Но легат продолжал твердо идти вперед, приближаясь к Утеру и девушке. Он был уверен, что британец не посмеет его ослушаться.Видя, что еще миг и римлянин окажется совсем рядом, Утер вдруг издал дикий вопль, взмахнул рукой и по рукоять всадил нож под сердце Корнелии. Девушка выскользнула из его объятий и тихо сползла на землю. У всех вырвался вздох ужаса. Либон повалился на колени.— Будьте вы прокляты! — закричал британец, повернулся и бросился бежать.Но далеко он не ушел. Селевк в мгновение ока выхватил из-под плаща короткий тяжелый нож, взмахнул рукой и острый клинок, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим звуком вонзился под левую лопатку убегающего британца.Тот секунду стоял неподвижно, потом повалился на колени, уперся в землю ладонями, помотал головой, а затем рухнул на бок, перекатился на спину и замер. Из-под тела быстро расползалось в разные стороны кровавое пятно.Либон поднялся на нога, сделал несколько шагов и вновь упал на колени перед телом Корнелии. Он со слезами на глазах смотрел на спокойное бледное лицо девушки. Никто не посмел ему помешать.Так прошло несколько минут. Потом Либон поднял голову и невидящим взглядом окинул своих спутников.— Теперь я буду мстить, — сказал он глухо, но твердо. — О, я жестоко отплачу за мою поруганную любовь и за жизнь этой несчастной. И в первую очередь я буду мстить цезарю и Ливии. Ведь это они главные виновники моих бед!— Не говори глупостей, Либон, — резко перебил юношу Паулин. — Мы понимаем твое горе...Но молодой человек уже не слушал. Он быстро вскочил на нога и побежал в темноту.— Стой! — крикнул Сабин. — Куда ты?Трибун хотел броситься за ним, но Паулин вдруг жестом остановил его и грустно покачал головой.— Не трогай его, — сказал он. — Будем надеяться, что он сумеет взять себя в руки и поступит как настоящий римлянин. А сейчас ему не до нас и не до наших утешений.Селевк стоял, не поднимая головы, и тупо смотрел на тело Корнелии. Его губы дрожали.Паулин положил руку ему на плечо.— Ты останешься с нами? — спросил он мягко.Киликиец кивнул.— Хорошо. Не будем забывать, что нас ждет еще очень важная работа. Очень жаль, что так все получилось с Корнелией, но кто мог знать, что этот британец...— А что будем делать со жрецом? — спросил Сабин.— Убейте его, — равнодушно приказал легат. — Он опасный свидетель и может доставить нам неприятности и задержать нашу миссию.Феликс с готовностью вытащил меч.— Нет, — прохрипел жрец, выпучив глаза. — Не убивайте меня! Я могу помочь вам!— Чем? — издевательски спросил Сабин. — Натравишь на нас банду своих бритоголовых псов?Но жрец смотрел не на него, а на Паулина.— Я знаю, кто ты такой, — вдруг сказал он. — И я знаю, что ты ищешь. Только я могу указать тебе правильный путь.Его слова произвели впечатление на легата, но он не подал вида и лишь пристально взглянул на жреца.— Вот как? — спросил он. — Ну, и кто же я такой?— Ты — Марк Светоний Паулин, легат цезаря Тиберия, — торжественно произнес старик. — И прибыл в Палестину с особым поручением.— Откуда тебе это известно? — резко спросил пораженный его осведомленностью Паулин.Жрец улыбнулся.— Мало есть тайн на свете, которые неизвестны нам, служителям великой Астарты.— Эти сволочи шпионят за нами, — буркнул Паулин, обращаясь к Сабину. — Надо сказать цезарю, чтобы он огнем выжег вертепы азиатов по всей Италии. Наверняка кто-то из посвященных проговорился об этом жрецу храма Астарты в Риме, а тот не замедлил донести обо всем своим дружкам. Вот так они и богатеют. На шпионаже и на проституции.Легат с горечью хмыкнул и вновь посмотрел на служителя культа.— Ну, — сказал он, — так что ты знаешь? Чем ты можешь нам помочь? Помни, цена должна быть высокая, если ты хочешь сохранить жизнь.— Да, — кивнул жрец. — Понятно. Думаю, цена, которую я готов заплатить, удовлетворит тебя. Я знаю, где царь Ирод спрятал золото Марка Антония, и знаю, как до него добраться. Глава XXIЛицом к лицу Прошла уже неделя с тех пор, как Германик прибыл в Антиохию. Проконсул Гней Пизон принял его со всеми почестями, положенными консулу и приемному сыну цезаря.Но Германик отклонил недвусмысленные предложения Пизона как следует отдохнуть и сразу же приступил к работе, изучая обстановку в провинции и на парфянской границе. Его люди перевернули горы материалов: счета, отчеты чиновников, рапорты командиров воинских подразделений.И по мере того, как нарастал поток информации, Германик становился все более хмурым и задумчивым.Пизон, не смея мешать своему высокому гостю, терзался самыми ужасными подозрениями; он потерял аппетит и сон. Проконсул ждал, когда же Германик вызовет его для откровенного разговора, от которого зависело так много. Он знал, что скрыть многочисленные нарушения закона и факты явного предательства интересов Империи невозможно, и его весьма тревожила мысль, как же отреагирует Германик.Ведь от его реакции зависели и ответные меры, которые должен будет предпринять наместник и его союзники. Отступать уже поздно. На кон поставлено слишком много и на прощение им рассчитывать не приходилось.У них оставался только один выбор: победить или умереть. * * * И вот этот день настал. С утра адъютант Германика трибун Кассий Херея передал проконсулу приглашение посетить резиденцию цезарского сына. Пизон тут же тайком отправился в храм Августа, где принес жертвы, моля Бога помочь ему выкрутиться, а потом сообщил о вызове бывшему армянскому царю Вонону.Вонон не выглядел особенного напуганным.— Ну что ж, — сказал он, — Рано или поздно объяснение между вами должно было произойти, мы этого ждали и готовились. Действуй смело, Пизон. Если тебе удастся усыпить его подозрения — тем лучше. Но если нет — помни, что ты тоже не мальчик, на которого можно орать и вешать всех собак. У тебя тоже есть кое-какие веские аргументы, и кто знает, не перевешивают ли они в данный момент то, чем располагает Германик.Так что желаю тебе быть твердым и независимым. Надеюсь, сразу же после вашей встречи ты поставишь меня в известность, каковы были результаты? Ведь мы союзники.— Конечно, — заверил армянина Пизон. — Можешь не сомневаться. Мы сидим в одной лодке, и нам плыть в ней до конца.— Я рад, что ты это понимаешь. К тому же, сегодня в город прибыл один человек, в помощи которого мы весьма заинтересованы. Я, правда, до недавнего времени был с ним не в очень хороших отношениях, но политика есть политика и личные симпатии приходится убирать в сторону. Ты догадываешься, о ком я говорю?— Да, — буркнул Пизон. — Ну, ладно. Мне уже пора идти. Германик не любит ждать.— Желаю удачи, проконсул, — напутствовал его Вонон. * * * Германик встретил проконсула Сирии Гнея Пизона сухо и официально. Он был хмур и чем-то недоволен.— Садись, — указал он на стул.Ни вина, ни закуски подано не было.«Плохой знак», — подумал Пизон.— Мы должны с тобой серьезно поговорить, — начал Германик, усевшись на табурет. — И разговор этот будет для нас обоих неприятным. Но тут я ничего не могу поделать. Ты сам виноват.Пизон хотел что-то сказать, но промолчал. Он чувствовал неуверенность и страх.— Начнем с внутренней политики, — вновь заговорил Германик. — С прискорбием должен заметить, что тут я обнаружил множество нарушений и случаев небрежного отношения к своим обязанностям, если не сказать хуже. Вот, посмотри сам.Германик протянул Пизону несколько документов.— Ты как проконсул провинции отвечаешь и за благоустройство городов и других населенных пунктов. Но что я вижу? Дороги находятся в плачевном состоянии, водопровод в Антиохии давно не ремонтировался и так далее. Но между тем средства на строительные и ремонтные работы регулярно поступали в твою казну.Куда же они девались потом, хотел бы я знать?— Позволь, я объясню тебе, — начал Пизон. — Во-первых, работы проводились, но...— Подожди, — перебил его Германик. — Сначала я выскажу свои претензии, а уж потом буду слушать твои оправдания. Если буду. В дальнейшем тебя ждут гораздо более серьезные обвинения, нежели простой недосмотр или даже расхищение казенных средств.Пизону стало совсем плохо. Он побледнел, на лбу выступил холодный пот, руки тряслись."Я пропал, — подумал проконсул. — Он не выпустит меня из своих когтей. Может действительно предложить ему взятку? Да что взятку? Я готов даже уступить цезарский трон, лишь бы уцелеть.Хотя, что я несу? Ведь этот ненормальный отказался от верховной власти, которую предлагали ему ренские легионы. Ренские легионы! Сила, с которой никто бы не смог тягаться. А он не захотел... ".— Слушай дальше, — продолжал Германик, суровым взглядом окинув дрожащего Пизона. — У меня есть сведения, что ты допустил серьезные нарушения в налоговой политике Империи. Ты отдал сбор налогов на откуп каким-то подозрительным иудеям и финикийцам, которые бессовестно грабят народ. А в случае неповиновения порядок наводят какие-то банды, состоящие из людей в масках. Они убивают непокорных и сжигают их жилища. В провинции процветает самый настоящий террор. Что ты можешь сказать в свое оправдание по этому поводу?— Я исправно отправляю деньги в Рим, — пробормотал Пизон. — За мной нет никаких недоимок...— Да, деньги ты вносишь. Но сколько же ты кладешь в свой карман, если довел вверенных тебе жителей Сирии до полной нищеты? Или ты хочешь, чтобы вспыхнуло восстание? Здесь, вблизи парфянской границы?Пизон молчал.— Что ж, возможно, именно этого ты и добиваешься, — зловещим тоном сказал Германик.Некоторое время оба молчали.— Далее, — заговорил вновь молодой человек. — Вопрос об армии. Я не поверил своим глазам, когда увидел, в каком состоянии находятся войска. У солдат нет самого необходимого, жалованье не выплачивается, свирепствует палочная дисциплина, учения не проводятся.Это же не армия, а банда с большой дороги. Наверное, даже свора нумидийцев Такфарината выглядит лучше.Кроме того, мне стало известно, что и кадровую политику в войсках ты ведешь, руководствуясь лишь своими личными интересами. Ты отстранил от службы всех способных и толковых офицеров, а на их место принял всякий сброд, даже вольноотпущенников и бывших каторжников. Говорят, что они выплачивают тебе солидную мзду за такое возвышение. Это так?— Не совсем, — пролепетал Пизон.Германик с презрением махнул рукой.— Вижу, что так. И еще одно — меня проинформировали, что среди солдат ведется постоянная целенаправленная пропаганда, враждебная цезарю и Империи. Ты что же, хочешь предстать перед судом по обвинению в государственной измене?— Это ложь! — крикнул Пизон. — Мои слова не так поняли. Я всем сердцем предан цезарю. Императрица Ливия...— Оставим Ливию, — перебил его Германик. — Слушай дальше. Кстати, о судах. Как я установил, судопроизводство в провинции не выдерживает никакой критики. Взятки, подкуп, лжесвидетельства, запугивание, угрозы и шантаж стали обычными вещами. И виноват в этом прежде всего ты, проконсул, в чьи обязанности входит наблюдение за неукоснительным соблюдением законов нашей страны. Ты же подрываешь величие и достоинство Рима в глазах местных жителей.Германик был возмущен до глубины души. Он сам был образцом честности и порядочности и не допускал, чтобы другие халатно относились к своим обязанностям.А в этом случае вообще трудно было поверить, что дело только в халатности. Но неужели же родовитый римлянин, патриций, бывший консул так не дорожит престижем своей страны? Или он делает все это намеренно? Но с какой целью?И все же, хотя факты говорили сами за себя, Германику не хотелось думать, что Пизон стал изменником. Пока нет неопровержимых доказательств, он не может никого обвинять в столь серьезном преступлении. Но если это действительно так, то доказательства могут найтись в любой момент и тогда не будет пощады предателю.К сожалению, у Германика не было возможности ознакомиться с донесениями агентов Марка Светония Паулина, иначе все его сомнения рассеялись бы очень быстро, а подлый изменник Гней Пизон был бы арестован прямо здесь, немедленно.Но рапорт Паулина, который вез Децим Варон, уже давно сгорел в печке в кабинете проконсула Сирии.— Идем дальше, — сурово сказал Германик. — Объясни мне, пожалуйста, что делает в Антиохии свергнутый армянский царь Вонон? Почему он имеет возможность рассылать во все концы подстрекательские письма, сеять смуту на границе и портить наши отношения с соседями?«Вот и армянин влип, — подумал Пизон. — Я бы сказал: так ему и надо, если бы его шкура сейчас не составляла с моей одно целое».— Но ведь мы сами посадили Вонона на армянский престол, — попытался возразить проконсул. — И наш долг помочь ему вернуться на него.— Разве? Мы предложили армянам свою кандидатуру, но они ее отвергли. Армения — независимая страна, и ее жители имели на это право.Я скажу тебе, что я сделаю: через несколько дней я отправлю в Тигранокерт моего представителя, ты же выделишь несколько когорт солдат, которые будут его сопровождать.Армянам будет предложено выбрать себе нового царя, кого они пожелают, и я готов утвердить его на престоле, если он даст гарантии лояльности по отношению к Риму.— А ты уверен, что достойный цезарь Тиберий это одобрит? — осторожно спросил Пизон. — Ведь неизвестно еще, кого выберут эти азиаты. Новый царь может повредить интересам Империи.— Что я слышу? — воскликнул Германик. — Гней Пизон заботится об интересах Империи! Нет, любезный, я могу сказать, что тебя волнует. Вонон ведь засыпает подарками тебя и твою жену, а золото для тебя значит гораздо больше, чем интересы Империи, как я уже мог убедиться.Так что не беспокойся — цезарь мудрый человек и одобрит мое решение. А Вонону можешь передать, что уже скоро я отправлю его куда-нибудь в Испанию, где он не сможет больше плести свои интриги.«Армянин ни за что на это не согласится, — с испугом подумал Пизон. — Он пойдет на все, только бы вернуть себе престол. И даже приемный сын цезаря его не остановит. Они теперь сразятся не на жизнь, а на смерть. О, Боги, и надо же мне было попасть между двумя таким жерновами! Проклятое честолюбие и жадность, вы меня погубите».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61