, я стояла на остановке и выискивала на горизонте либо автобус, либо родную автолайновскую маршрутку.В конце концов маршрутка таки подъехала. Я влезла в нее вместе с длинным и здоровым парнем, устроилась у окна и решила подремать. Но не тут-то было!Перед Кольцевой мы попали в кошмарную пробку, водитель, обреченно махнув рукой, заглушил двигатель, а женщины на заднем сиденье тут же громко и темпераментно принялись обсуждать вопрос несвоевременного ремонта дорог в Московской области.С дорог плавно перешли на цены и отопление, потом на воду — холодную и горячую.Точнее, на ее отсутствие. Сначала я просто слушала и тоскливо думала: «Мне бы ваши проблемы!» Потом начала тревожиться. А когда баскетбольного вида парень сообщил мне, что уже двадцать минут десятого, то и вовсе впала в тихую панику.Не хватало только опоздать к началу репетиции!Впрочем, от меня уже ничего не зависело. Маршрутка вслед за грузовиком по-черепашьи тронулась с места через восемь минут. Еще полчаса спустя, я угорелой кошкой выскочила из метро и ринулась в направлении театра. И вот наконец, стараясь не наступить на развязавшийся шнурок, спокойно и с достоинством вошла в полутемный зал с зачехленными креслами.Нельзя сказать, чтобы моему появлению особенно обрадовались. Одна только Каюмова облегченно вздохнула и сделала мне знак глазами. Остальные посмотрели скорее недоуменно. В первом ряду и на стульях, в беспорядке расставленных по сцене, сидели, кроме Натальи, еще две женщины и восемь мужчин.— Девушка, если вы вновь «побеседовать» с Вадимом Петровичем, — скучно и явно на публику молвила шатенка в алом свитере-"лапше" и черных лосинах, — то его, к сожалению, нет. А если бы и был….— Дело в том, что я здесь именно по поручению Вадима Петровича, — важно изрекла я, стараясь не обращать внимания на тот факт, что шатенка сидит как раз на том месте, где несколько часов назад лежал мертвый Бирюков. — Мы с ним вчера побеседовали, он объяснил мне свою концепцию «Гамлета» и… В общем, у меня уже имелся некоторый режиссерский опыт и…— Так что же "и"? — с улыбкой поинтересовался плешивый молодой человек с легкой степенью косоглазия. Я не поняла, куда он смотрит — на меня или на дверь, из которой вчера рвалась Наталья. Испугалась, не намекает ли он, часом, на что-то, растерялась и в ужасе закусила нижнюю губу. К счастью, Каюмова, заметив признаки паники на моем лице, тут же спрыгнула в зал.— Да, девушка, — проговорила она, проходя мимо меня и как бы включаясь в общую игру, а на самом деле пребольно тыча меня своим костлявым кулаком в бок, — что-то вы очень туманно выражаетесь..— В общем, Вадим Петрович попросил меня провести с вами несколько рабочих репетиций! — выдала я.— Вас?.. Несколько?.. Несколько — это сколько? — одновременно послышалось со всех сторон.— Я буду репетировать с вами столько, сколько будет отсутствовать Вадим Петрович.— То есть вечно! — гнусным загробным голосом прошептала Наталья за моей спиной.— А где, собственно, Вадим Петрович? — поинтересовался импозантный брюнет лет пятидесяти, в модной молодежной толстовке.— Он на похоронах.Только теперь до меня дошел весь мрачный подтекст фразы. Естественно, Каюмова и тут не смогла смолчать, ехидным шепотом переиначив знаменитую цитату из «Гамлета» про Полония и червячий ужин:— Не там, где он хоронит, а где его хоронят.На меня повеяло ледяным кладбищенским холодом, зато народ облегченно и как-то понимающе вздохнул.— Ну, значит, репетиции три-четыре! — подвела итог шатенка в красном свитере. — Тогда давайте работать!..И мы стали работать. Я, решив не пользоваться псевдонимом, представилась Мартыновой Евгенией Игоревной. Шатенка оказалась той самой распутной Аладенской. Плешивого молодого человека звали Костей Черепановым, а импозантного брюнета — Ярославом. Народ с характерной театральной ленцой, но дисциплинированно расставил стулья в нужном порядке, вытащил на сцену длинный стол и зачем-то бутафорскую дверь с огромным черным засовом.Все уселись за стол. Ярослав, занимающий место «во главе», дежурно обнял Аладенскую. Косоглазый Костя Черепанов сиротливо притулился на углу, как девица, не планирующая в ближайшие семь лет выходить замуж.Мои ладони второй раз в жизни вспотели от волнения, а пальцы судорожно затеребили текст.— С чего начинать, Евгения Игоревна? — прокричала со сцены Каюмова, подпирающая дверь. — С того, на чем Вадим Петрович закончил?— Да-да, конечно, — суетливо согласилась я. И тут же Костя, уставившись на Аладенскую, истошно завопил:Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу Того, что кажется. Ни плащ мой темный, Ни эти мрачные одежды, мать…За воротник своих «одежд» он подергал с какой-то уркаганской яростью.Излишне говорить, что и «мать» прозвучало отнюдь не как обращение к почтенной матушке.
…Ни бурный стон стесненного дыханья, И все обличья, виды, знаки скорби…
При этом Черепанов интенсивно строил рожи, вероятно, намереваясь затмить Джима Керри.
…Не выразят меня: в них только то, Что кажется и может быть игрою. То, что во мне, правдивей, чем игра…
Тут Костя многозначительно оттопырил полу пиджака, и даже я, не искушенная в детективах и экшнах, поняла, что он как бы демонстрирует спрятанный под мышкой пистолет.…А это все наряд и мишура!— Вы играете Гамлета? — с тихим ужасом вопросила я, стараясь поймать направление его взгляда.— Только во втором составе, — скромно потупив косенькие глазки, ответил Костя. — Вообще-то основной Гамлет — сам Вадим Петрович.Мне тут же стало ясно, что Черепанов — не худший вариант, и я благосклонно кивнула, разрешая продолжить репетицию.Скоро выяснилось, что самое интересное — еще впереди. Король-Ярослав на секунду оттолкнул Гертруду-Аладенскую, лениво махнул рукой двум дюжим мальчикам, которые тут же обыскали и разоружили Гамлета, и только потом ехидно заметил:Как трогательно и похвально, Гамлет, Что скорбный долг отцу вы воздаете…Затем как бы налил себе водки и лихо хряпнул, после чего выпили и остальные. Гертруда, ведущая себя как девушка по вызову при исполнении служебных обязанностей, не переставала наглаживать его коленку и нацеловывать ушко. «Пахан» вещал, все остальные внимали. Один из пирующих, похоже, чистил воображаемый автомат.Бандитские мотивы, обнаруженные Бирюковым в шекспировской трагедии, мягко говоря, потрясали. И я с тихой профессиональной завистью думала о том, что моя осовремененная «Царевна-лягушка», рассказанная когда-то Бородину, это просто тьфу по сравнению с сим масштабным полотном.Король тем временем закончил и ткнул локтем слишком увлекшуюся Гертруду, которая немедленно спохватилась:Пусть мать тебя не тщетно просит, Гамлет, Останься здесь, не езди в Виттенберг!Обезоруженный Черепанов, естественно, согласился не уезжать. И тут Каюмова отлепилась от двери и гаденькой походочкой прошлась вдоль пирующих, собирая со стола гипотетические бутылки.— А вы кто?! — изумилась я.— Мальчик-пэтэушник, шестерка! — ответила она.— А почему так странно ходите?— Я «голубой» мальчик, — с достоинством объяснила Наталья и развела руками, как бы показывая мне: «Вот видишь, каким Бирюков был идиотом? Видишь, в каких ролях он меня видел? А ты еще хочешь, чтобы я его жалела!»Все это было, конечно, весело. Но меня почему-то очень радовал тот факт, что даже за десять репетиций мы не дойдем до кладбищенской сцены с черепом Йорика. С другой стороны, было даже жутко представить, каким образом посланные королем Корнелий и Вольтимант станут разбираться со старым Норвежцем. В лучшем случае забьют стрелку, а в худшем… Вероятно, классические раскаленные утюги, поставленные на голый живот, покажутся просто детскими шалостями!К концу репетиции на меня почему-то навалилась такая же неимоверная усталость, как после занятий фехтованием. Народ же был бодр и весел. Спрыгнув со сцены, Каюмова, теперь уже абсолютно легально, подошла ко мне и села в соседнее кресло:— Трудно с нами, Евгения Игоревна?— Да уж, — злобно процедила я, все еще не в силах простить ей шуточек про похороны и вечные репетиции, — особенно с вами. Вы совершенно не правильно представляете себе «голубых». Вам бы надо с кем-нибудь из них пообщаться.— Ах, что вы! — отмахнулась она. — У меня в последнее время и так совсем не элитное окружение. Вот вчера вечером познакомилась с одной женщиной — мало того, что на свиноферме работает и трупы норовит по канализации рассовать, так еще и брюзга!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46