– Пришла, – сказала она, улыбаясь.
Он накрыл ее плечи рукой и направился к двери.
– Погоди-ка, – сказала Линдси и вытащила камеру из сумки. – Улыбаемся! – сказала она. Она проворно сновала вокруг него, фотоаппарат беспрерывно щелкал, кадр шел за кадром.
Дэн засмеялся, широко развел руки и картинно откинул голову.
– Почему не вылетает птичка? – спросил он. – Я так ее люблю.
Линдси не могла не рассмеяться вместе с ним и вдруг, посмотрев в небо, подумала, что их смех – такой прекрасный, свободный и немыслимо живой, не мог не быть чем-то материальным. Качая головой и удивляясь собственной глупости, она последовала в здание через открытую Дэном дверь. Они оказались в маленьком холле с тремя запертыми двустворчатыми дверьми в стене напротив.
– Как тут тихо, – прошептала Линдси.
– Точно. Теперь послушай, Линдси. Тебе нужно получить кратенькую информацию о том, что я буду играть. Это будет кульминационная сцена из третьего акта пьесы. Парнишка вернулся домой из Вьетнама и узнал-таки, что за время его отсутствия жена завела любовника. Он идет на улицу, долго разговаривает с ночными звездами, спрашивает, их ли мерцание он видел однажды в джунглях. Затем рассказывает им, что он там выделывал, весь этот кошмар, а дальше – о том, что узнал о жене. Улавливаешь?
– Да, – закивала Линдси. – Все это звучит ужасно грустно.
– Что есть, то есть, ангел мой, такова жизнь. Итак. Я буду представлять, что ты – это звезды. Я буду говорить с тобой. Я не смогу тебя видеть, но буду знать, что ты – там. Ты – мое средоточие. И только ты будешь для меня существовать. Идет?
– Идет. Ты нервничаешь?
– Не то слово. Мне нужно во что бы то ни стало получить эту роль. Она моя, я это ощущаю всей кожей.
– Покажи им, где раки зимуют, О'Брайен. – Она провела своими губами по его губам. – Сломай руку, или ногу, или что там тебе предписано по роли.
– Оставь эти глупости, – сказал он, ухмыльнувшись. – Я все устрою так, что роль будет моей.
Одна из деревянных дверей открылась, и оттуда высунулась голова.
– О'Брайен?
– Точно.
– Ваша очередь. Поторопите свою задницу.
– Просто очаровательно, – пробормотала Линдси.
Дэн быстро поцеловал ее и бережно усадил на последнее сиденье в заднем ряду, а сам пошел по проходу, расстегивая на ходу куртку.
Когда глаза привыкли к темноте, Линдси огляделась. Потом сняла куртку и положила сумку на пол – ей показалось, что она находится в холодной и сырой пещере. По спине поползла дрожь. Единственное пятно света было где-то вдалеке – на сцене.
Не нравится ей это место, подумала Линдси. Не хочется ей приходить сюда, в мир притворства, где не было ничего реального, настоящего, во что можно было бы поверить. Господи, нет, она не может оставаться здесь, в этой ужасной темноте, которая, казалось, обвивалась вокруг нее, высасывая воздух из легких.
– О'Брайен! – прогремел голос. Линдси подпрыгнула в кресле. – Валяй. Гони свой кусок. Мы не можем убивать на тебя целый день, малыш.
Дэн вступил в круг света, и Линдси окаменела на своем сиденье. Он был весь в черном: черные брюки, черный свитер, темные волосы, поблескивающие на манер вороньего крыла. Звук ее сердца заполнил все на свете, и она судорожно стиснула руки на коленях, каждая мышца тела напряглась.
– Я готов, – сказал Дэн.
– Тогда начинай, – раздался голос из темноты.
Дэн вышел из круга света, затем снова появился в нем, сделал несколько медленных шагов, остановился. Он посмотрел вверх, как бы на небо, затем перевел взгляд на зрительный зал. Их разделяли ряды сидений и гнетущая темнота, но Линдси почувствовала, как их глаза встретились. Она ощущала напряженность, с которой он смотрел на нее, и очнулась от щемящей боли в груди: оказалось, она задержала дыхание. Линдси соскользнула на край сиденья и вцепилась в спинку переднего кресла, не замечая боли в пальцах.
Ее глаза были прикованы к Дэну.
И вот он заговорил.
Он изливал все свои горести звездам, которыми была она. Линдси забыла про темноту, холод исчез, театра больше не существовало. Были Дэн и слова, которые он говорил ей, звеневшие от муки и отчаяния. Он протянул к ней руки, уронил и вновь продолжил говорить срывающимся от переполнявших его чувств голосом, рассказывая про ужасы, свидетелем которых был, о всем том, что потерял.
Слезы текли по лицу Линдси, горячий комок застрял в горле. Не сознавая, что делает, она встала и начала медленно приближаться к нему по проходу. Слезы лились потоком, падали на воротник, на свитер, пока она шла.
– Господи, за что? – сказал Дэн со стоном. Он воздел сжатые кулаки к небу.
А потом установилась тишина.
Дэн уронил руки и тряхнул головой, словно выходя из транса, и в этот момент Линдси подошла к первому ряду. Она всхлипнула, и звук этот показался криком в тишине зала. Дэн вздрогнул и пристально посмотрел на нее.
– Смотрите, – сказал один из мужчин в первом ряду. – Смотрите на нее.
– Черт меня побери, – сказал другой голос.
– Дэн? – прошептала Линдси.
– О, Боже, – сказал Дэн. Он подбежал к краю сцены, спрыгнул в проход и, приблизившись, прижал к себе. – Ну-ну-ну, – сказал он, баюкая ее. – Не плачь. Все в порядке, Линдси, посмотри на меня. Это только роль, роль, которую я играл, вспомни, что я тебе говорил.
– Пусть дадут свет в зале, – крикнул один из мужчин.
Вокруг вспыхнул свет. Линдси заморгала, затем ее глаза в ужасе расширились. Она вырвалась из рук Дэна и, побледнев, огляделась.
– Господи! Я прошу меня простить, мне очень жаль, – торопливо сказала она, стирая со щек слезы. – Я не заметила, как пришла сюда, и… О, пожалуйста, – обратилась она к двум мужчинам, поднявшимся со своих мест. – Дэн тут ни при чем. Не вините его. Я не знаю, что это такое со мной. Я просто… Ему было плохо, и я… Извините, мне так жаль…
– Все в порядке, Линдси, – сказал Дэн, обнимая ее за плечи. – Ну-ну. Ты у меня ведь умница. Я здесь, я рядом.
– Ну, О'Брайен, – сказал один из мужчин, пробираясь в проход, – пусть ваш агент звонит и обговаривает условия.
– Что? – спросил Дэн, бессмысленно глядя на мужчину.
– Черт! Вы чуть не вышибли из меня слезу, – сказал тот, – а ведь при мне эту роль исполняли минимум десять раз. Видимо, ваша дама не видела вас раньше в этой роли?
– Нет, не видела, – сказал Дэн.
– И вы сразили ее под корень. Итак, О'Брайен – роль ваша!
– И это без дураков, – сказал другой мужчина, присоединяясь к ним. – Ты меня вывернул наизнанку, малыш. У тебя наверняка было в прошлом что-то схожее с этим парнем, но так преподнести все это сейчас? Знай, что если меня снова начнут мучить кошмары о Вьетнаме, я подам на тебя в суд. Ты здорово сыграл, О'Брайен. Чертовски здорово! Будь здесь в восемь утра через три дня, и приготовься работать как черт. Мы открываем сезон через месяц. Мои поздравления.
– Спасибо, да, спасибо, – сказал Дэн, наконец-то улыбнувшись. Он пожал руки каждому из присутствовавших. – Спасибо. Вы не пожалеете, обещаю.
– Скажите вашему агенту, что я хочу связаться с ним сегодня. Ну, а теперь убирайтесь отсюда. Нам еще работать и работать. Сводите свою даму в хороший ресторан, О'Брайен. Она того заслужила. Ступайте.
– Да, да, мы уходим, ни секунды задержки, – сказал Дэн, хватая куртку. – Пошли, Линдси.
– А? Что? – спросила она, смотря на него стеклянными глазами.
– Победа, ангел мой! – сказал Дэн. – Ну, пошли.
Он взял ее за руку и повел по проходу.
Линдси плохо помнила, как они выходили из театра. Она обнаружила только, что стоит на тротуаре, в руках – куртка и сумка, а секундой позже ее бережно целует Дэн О'Брайен. Глаза ее широко раскрылись, и Дэн, ухмыльнувшись, легонько встряхнул ее за плечи.
– Линдси, приди в себя, милая, – сказал он. – Ты где-то в четвертом измерении?
Линдси захлопала глазами.
– А? О-о! О-о! Дэн, мне так совестно. Я…
Он быстро поцеловал ее.
– Слушай меня, красивая глупышка! Я получил роль! Линдси! Мы вместе добились этого. Я играл для тебя, и это сработало. Я знал, что так будет, что все на этот раз пойдет иначе. Я чувствовал…
– Да, роль твоя. Они ведь, кажется, сказали об этом? Боже, я так счастлива за тебя. Ты был чудесен! Я так боялась, что все испортила. Я не заметила, как встала на ноги и пошла, клянусь тебе. Просто вдруг я оказалась там, перед сценой, мне нужно было успокоить тебя.
– Боже, Линдси, я так люблю тебя, так люблю! – Он взял из ее рук куртку и подал ей. – Вот, оденься, а то простудишься. А теперь мне нужно заехать к себе на квартиру, позвонить агенту, маме… всему миру, черт возьми!
Линдси накинула куртку и прижала к груди сумку. Дэн трещал, как заведенный, и, притиснув ее к себе своей лапищей, повел по тротуару.
Линдси через плечо оглянулась на театр и насупилась. Ее била дрожь, и температура окружающей среды не имела к этому никакого отношения.
Квартира Дэна располагалась на четвертом этаже старого многоквартирного дома.
Линдси имела представление о таких домах лишь благодаря тому, что видела что-то подобное в одном из фильмов Джейка.
Линдси трудно было поверить в реальность существования такого рода трущоб, в то, что люди могут жить в подобных условиях. Когда они зашли в холл на первом этаже, в нос шибанул запах чеснока и пота.
– Следуй за мной, – сказал Дэн весело. – И ничего не бойся. Ползучие твари знают поступь индейца и разбегаются, сломя голову, едва заслышав, как я поднимаюсь по ступенькам.
– Ползучие твари? – спросила Линдси, с тревогой глядя на пол.
– Тараканы, крысы, все, кто угодно. Едят они немного, но я бы и с них стребовал квартирную плату, чем они в конце концов лучше нас? Тебе, вероятно, тоже приходится иметь с ними дело. Свободные фотографы в начале своей карьеры тоже ведь не живут в дорогих кварталах, я правильно понимаю?
– О, да, разумеется. Иди вперед, я за тобой, – сказала она, натужно улыбаясь.
Дэн зашагал вверх по лестницам.
– О, Боже, Линдси Уайт, я готов вознестись на крыльях. Просто не верится. Когда они сказали, что роль – моя, я едва не умер на месте. Я…
Линдси никак не могла сосредоточиться и вникнуть в смысл непрекращавшейся болтовни Дэна. Она осторожно поднималась по лестнице, гнилые доски скрипели и стонали, а она еще сильнее прижимала сумку к груди, не желая дотрагиваться до грязных перил. Чем выше они поднимались, тем более спертым становился воздух, а букет запахов – просто невообразимым. Людей на этажах почти не было, но стены испещрены надписями на самых различных языках. Попадались неприличные надписи: одни относились к конкретным людям, другие – ко всему человечеству. Имена возлюбленных с сердечками и стрелами Амура встречались на каждом шагу, так же как и названия местных уличных банд (по крайней мере, так определила Линдси). Кричал младенец, на него орал мужчина, требуя, чтобы он замолчал, пронзительно визжала женщина. Это было ужасно, как в кошмарном сне, и Линдси приходилось бороться, чтобы удержать себя от желания стремглав побежать вниз по ступенькам, на улицу. Год путешествия не подготовил ее к возможности столкновения с таким ужасом. Люди действительно жили здесь, день за днем, год за годом, занимались любовью, спали, просыпались, встречали новый день, и все начиналось снова. И то, что Дэн О'Брайен – часть этого сумасшествия, было выше ее понимания.
Не полагается Дэну жить здесь, думала она, тащась за ним. Красивому, чувствительному, счастливому, полному жизни Дэну О'Брайену. Этот мир способен разрушить человеческую душу, загасить сияние духа, уничтожить в зародыше всякую надежду, мечту, желание жить. В ком угодно. Но не в Дэне, подумала она, поглядев вверх на его широкую спину.
Он каждую секунду мог взорваться от избытка веселой жизненной силы. Он никогда не отказывался от своей мечты. И даже этот сырой и вонючий мусорный ящик – его жилье, был доказательством целеустремленности в достижении поставленной цели.
Линдси осторожно переставляла ноги и шла дальше, стараясь не обращать внимания на легкие приступы тошноты.
– Еще один пролет, – сообщил Дэн. – Зато поневоле приходится держать форму.
Кажется, я начинаю понимать, подумала Линдси. Удивляться, что Дэн может жить здесь, а тем паче – задевать его гордость, давая понять, что ей не нравится место, где он спит и ест, было бы ошибкой. Она просто не имеет права на это. Его жажда успеха и стремление к цели слишком сильны, чтобы обращать внимание на бытовые мелочи.
И он его добился! На лице Линдси засияла улыбка. Она была свидетельницей его успеха в театре, потрясшего ее нервы. Она лицезрела его невероятный талант перевоплощения и плакала навзрыд при виде мучений человека, показанного им на сцене. Дэн-актер стоил Дэна-человека.
Улыбка Линдси погасла, стоило ей вспомнить о театре. Боже, какой ужас! Все кнопки разом оказались нажатыми, так что она совершенно утратила контроль над собой. Эмоции прорвались наружу, обнажив всю ее душу. Ей было очень неприятно после всего проделанного над ней, и гнев на Дэна, главного виновника происшедшего, захлестнул ее. Она не хотела быть частью его придуманного мира.
Но ей нельзя и намеком обозначить свое огорчение. Для Дэна это момент триумфа, и она должна разделить с ним его радость. Искренне счастливая за него, она на этом и сконцентрируется. А то, что ей ненавистна сама суть его ремесла, останется тайной, известной только ей. Пусть он пребывает в эйфории.
– Дом, милый дом, – сказал Дэн, доставая ключ из кармана. Он открыл дверь и, распахнув ее, торжественно отступил назад.
– Сударыня, добро пожаловать в мое скромное жилище.
Улыбайся, сказала Линдси самой себе. Во имя всех святых, улыбайся.
– О, сэр, – сказала она, церемонно кивнув и даже сумев слегка улыбнуться.
Она шагнула внутрь и застыла как вкопанная. Дэн повертелся вокруг нее, а потом, прикоснувшись к спине, слегка толкнул, чтобы можно было закрыть дверь. По мере того как взгляд скользил по убранству комнаты, глаза ее расширялись, а рот непроизвольно открылся.
– Отличная мухоловка, – заметил Бен, не отводя от нее глаз и медленно расстегивая куртку.
Линдси торопливо закрыла рот.
– Тут… тут очень мило, – сказала она, не в силах тем не менее скрыть потрясение, после чего медленно прошла вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39