Иной раз я спрошу у него: «А что же ты будешь делать, если бабушка умрёт?» Так он сразу в слёзы: «Бабушка, родная! Никогда не умирай!»
Она провела рукой по золотистой головке мальчика, расправила складки на его белой рубашечке и одёрнула коротенькие штанишки.
– Сыночек мой, маленький! – проговорила Хаджер-ханым с деланной жалостью. – Я думаю, – продолжала она, обращаясь к Наджие, – что его следует держать подальше от матери. Ну что может дать моему внуку эта женщина, которая годится только в служанки?
– А кто эта «женщина, которая годится только в служанки»? – спросил вдруг Халдун, не глядя на бабушку.
Та спохватилась. И зачем только она всё это говорила при внуке? Ей было наплевать, что эти слова могут дойти до невестки. Но вот если узнает Мазхар…
– Иди, иди, мой милый, погуляй на улице! Я тебе, разрешаю… Подыши свежим воздухом…
Мальчик вскочил и выбежал.
– Внук-то только меня и слушает, – хвастливо сказала Хаджер-ханым. – А почему? Да потому, что обхожденье у меня хорошее. Добра я к нему… И сын тоже без моего слова шагу не ступит. А ведь он солидный человек – мужчина хоть куда! Посмотреть на него – ну лев, просто лев!.. В мою породу пошёл. Бывало, покойная мать рассказывала, что все три её брата были богатырями. Богатыри – просто богатыри! Во всём Караормане никто не мог положить их на лопатки…
– А разве вы из Караормана?
– Ну как же, милая, как же! В Караормане у нас было поместье. Мы ездили туда каждое лето… В то время я была совсем крошкой. Вот такая, не больше Халдуна… Но я хорошо всё помню. Бывало, в хлевах у нас полным-полно скотины: коровы, быки, козы, овцы… А какое было молоко, какие сливки! А дыни, арбузы, виноград! Целыми арбами возили. Нам и смотреть-то на них не хотелось…
Хаджер-ханым сложила губы колечком и пустила струю дыма в потолок.
– Да вот пришлось покинуть родные края…
Всё, о чём сейчас рассказывала Хаджер-ханым, было почти правдой. Почти, потому что поместье, в которое она приезжала летом погостить на недельку-другую, принадлежало не им, а тому богатому старику, которого она называла дедушкой.

Её мать, черкешенка, выросла в доме у этого старика. А потом её выдали за телеграфиста. Бабушка же Хаджер, жившая с ними, когда-то была прислугой при султанском дворе. Она рассказывала детям разные истории о той поре своей жизни. И как-то само собой получилось, что Хаджер-ханым в конце концов стало казаться, будто их род ведёт начало прямехонько от султанского двора…
…Детство Хаджер кончилось рано. Она была шустрой, миловидной, синеглазой девчушкой с маленьким носиком кнопкой. Пятилетняя Хаджер вместе со своей семилетней сестрёнкой носилась по бахчам и полям, усеянным алыми маками. Подует ветерок – и маки колышутся, словно алые волны катятся по полю…
Девочка была строптива, и уличные мальчишки обходили её стороной. Она никогда не давала в обиду старшую сестрёнку и чуть что расправлялась с мальчишками, раздавая затрещины направо и налево.
Маленькая Хаджер была сильно привязана к своему отцу. Ей очень нравился его мундир телеграфиста. Приветливый, весёлый, он умел заразительно смеяться. Только дома ему приходилось быть тихоней. Обычно, придя со службы и пообедав, он усаживался у окна, брал на колени Хаджер и пел ей вполголоса песни. Она клала ему голову на грудь, закрывала глаза и слушала, как бьётся его сердце. Хаджер ласкалась к отцу, как котёнок. От матери она никогда не видела ласки.
Эта женщина – сплошной комок нервов – постоянно сражалась на кухне со своими сковородками и кастрюлями, громыхала медными подносами и бранилась на весь дом. На её лице никогда не появлялась улыбка. Лучше было не попадаться ей под горячую руку. Обычно, когда начинался скандал, отец спешил ускользнуть в дальнюю комнату и подолгу простаивал у окна, выходившего в сад.
…Так всё шло, пока однажды в холодный, дождливый день их семья не покинула селение вместе с толпой беженцев. Хаджер тащила за руку старшую сестрёнку, но та очень скоро выбилась из сил. Она буквально таяла на глазах, как восковая свеча.
– Беги же, беги! – молила Хаджер. – Ну что ты еле тащишься?
Они сразу потеряли из виду отца и мать. Но было невозможно остановиться – они бежали, только бежали, позабыв обо всём…
Кто-то поднял и усадил девочек на высокую арбу, набитую каким-то скарбом. Прямо перед ними торчали большие рога. Сёстры дрожали от холода, их платья промокли насквозь.
Куда их везут? Кто этот старик, погоняющий буйволов? Он так участливо посматривал на них… Но не произносил ни слова. А они ни о чём и не спрашивали. Им было всё равно… Вокруг ни родных, ни близких – одни на всём белом свете!
Прошло много дней. И однажды арба въехала в большой город. Повсюду виднелись серебристые купола. Кто-то сказал: «Вот и Эдирне!» Хаджер никогда и не слыхала, что есть такой город.
Вскоре их разлучили. Старшую сестру удочерил какой-то измирский купец. Она плакала, молила взять вместе с ней и Хаджер. Но всё было тщетно. Девочку унесли, а Хаджер стало так больно, словно у неё вырвали кусок сердца. Но она не плакала, и лишь, насупив брови, с ненавистью смотрела на людей, отнявших сестру.
Зато по ночам, лёжа на жёсткой подстилке, она оплакивала своих близких…
Хаджер отказывалась от еды и сильно тосковала. Но вот пришёл и её черёд. Девочку повезли в Стамбул и приставили нянькой к разбитой параличом малолетней дочери члена военного суда. Маленькой госпоже надо было угождать во всём.
Детство и отрочество Хаджер прошли в стенах большого мрачного дома в заботах о больной дочери важного чиновника, стирке белья и уборке многочисленных комнат и в побоях, которые ей доставались ни за что ни про что.
Жена чиновника – высохшая, рано постаревшая женщина – носилась по всему дому, подобно чёрному суховею. Страдала ли она от бессонницы, ссорилась ли с соседями, горевала ли о том, что её дочь постигла такая судьба – во всём была виновата Хаджер.
Но ничто – ни побои, ни работа, от которой из-под ногтей выступала кровь, ни выпадавшие ей невзгоды – не смогло подавить в маленькой служанке волю к жизни. Наоборот! Наперекор судьбе Хаджер стремилась к счастью! Она думала: «Выжить, только бы выжить!»
В четырнадцать лет она уже строила планы на будущее. У неё будет свой дом, муж, ребёнок. Нет, не один, а много детей! Она их хорошо воспитает…, Мальчикам даст образование. О, они станут большими людьми – такими, как её хозяин! Они тоже будут носить белые рубашки с накрахмаленными воротничками и во всём походить на члена военного суда. Каким же он выглядит молодцом, а ведь уже в годах!..
Она женит своих сыновей на девушках из знатного рода, они пробьют себе путь к богатству. Затем её семья покинет Стамбул… И прошлое исчезнет навсегда…
Мысли о знатности и богатстве были навеяны Хаджер разговорами жён чиновников, посещавших дом члена военного суда. Она всегда старалась подслушать, о чём толкуют эти нарядные дамы. Когда речь заходила о знатных персонах, Хаджер силилась понять, что же это за люди, которые стоят даже выше её хозяина. Она была уверена, что выше члена военного суда могли быть только министры да ещё падишах…
В её голове оживали смутные воспоминания о рассказах бабушки, прожившей так много лет при султанском дворе! Так почему бы и ей самой не стать важной дамой?
Что ж, она покрепче стиснет зубы и сумеет пережить эти тяжёлые годы. А там… Пусть только вырастет её старший сын – она всем покажет, что такое Хаджер! Она будет жить в богатом доме старшего сына, будет важной госпожой. У них будет много служанок, няньки, а возможно, и гувернеры, когда подрастут внуки…
Честолюбивые мечты совсем завладели маленькой служанкой. В какой-то мере этому способствовал и её хозяин, который подружился с Хаджер. Их сблизило то, что оба были жертвами сварливой фурии. Супруг, уставший от постоянных скандалов жены, искал отдохновения у Хаджер. И эта запуганная девчонка, дрожавшая перед своей хозяйкой, становилась всё более самоуверенной.
Обычно хозяин не спешил возвратиться к семейному очагу. Закончив службу, он отправлял с приставом свой портфель, а сам шёл в одну из кофеен Балыкпазары и засиживался там до поздней ночи. Он возвращался домой навеселе, хлебнув изрядную порцию вина.
Лёжа на своей жёсткой постели в кладовке около кухни, Хаджер не смыкала глаз. Она прислушивалась к каждому шороху, ожидая, когда же наконец послышится звук осторожно открываемой двери.
Хозяин, крадучись, словно кот, проскальзывал в кладовку. Он знал, что девчонке пришлось немало вынести за день, и считал своим долгом приласкать сиротку. Он гладил её по головке и утешал, как мог.
Но девочка подрастала, и постепенно эти отеческие ласки приобрели какой-то другой оттенок. А когда Хаджер минуло пятнадцать, они превратились в любовные объятия…
Лучшие годы своей жизни этот человек провёл подле больной, сварливой жены. И вот теперь любовь к расцветавшей Хаджер, словно расплавленный свинец, обожгла его сердце.
Женское чутьё подсказывало юной Хаджер, как следует себя вести. Едва заслышав, что он поворачивает ключ в замке, она сбрасывала одеяло и, разметавшись по постели, закрывала глаза. Он склонялся над спящей девушкой и жадно её ласкал, а хитрая Хаджер притворялась, будто ничего не слышит. Так и он и она наслаждались этими бурными вспышками страсти. Однако хозяин все ещё не решался переступить границу.
Но однажды днём, сидя на службе, он принял решение. «Это случится сегодня! А почему бы и нет? – рассуждал он сам с собой. – Ведь можно обойтись без скандала… Ну, а если возникнут какие-нибудь осложнения, всегда найдётся выход…»
Он возвратился домой пьянее обычного. Тихонько приоткрыл дверь кладовки, и тут его словно обуял бес… «Что же теперь будет» – спрашивала рыдающая Хаджер. У хозяина ещё не было определённого плана, и он стал утешать девушку, как мог. Но вдруг в его голове мелькнула мысль: «А что, если выдать Хаджер за судебного пристава Исмаила?»
Судья знал, что одинокий Исмаил не закончил и двух классов рушдие. Он очень боялся призыва в армию. А по закону те, кто женился на круглых сиротах, освобождались от воинской повинности. Поэтому женитьба на Хаджер была бы для парня сущим спасением. «Да и Исмаил – настоящая находка для Хаджер!» – рассуждал судья.
Денька через три он завёл разговор с приставом: «Есть у меня в доме сиротка. Приглянется тебе – что ж, в добрый час! Женись!»
Судья говорил всё это покровительственным тоном, а верзила Исмаил, давно уже мечтавший о женитьбе, жадно ловил каждое слово своего начальника.
Не долго думая, Исмаил поспешил к дому судьи. Обычно, постучав в дверь, – он, едва лишь она приоткрывалась, подавал портфель и тут же уходил. Но на этот раз Исмаил нарочно уронил почтенный портфель, и девушке пришлось выйти из-за двери, чтобы его поднять. Она наклонилась, и он увидел не только её золотистые волосы, но и полную грудь. А когда юная служанка подняла на него глаза, Исмаил от радости едва не лишился чувств. Неужели ему предлагали жениться на этой красавице? Значит, господин судья считает его достойным такой невесты? А ведь он был готов жениться хоть на сорокалетней вдове.
Когда наутро судья пришёл на службу, Исмаил, преисполненный благодарности, припал к его руке. Начальник оказался так великодушен, что взял на себя все расходы по свадьбе и даже обещал снять для новобрачных отдельный домик.
В течение месяца судья подыскал новую служанку. Хаджер была выдана за Исмаила и вошла хозяйкой в маленький домик, снятый для молодой четы в районе Сулеймание.
Теперь для Хаджер началась жизнь, о которой она мечтала. Встав спозаранку и подоткнув подол, она с рвением принималась за дела. Все соседи, а особенно судья, поражались её проворству.
В доме Хаджер царили чистота и порядок. Когда она, напевая приятным грудным голосом, принималась скоблить полы, казалось, что под её сильными ногами даже доски поскрипывают от удовольствия. Вещей пока было немного, но Хаджер сумела создать в своём гнезде уют.
Раз в неделю она ходила в старый особняк навестить бывших хозяев. Соседям, жившим в их квартале, говорилось, что судья – её дядя, а его пожилая супруга – тётушка. Ни у кого не было оснований думать, что это не так.
Иногда судья посещал домик Хаджер со своей женой, но чаще всего приходил один. Ничего не подозревавшие соседи, завидев его, кричали Хаджер: «Встречай дядю! Дядя пришёл!»
Теперь этот немолодой чиновник совсем перестал появляться в кабачках. Он проводил у молодожёнов всё свободное время. Начальник мужа не приходил с пустыми руками. Деньги, которые прежде он оставлял в кабачках, теперь шли на подарки Хаджер. Судья не забывал и Исмаила – покупал ему то одежду, то различные предметы туалета. Исмаил считал частые посещения начальника величайшей милостью и начал повсюду представляться в качестве племянника судьи. По протекции новоявленного «дядюшки» он вскоре получил должность секретаря суда. Теперь все просители обращались прямо к нему, и многие дела, которые вёл его «дядюшка», решались при посредничестве Исмаила.
Любовь судьи к Хаджер со временем не только не угасла, а, как это часто бывает с мужчинами, которым перевалило за сорок, разгоралась всё жарче. Он с готовностью выполнял любое желание молодой женщины, воспринимая каждую её прихоть как приказ.
Судья ревновал Хаджер к мужу, но та лишь капризно надувала розовые губки и говорила: «Ведь я его нисколечко не люблю». Хаджер и в самом деле не любила своего мужа. И не только мужа, но и бывшего хозяина. «Исмаил-муж, которого мне дала судьба, а судья – любовник, которого надо терпеть. Вот и всё! – рассуждала хитрая Хаджер.
Сердце её принадлежало артиллерийскому офицеру, жившему на соседней улице. Каждое утро он проходил мимо их дома, держась за рукоятку сабли и подкручивая свои большие светлые усы.
Вскоре офицер догадался о тайной страсти Хаджер. Подходя к калитке своего дома, он частенько заставал здесь Хаджер, мирно беседовавшую с его матерью. Молодая женщина обычно сворачивала ему длинную папиросу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40