Я сделаю все, что в моих силах.
Серый костюм кивнул и направился к выходу. Я заметил, что за ним последовали двое мужчин. Я повернулся к Полю.
— Телохранители? Поль кивнул.
— Во Франции без этого нельзя. Мы не знаем, кто придет к власти, когда все это закончится.
— Я думал, что де Голль, — удивился я.
— В стране есть очень влиятельные политики, которые не хотят, чтобы армейский генерал становился президентом или премьером Франции, — объяснил мне Поль. — А наш генерал — голлист.
— Тогда он может не беспокоиться о будущем.
— Об этом мы узнаем только после войны, а пока надобно собирать урожай по мере его созревания.
— Я и не знал, что ты философ.
— Я не философ, а прагматик. — Поль улыбнулся. — Я считаю, что в этом мире ключевое слово — деньги. Если они у тебя есть, ты получишь то, что хочешь, и никто не будет тебе досаждать.
— Именно таких взглядов придерживаются французы?
Поль рассмеялся.
— За французов говорить не могу. Я корсиканец. А теперь наливай себе коньяка и наслаждайся жизнью. У меня есть кое-какие дела, но я вернусь к окончанию первого шоу.
Я выпил три порции коньяка, дожидаясь, пока Жизель появится на сцене. А потом аплодировал ей, как сумасшедший: очень уж она была хороша. Поль появился за столиком, когда шоу завершилось и аплодисменты перешли в овацию.
— Она очаровательна, не так ли?
Я кивнул.
— Более чем. Фантастическая женщина. И я говорю так не потому, что перебрал коньяка.
Поль положил руку мне на плечо.
— Джерри, я скажу своему шоферу, чтобы он отвез тебя и Жизель домой.
В квартиру мы вошли в начале первого.
— Я сварю кофе, — предложила Жизель.
— Не обязательно. Я не пьян.
Жизель рассмеялась.
— Я знаю, но мне надо поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты остался в живых после того, как выполнишь заказ и закончится война.
Я уставился на Жизель. Хмель как рукой сняло.
— Тебе известно что-то такое, о чем не знаю я?
— Ты должен помнить, что они корсиканцы.
— Даже генерал?
— Именно генерал. Среди корсиканцев он занимает едва ли не самый высокий пост. Он служит во французской армии, потому что верит в де Голля. Считает, что тот поддержит его в отделении Корсики от Франции и провозглашении острова независимым государством.
— Я ни шиша не смыслю во французской политике. А если де Голль не поддержит его?
— Начнется очередная гражданская война. Корсиканцы попытаются любым путем отделиться от Франции. И твоя работа на корсиканцев может закончиться плохо. Если французы не бросят тебя в тюрьму, то корсиканцы могут убить, потому что ты будешь слишком много знать об их делах.
— Господи! — Я не отрывал от нее глаз. — Зачем ты мне все это говоришь? Ты же подвергаешь опасности и свою жизнь.
Жизель рассмеялась.
— Я стриптизерша, а не Мата Хари. И я никак не задействована в их планах.
— Но ты же мне все о них рассказала. Жизель встретилась со мной взглядом.
— Я дура. Совсем как моя сестра. Она влюбилась в немца, а я — в американца.
Я взял Жизель за руку. Девушка прильнула ко мне.
— Я знаю, что ты не любишь меня, — прошептала Жизель. — Но мне все равно. Я тебя люблю, а это главное.
— Я тебя не понимаю, — честно признался я.
— Я француженка. Так что понимать тебе нечего. Пока мы здесь, мы будем любить друг друга. Я поцеловал ее в мягкие дрожащие губы.
— Когда-нибудь ты меня полюбишь? — прошептала Жизель.
— Я уже тебя люблю.
Какая же она была красивая. Но совсем не такая, как на сцене. Там у нее все было больше: налитая грудь, крутые бедра, длиннющие ноги. В спальне она словно уменьшилась в размерах. Превратилась в юную девушку с яркими синими глазами и доверчивым лицом.
Раздевшись, Жизель встала передо мной.
— Француженки не такие крупные, как американки. Ты удивлен?
— Нет. — Я коснулся упругой кожи. — Только на сцене ты выглядела иначе.
— Я и там такая же. Просто в костюмах в соответствующих местах вставлены накладки, поэтому, когда мы раздеваемся, зрители видят то, что представляли себе несколькими минутами раньше.
— Я ничего не знаю о шоу-бизнесе. Но здесь ты еще прекраснее, чем на сцене.
Она прижала мое лицо к своей груди, потом заставила двинуться ниже, по животу, пока я не добрался до ее «киски». Я почувствовал губами ее набухший клитор, и тут она закричала: «Не могу больше сдерживаться! Не могу!»
Жизель крепко держала мою голову между своих ног, окатив мне лицо горячей мочой. И не отпускала, пока ее тело не перестали сотрясать волны оргазма. Потом она посмотрела на меня.
— Ты сердишься?
— Нет, — ответил я. — Но мне нужно полотенце. И я оставляю за собой право окатить тебя золотым душем, какой ты устроила мне.
— Я тебя люблю. — Жизель нежно похлопала меня по мокрой от мочи щеке. — У тебя есть право делать все, что ты захочешь.
— Годится, — кивнул я. — Значит, теперь мы можем потрахаться?
ГЛАВА 9
Я очутился в новом мире. Никогда раньше я не жил с женщиной. С Китти у нас все было не так. Мы не могли ни остановиться, ни оглянуться. Только и делали, что срывали друг с друга одежду. Но мы и не жили вместе. У меня была своя квартира, она жила у отца. Мы все время за чем-то гнались. То за плотскими утехами, то за деньгами. И лишь теперь я осознал, что желания Китти совершенно не совпадали с моими. Ее обуревала жадность. Ей хотелось денег, секса, власти. Я же в силу своей молодости воспринимал жизнь сквозь розовые очки. Вот почему Китти так легко переметнулась от меня к Гарри. Я стал лишь ступенькой на той лестнице, по которой она поднималась к вершине.
Оставалось только гадать, почему я тогда этого не понимал. К сожалению, не видел того, что бросалось в глаза и Бадди, и Рите. Но в то время я бы им не поверил, даже если бы они попытались просветить меня.
Жизель стала для меня откровением. Она любила. Она не жаждала денег или власти. Она знать ничего не хотела, кроме одного: любви, которую дарила и в которой нуждалась сама. А в то тяжелое время любовь мы могли выразить только в сексе.
Мы как раз закончили сборку первого из двух джипов, которые Поль попросил выкрасить в черный цвет, когда начали поступать джипы под следующий заказ. Прошел день, другой, третий, и я заволновался. Джипов становилось все больше, я опасался, что у нас не хватит места для их хранения. Я дал знать полковнику. Тот велел мне не волноваться. Вызванные мною механики ожидались на следующей неделе.
Прошло еще несколько дней. Жизель ушла на работу, а я сидел на кухне и слушал «Голос Америки». Неожиданно в дверь постучали. Особым стуком, какого я уже давно не слышал. Один удар, второй, два подряд, потом опять один. Еще не открыв дверь, я знал, кто за ней стоит.
— Бадди! — Я улыбался во весь рот.
Он похудел и, похоже, еще вытянулся. Мы крепко обнялись. Тут я заметил синеглазую блондинку, которая стояла за его спиной.
Бадди сиял как медный таз.
— Джерри, познакомься с моей женой Уллой. Я вытаращился на него.
— Ты женился?
— Так уж получилось, что она выбрала меня. Я взял девушку за руку. Она нерешительно улыбнулась.
— Улла, добро пожаловать в наш дом. Заходи. Бадди втащил в квартиру две здоровенные сумки.
— Присядьте, — предложил я им обоим. — Я сейчас сварю кофе.
— Кофе — Улле. — Бадди улыбнулся. — А я не откажусь от пива, если, конечно, оно у тебя есть.
Я дал ему бутылку пива, а сам включил газовую плиту.
— Когда ты успел приехать? — спросил я. — И когда женился? Почему ничего не сообщил мне? Бадди глотнул пива, рассмеялся.
— Отвечаю по порядку. Мы с Уллой поженились месяц назад в церкви ее отца в Осло. В Париже мы уже два часа. Времени написать у меня не было. Сразу поехали в клуб, чтобы спросить Поля, нет ли у него на примете квартиры, в которой мы могли бы поселиться. Там я встретил Жизель, и она пригласила нас пожить здесь.
Я смотрел на него. Что-то изменилось. Наконец до меня дошло: Бадди лишился нашивок, он вернулся в Париж рядовым.
— У тебя все в порядке? — спросил я.
— Теперь — да. Жизель сказала, что мы можем занять маленькую спальню, пока не найдем себе квартиру.
— Отлично. Я только уберу оттуда свои вещи.
— А как обстоят дела у вас с Жизель? Это серьезно? — поинтересовался Бадди.
— Думаю, да. Таких чувств я ни к кому не испытывал.
Улла улыбнулась, глядя на меня.
— Я так удивилась, увидев тебя. Я всегда думала, что ты такой же, как Бадди.
— В смысле, черный? — уточнил я.
— Да.
— Мы с ним во всем похожи. — Я рассмеялся. — Только он черный, а я еврей.
— В нашем городе нет евреев. Это очень маленький город. Там живут одни протестанты. Мой отец — лютеранский священник.
— А черные в вашем городе есть? — полюбопытствовал я.
Она все улыбалась.
— Если только приедут в составе джаз-бэнда. Конечно, мы их видим и на киноэкране. Но Осло гораздо более крупный город. Там много и евреев, и черных.
Кофе уже закипел. Я налил Улле полную кружку.
— С молоком? У нас есть хлеб и сыр.
— Хватит и кофе. А больше всего мне хочется спать. Утомила меня эта поездка.
— Тогда бери чашку и иди в спальню. Где туалет, я тебе покажу. Располагайся, как дома. — И вместе с ней я направился к двери.
Вернувшись, достал еще две бутылки пива, одну для себя, вторую для Бадди.
— Улла настоящая красавица. Вы действительно поженились?
Бадди достал какую-то бумагу.
— Как положено по закону. Со всеми подписями и печатями.
Я посмотрел на свидетельство о браке. Все по-норвежски. В углу — изображение короля Норвегии. Ниже — фамилии Уллы и Бадди. Я вернул бумагу.
— Такого я и представить себе не мог. Женатый Бадди!
— Когда закончится война, я хочу привезти Уллу домой.
— А сможет она там прижиться? Гарлем — не Норвегия.
— Возвращаться в Гарлем я не собираюсь. Поеду в Лос-Анджелес или Сан-Франциско. Мы хотим, чтобы у нас были дети.
— Не рано ли об этом задумываться?
— Да нет. — Бадди рассмеялся. — Улла уже беременна.
— Семья у тебя теперь есть. Значит, тебе потребуются деньги.
Он улыбнулся.
— А ты у нас на что? Прочитав в приказе, подписанном стариком, о специальном проекте, во главе которого поставлен ты, я понял, что о деньгах можно не волноваться.
Я кивнул.
— Сегодня ты отдыхай. А утром я введу тебя в курс наших дел.
Бадди поднялся, взял меня за руку.
— Я действительно люблю Уллу. И хочу поблагодарить тебя от нас обоих.
На следующий день Поль нашел для Бадди однокомнатную квартиру. К тому же он взял Уллу в «Голубую ноту» официанткой. Бадди этому очень обрадовался. Тревожило его только одно: недостаток денег. Того, что он получал, ему не хватало. Не прошло и недели после его возвращения из Норвегии, как Бадди вновь организовал казино.
Сержант Фелдер, под непосредственным руководством которого ремонтировали джипы, покатил на Бадди бочку. Он пришел ко мне, жалуясь, что Бадди втягивает солдат в азартные игры. Солдаты, говорил Фелдер, не только теряют деньги, но и отвлекаются от основной работы.
Я вызвал Бадди. Объяснил ему, что он вредит нам всем и что вызывал его не для того, чтобы он ставил палки в колеса.
Бадди мрачно выслушал меня.
— От карт и костей я в день получаю больше денег, чем мы все зарабатываем за неделю. Я могу отдавать тебе двадцать пять процентов. Столько получает и полковник.
— Ты ведешь себя глупо, — отрезал я. — Тут задействован не только полковник, но и французы, и корсиканцы. — Я достал сигарету. — Ты женился. Твоя жена работает у Поля. Поль — корсиканец. Один из тех, кто устроил эту сделку. Корсиканцы — та же самая мафия. Они контролируют практически все. И именно по их приказу полковник дал добро на увеличение численности механиков. Иначе ты так и сидел бы в Норвегии. Хочешь их разозлить? Хочешь, чтобы нас всех убили?
— Я уже имел дело с мафией. Мафиози не такие уж и крутые. Ниггеры из Гарлема держали их в узде, — упрямился Бадди.
— Ты дуреешь с каждой минутой. — Я покачал головой. — Прежде всего, в Париже нет ниггеров, которые могут поддержать тебя. Тут лишь африканцы, а работают они только дворниками да грузчиками в ресторанах. Французы даже не берут их в армию. И второе, не забывай, что здесь ты — белый.
— А если я не буду допускать к игральным столам наших солдат? Среди французов тоже много желающих.
— Если твои игрища не будут мешать работе — пожалуйста.
— Тогда я буду отдавать тебе твою долю.
— У меня и так хватает хлопот. Пусть играют, но только не в казарме. И я не хочу иметь к этому никакого отношения.
— Полковник берет у меня деньги, — ухмыльнулся Бадди.
— Мне плевать. Его дела меня не касаются.
Наша с Жизель жизнь вошла в размеренное русло. С понедельника по четверг народу в клубе было немного, особенно геев, поэтому Жизель возвращалась домой относительно рано. Зато в пятницу, субботу и воскресенье ей приходилось трудиться на полную катушку. Геи любили ее, и в эти ночи она работала до упора. После выступления ее приглашали посидеть чуть ли не за каждый столик. До четырех или пяти утра ждать ее в клубе я не мог. Все-таки в семь утра мне нужно было быть в мастерских.
И вновь Поль пришел нам на помощь. На неделе он разрешил Жизель выступать только в одном шоу.
Нас это вполне устроило. Я дожидался ее в клубе, а потом мы вместе шли домой.
К концу февраля работа в мастерских кипела. Синий и Серый костюмы получали по джипу через день. Бадди и Фелдер выпрыгивали из штанов, чтобы узнать кто получал эти автомобили, но мы с Полем разработали систему, которая не давала осечек. Вечером я подгонял джип к клубу. Там толстяк называл мне адрес, всякий раз новый. В указанном месте меня поджидал рядовой французской армии, которому я вручал ключи, получая взамен конверт со своей долей. Мы обходились без слов. А минуту спустя подъезжал толстяк в стареньком «рено» и отвозил меня в клуб. В те дни, когда Жизель освобождалась рано, я приносил конверт домой и только утром клал его в сейф. По уик-эндам заскакивал в мастерские и сразу запирал деньги на замок.
В первой половине апреля я открыл сейф и сосчитал свои деньги. Получилось двенадцать тысяч долларов. Примерно столько же получил и сержант Фелдер. Остальные — поменьше, но тоже приличные суммы. Бадди, конечно, основной доход имел от своего казино. Сколько он там заработал, я не знал, ню как-то он упомянул, что собирается отослать Уллу рожать домой, дав ей двадцать тысяч баксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37