Ни тебе похорон, ни официальной бумаги!— Ну а следователь-то что-нибудь еще говорил? — допытывалась я, грея о бока чашки озябшие пальцы. — Прояснили они там, что это? Самоубийство?Несчастный случай?— Прям, говорил! Он и не заходил больше! Раз только явился, бумажульки свои заполнил, и все — с приветом!— Про меня спрашивал?— Спросил, да! Кто, дескать, гостил в ту ночь да куда делся? Но мы же не знали, где тебя искать? Так и сказали. Объяснили, что ты сама ее потеряла, что волновалась больше всех и что жених у тебя погиб.— А он?— Записал, покивал и ушел… Натальиным здоровьем еще, правда, поинтересовался. Как вела себя последние дни? Не замечали ли за ней каких странностей? Про наркотики про эти ваши спрашивал, про любовь несчастную…— Теть Паш, а кстати, насчет любви… — Я прокашлялась и постаралась, чтобы голос мой звучал естественно и спокойно. — У нее был кто в последнее время?.. Ну, встречалась она с кем-нибудь?Тетю Пашу, похоже, мой вопрос удивил несказанно. Заплывшие ее глаза в густой сеточке морщин удивленно округлились, нижняя губа оттопырилась.— Ну вы, девки, даете! Вроде дружите не разлей вода, чуть ли не в одной постели спите, а ничего друг про друга не знаете!.. О чем же вы тогда шепчетесь-то, если не о парнях?— Да мы ведь с Наташей недавно совсем познакомились.— Недавно-то недавно! — Она, казалось, категорически не одобряла подобной скрытности современной молодежи. — Только все равно не по-людски как-то… А теперь-то зачем тебе это знать?— Но ведь ему тоже сказать, наверное, надо? Может, он и не знает еще ничего, ждет ее, волнуется?.. В общем, мне просто хотелось бы его найти.В данном, конкретном случае я не врала. Хотелось, и еще как хотелось!Тетя Паша покачала седеющей головой, щедро положила варенья в свою внушительную чашку со шпилем Адмиралтейства, потом откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.— Да вот ты знаешь, ведь так сразу и не скажешь! — На лбу ее залегли две глубокие удивленные морщинки. — Вроде был кто-то, но я почему-то его ни разу не видела. По телефону она разговаривала — да, на свиданки бегала… Тут, видишь, еще Вера Николаевна наша виновата: кто из гостей в квартиру ни придет, она вечно такой визг поднимает! Вот Наташка, наверное, и стеснялась водить его домой. Она ведь на самом деле хорошая была девочка, добрая. Больше для виду дурь на себя напускала.— Но, теть Паша, не может же так быть, чтобы вообще — ни разу?! Хоть провожать-то вечерами он ее должен был. Вспомните, а! Постарайтесь!Морщинки на соседкином лбу сделались еще глубже, брови почти сошлись у переносицы.— Нет, Жень, не скажу… Из театра девчонки приходили — было дело, потом женщина какая-то в возрасте… Парень тоже один заглядывал, но давно. И то как-то так несерьезно: пару раз появился — пропал… А так, чтобы в последнее время… Нет, не видела, зря говорить не буду!Разговор, последние пять минут топчущийся на месте, окончательно зашел в тупик. Я тоскливо выловила пару ягодок из розетки с клубничным вареньем и положила их в рот:— Но может, она хоть что-нибудь вам о нем рассказывала? Вы же вроде общались, разговаривали… Имя или где работает? Ну хоть что-нибудь!И снова ответ был отрицательный, как ни напрягала тетя Паша подточенную алкоголем память. Да, Наташка отшучивалась, что он в принципе есть, что и красивый, и умный, и небедный, но почему-то ни разу не приводила его в дом и не показывала никаких фотографий.Приметы, мягко говоря, оставляли желать лучшего: красивый, умный, небедный. Даже при моих несколько завышенных требованиях к мужской внешности и интеллекту, в одной Москве подозреваемых набралось бы, как минимум, с десяток тысяч. Оставалось только поблагодарить радушную хозяйку за чай и засим откланяться…А в театр идти не хотелось. Ох как не хотелось!Разговор с тетей Пашей безжалостно напомнил мне еще и о том, что в «Эдельвейсе» вполне может быть милиция. Погибла Наталья. Возможно, хватились Бирюкова. А тут еще добрые тети из коммуналки, что называется, подсиропили, рассказав следователю о моем погибшем женихе. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы свести воедино три ниточки и понять, что рядом с каждым из убитых неизменно всплывает мое имя! Призрак тюрьмы маячил на горизонте все более и более явственно.Однако другого выхода у меня просто не было. Я могла либо выпутаться сама, разгадав эту чудовищную шараду, либо по уши увязнуть в такой трясине, из которой не сумеет вытянуть даже суперопытный адвокат…Вестибюль театра встретил меня сквозняками, гуляющими по углам, и мрачным, могильным молчанием. Пустые гардеробные вешалки вздымали к потолку свои черные чертовы рожки, на плюшевой скамейке валялась порванная и заляпанная афиша. Вахтерша, правда, уверяла, что в костюмерной кто-то есть, да и администратор «где-то тут слонялся», но в это слабо верилось. Театр неуловимо напоминал корабль, покинутый командой и уже готовящийся пойти ко дну."Опять «Летучий Голландец», — подумала я, вспомнив машину, брошенную в мерзлом вечернем парке. — Просто дурдом какой-то… Кстати, и дур-дома в моей теперешней жизни хватает. Но кто бы мог подумать? Наташа! А теперь еще Ольга запсиховала и ударилась в мистику! Высшая кара ее, видите ли, пытается настичь! Всадники Апокалипсиса скачут и склянками с цианидами размахивают! А если учесть, что они же порубали Леху с Вадимом Петровичем, то не архангелы получаются, а просто какие-то секьюрити мафиозных структур…Не-ет! Здесь не мистика и не колдовство! Здесь что-то совсем другое!"Как ни странно, в костюмерной действительно разговаривало радио и горел свет. Женщина в серой пушистой кофте, стоящая спиной к двери, гладила испанскую юбку в пышных и ярких оборках. На мое деликатное покашливание она никак не отреагировала, зато в дальнем углу послышался какой-то шорох. Через минуту на фоне кронштейна, прогибающегося под весом костюмов, нарисовалась знакомая фигура Аладенской. Двумя пальцами местная прима держала дымящуюся сигарету, свободной левой рукой ощипывала с красного джемпера-"лапши" прилипшие обрывки ниток.— О! Евгения… как вас, простите… Игоревна? — В голосе ее послышалось великосветское снисхождение и даже ирония. — Давненько вас не было видно. Как, впрочем, и Вадима Петровича… Он, кстати, когда уезжал на похороны, случайно, не упоминал, сколько человек из родни у него на этот раз скончалось?Чисто теоретически я, конечно, не должна была отвечать за прилежание и поведение дяденьки режиссера и в другой ситуации непременно бы огрызнулась. Но сейчас меня несказанно обрадовал тот факт, что Бирюкова еще всерьез не хватились. А тут еще и костюмерша обернулась и улыбнулась мне гостеприимно и почти по-матерински.— Нет, не говорил. — Я осторожно пожала плечами. — Мы с ним договаривались только на неделю… Но я тут, собственно, по другому поводу:Наташа Каюмова…— Да! Вот, кстати, еще и Наташа! — Аладенская собрала наконец ощипанные нитки в пучок и швырнула их прямо на пол. — Что за странная тенденция?! Люди вокруг вас просто эшелонами пропадают! Вам известно, что она не явилась на «Сказки Гофмана»? Пришлось Леночку Масальскую срочно с больничного вызывать.Воистину, милиция проявляла странную медлительность, однако мне это было только на руку. Выходит, в театре вообще ничего не знали! Еще могли острить на тему исчезновения людей, наивно полагая, что это смешно!. «Люди пропадают вокруг вас целыми эшелонами». Ха-ха-ха! Просто ухохотаться! Если бы эта рыжая прима с толстым слоем карминовой помады на губах могла догадаться, насколько близка она к истине! Но ее счастье заключалось в том, что она не имела ко всей этой истории ни малейшего отношения, хоть и играла в «Гамлете» злосчастную Гертруду.— Не явилась? — Мои глазки предательски забегали. Так фальшиво я не изображала удивление даже на вступительных экзаменах в театральном училище. — Надо же, как странно!.. Впрочем, примерно этого и нужно было ожидать.Конечно, рано или поздно в театре все равно узнали бы об ужасной гибели Наташи Каюмовой. Но мне не хотелось, чтобы известие об этом слишком быстро связали с моим именем. И так уже, пусть в шутку, пусть без задней мысли, но все же заикнулась мадам Аладенская об исчезающих вокруг меня людях!— Интересно, а почему этого нужно было ожидать? — Темные брови примы сложились высоким домиком.— Понимаете, Наташа написала мне в записке, что переезжает к своему жениху, а ни адреса, ни телефона не .оставила, хотя и знала, что мне очень нужно будет ее найти… Вот я и подумала: что-то здесь не так. * * * Костюмерша вздохнула, отключила утюг и вместе с испанской юбкой спряталась за кронштейном с костюмами.Я по-прежнему как незваный гость мялась на пороге.— Да вы проходите, проходите! — подозрительно любезно пригласила Аладенская, в очередной раз затянувшись сигаретой, и, спохватившись, крикнула через плечо:— Ирина Григорьевна, можно?Из дальнего угла донеслось невнятное «можно, конечно». Я вошла.— Значит, загуляла наша Наташа!— Нет, не загуляла, просто…— Загуляла-загуляла. — Она кивнула мне на кресло, а сама убрала со стула недошитую юбку с крупными стежками наметки и села, закинув ногу на ногу. Ноги у нее были красивые и ровные, лицо — породистое. Предстоящий разговор ее, похоже, несказанно радовал. — Ну что ж! Ладно, хоть вы предупредили… выходит, два спектакля на следующей неделе автоматически вылетают?.. Вас она, я так понимаю, тоже сильно подвела?— Вот по этому поводу я вообще-то и зашла… Вы не могли бы подсказать, что у нее за жених? Где его искать хотя бы?— Жених? — Прима многозначительно усмехнулась. — Боюсь, Евгения…Игоревна, что огорчу вас: искать вам его придется очень и очень долго.— В каком смысле?— В том смысле, что она вас обманула. Не знаю, правда, зачем. Но никакого жениха у нашей Наташеньки нет: так, тень, фантом!При слове «тень» мне едва не стало дурно. Аладенская же, не заметив моей безвольно отвисшей челюсти, с явным удовольствием продолжала:— «Наташенька у жениха» — это примерно то же самое, что «Вадим Петрович на похоронах». Вы, кстати, знаете, что такое — «Вадим Петрович на похоронах»?Это значит, что он в запое! А Наташа? Она давным-давно нас сказочками потчует то о сыне министра, то о бизнесмене, то о каком-то безвестном женихе, объединяющем в себе все мыслимые и немыслимые достоинства!; Честное слово мы уже ее как радиосериал слушаем!.. Правда, Ирина Григорьевна? * * * Из-за кронштейна снова послышалось невнятное «конечно».Сигарета у Аладенской потухла. Она взглянула на нее с оттенком легкого сожаления и, прощально щелкнув ногтем по фильтру, выкинула в пустую литровую банку.— В общем, вот так, Евгения Игоревна! Я ведь Наташу отчасти понимаю. Не складывается у девчонки личная жизнь, а ей не хочется выглядеть невезучей. Вот и придумывает себе любовь со сказочным принцем. Наивно это все, конечно, и смешно, но…Аладенская произносила слова так, будто читала со сцены привычный монолог с давно заученными интонациями. Существуй в природе такая роль, ее несомненно доверили бы играть рыжеволосой приме — красивой, немного усталой, светски-снисходительной. Однако сейчас меня очень мало интересовал сей мини-спектакль, затеянный с единственной Целью — в очередной раз подчеркнуть тот факт, что мадам Аладенская, несмотря на возраст, гораздо привлекательнее, умнее и удачливее молодых коллег. Мне хотелось одного — получить ответ на свой вопрос.— Извините, но неужели у нее так никого никогда и не было? Никого, кто бы ухаживал за ней, провожал домой?— Нет! Представьте себе! И знаете почему? Потому что она сама загнала себя в эту нелепую ловушку! После всего того, что Наташа нам тут рассказывала, ей уже просто неловко было бы представить нам какого-нибудь обычного, заурядного мужчину. Вот и приходилось врать все дальше и дальше…— Значит, никто и никогда ее жениха не видел?— Естественно! Она говорила, что ему недосуг. Все, конечно, понимали, в чем дело, но делали вид, будто верят. У нас, видите ли, очень доброжелательные, здоровые отношения внутри труппы. Вот и когда вы пришли… А что, кстати, у вас с режиссерской стажировкой? Она закончилась? Как-то вы внезапно исчезли — не сказали ничего, не попрощались…— Заболела, — я виновато улыбнулась, — а потом почему-то решила, что Вадим Петрович уже на работу вышел.Аладенская моим ответом удовлетворилась, в знак чего кивнула понимающе и благосклонно. Ирина Григорьевна наконец выползла из-за кронштейна в ворохе старых кринолинов.Уже втроем мы поболтали еще минут пять, но и этот разговор не дал абсолютно ничего. Точнее, он лишь подтвердил слова тети Паши об абстрактном женихе, наделенном множеством добродетелей и одним существенным недостатком — чрезмерной таинственностью. В театре в то, что жених существует, не верили, соседка над этим как-то не задумывалась. А я? Я, пожалуй, склонялась к мысли, что он все-таки был, но почему-то очень не хотел лишний раз светиться. Судя по последним событиям, на это у него имелись весьма и весьма веские причины… * * * Вернулась я уже затемно. Ольга молча открыла мне дверь и тут же прошла обратно в комнату. Я сразу поняла, что ни к салату, ни к чаю она не притрагивалась. Зато на журнальном столике стояла распечатанная уже бутылка мартини, в блюдце рядом с бокалом дымилась сигарета. Опустившись На тахту, Ольга стряхнула с нее длинный, легкий столбик пепла и остановилась взглядом на моей растрепанной челке.— Не седеете, Женя, — проговорила она бесцветно, с едва различимым оттенком горькой зависти, — а я седею. Пока вы ходили, три совершенно белых волоска у себя нашла… Вы-то, как я понимаю, не нашли абсолютно ничего?Разговор уже, естественно, шел не о волосах.— Ничего существенного. — Я села рядышком и стянула через голову джемпер.— Так и должно было быть. Так и должно… — Она кивнула, соглашаясь с какими-то своими мыслями, раздумчиво побарабанила ногтями по полупустой бутылке и вдруг почти озорно улыбнулась:— А вы не знаете, какие симптомы отравления медленно действующим ядом?От такого, с позволения сказать, «вопросика» мурашки побежали у меня по коже в темпе спринтерской гонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46