— Его надо спасать. Если этот мужчина окажется пиратом, мы передадим его властям в Антиохии. А если нет, мы окажем ему помощь.— Как скажешь, господин, — протянул опытный капитан и отвернулся. — Юний! — рявкнул он в следующий момент. — Как ты следишь за парусом, растяпа? Или ты хочешь, чтобы мы перевернулись.Провинившийся Юний, который засмотрелся на действия спасательной команды, метнулся к парусу.А спасенного между тем уже поднимали на палубу. Германик сбежал с мостика и подошел ближе.Человек, мужчина лет сорока с небольшим, мокрый и отрешенный, скользил невидящим взглядом по собравшимся вокруг.Германик заботливо наклонился над ним.— Тебя спасли, — сказал он. — Теперь все будет в порядке. Кто ты такой? Как очутился в море?Мужчина выплюнул очередную порцию морской воды и упер свои прозрачно-голубые глаза в Германика.— Мы разбились на рифах Атмоса, — сказал он прерывистым голосом. — Корабль пошел на дно. Я один спасся.— И поблагодари Богов, — встрял капитан, который тоже уже стоял рядом, — что здесь оказался благородный Германик, иначе кормил бы ты рыб, приятель.Германик жестом приказал ему замолчать.— Как твое имя? — повторил он вопрос.— Никомед, — всхлипнул мужчина, — Никомед из Халкедона. Мы шли в Антиохию...— Ладно, успокойся, — сказал Германик. — Сейчас тебе помогут, накормят, обсушат. Боги хранили тебя, Никомед из Халкедона. А как твои спутники? Кто-то выжил?— Вряд ли, господин, — ответил Никомед. — Наверное, я один такой везучий оказался.— Ну, хорошо. — Германик повернулся, чтобы пройти на мостик. — Иди отдыхай. Сейчас мы прибудем в Селевкию, а там подумаем, что с тобой делать. Не волнуйся, теперь ты не пропадешь.— Это Германик, сын цезаря, — прошипел рулевой прямо в ухо Никомеду, который, похоже, еще мало что соображал.Уяснив ситуацию, халкедонский шкипер сделал попытку припасть к ногам столь знатной персоны.Германик с неудовольствием отодвинулся.— Не надо, моряк, — сказал он строго. — Отблагодарить меня ты еще успеешь. Если будет на то воля Богов. * * * Гней Пизон нервными отрывистыми шагами мерил свой кабинет. Его глаза метали молнии, а уста готовы были разразиться громом.— И что нам теперь делать? — вопросил он.Стоявший у стены трибун Десятого легиона Паконий только пожал своими широкими плечами. Сидевший в кресле низложенный царь Вонон саркастически хмыкнул.— Уважаемый проконсул, — сказал он медленно, — денег тебе было выплачено столько, что я вправе от тебя требовать немного пошевелить мозгами в нужный момент.Пизон пронзил его ненавидящим взглядом и вновь заходил по комнате, размахивая руками.— Тебе легко говорить, — рявкнул он, — но что я теперь могу сделать, если завтра здесь появится Германик и начнет совать нос во все наши дела? Это же конец!— Так ты хочешь быть цезарем или нет? — холодно спросил Вонон. — И Парфия и Армения всадили в тебя столько денег, что дешевле было бы, наверное, нанять китайского императора. И теперь ты говоришь, что все пропало. Да ты в своем уме, любезный?— А что я могу сделать? — взвыл Пизон. — Подготовка не окончена, и ты сам это прекрасно знаешь. Теперь этот выскочка обработает мои легионы, которые и так не особенно преданы мне, и все, прощай мечты. С кем я пойду на Рим? С тобой и твоим кучером?Вонон презрительно ухмыльнулся.— Не теряй головы, наместник, — сказал он. — Ничего страшного еще не случилось. Можно найти выход.— Какой выход? — схватился за голову Пизон. — Германик уже едет сюда. У него чрезвычайные полномочия. Может, он и наивный, но отнюдь не дурак. Он сразу же поймет, что тут творится, и примет меры. А я вовсе не уверен, что наши легионы будут повиноваться мне, а не ему. После Германии он стал очень популярен.— На все воля Богов, — философски заметил Вонон. — И главный среди них Бог Мамон, Бог денег.— Ты ничего не понимаешь, армянин, — крикнул Пизон. — Теперь тебе придется иметь дело с римлянином, причем, с самым честным и неподкупным из римлян. Германик — это не твои восточные князьки.— Все зависит от суммы, — невозмутимо произнес бывший армянский царь. — А купить можно любого.— И вот это мой союзник, — с горечью обратился Пизон к трибуну Паконию. — Все мерит своими азиатскими мерками. Но ведь к римлянам нужен другой подход, мы не такие.— Ну, тебя-то я купил, и недорого, — язвительно заметил Вонон.Проконсул Сирии побледнел и сжал кулаки.— Думай, что говоришь, варвар, — прошипел он.— А ты лучше думай, как отдать мне долги. Их совсем немало. Или я должен поставить в известность цезаря?Пизон скрипнул зубами и отвернулся. Проклятый армянин прав. Он держит его в руках.— Тогда предлагай, — сказал проконсул. — Все, что в моих силах, я готов сделать.— Нам надо нейтрализовать Германика, — резонно заметил Вонон. — Ты говоришь, что он не продается. Это плохо. Но в первую — очередь для него. Тогда мы убьем его.— Ты рехнулся! — крикнул Пизон, чуть ли не подпрыгнув на месте. — Убить Германика? Приемного сына Тиберия? Консула?— Ну и что? — хладнокровно заметил армянин. — И не таких убивали. Или тебе дать почитать хроники персидских царей?— Да чтоб ты сгорел со своими персидскими царями! — в сердцах выкрикнул Пизон. — Ты имеешь дело с римлянином и не забывай об этом.— Я имею дело с людьми, — резонно ответил царь. — А люди, как известно, смертны.— Но каким образом? — уже более осмысленно спросил сирийский проконсул.— Вот это уже деловой вопрос, — довольно улыбнулся Вонон. — Детали мы можем обсудить.Пизон наконец перестал бегать и уселся на стул с высокой спинкой, расправил складки тоги. Трибун Десятого легиона, называемого Молниеносным, продолжал стоять у стены, исподлобья глядя на толстого кандидата на армянский престол.— У меня уже есть один план, — произнес Вонон, набивая рот финиками. — Недавно моим людям посчастливилось наткнуться в городе на некоего египтянина, мастера по части всякого волшебства. По крайней мере, тот сам так утверждает. Во всяком случае, в ядах он действительно неплохо разбирается, я уже проверил на своем секретаре, который последнее время меня обманывал и думал, что я об этом не знаю.— Вот только не надо вершить внесудебную расправу в римской провинции! — крикнул Пизон. — Здесь я представляю закон. У себя в Армении можешь творить что угодно, но в Антиохии...— Да не волнуйся, — махнул рукой Вонон. — Никто даже труп не найдет. Уж что-что, а искусство убивать на Востоке доведено до совершенства.— Так ты хочешь, чтобы твой египтянин устранил Германика? — задумчиво сказал Пизон. — Ну, может, это и неплохая мысль. Главное, чтобы на меня не упала даже тень подозрения. Императрица Ливия уверена, что я верно служу ее интересам, и пусть думает так и дальше. Когда настанет время, я сам объясню ей ее ошибку.Пизон довольно хихикнул.— Подумать только, мне удалось провести такую хитрющую бабу, как наша императрица. Клянусь Меркурием, такое еще ни у кого не получалось. Я просто гений...Вонон с неодобрением скривился.«Ты просто дурак, — подумал он. — О Боги, с кем я связался? Этот кретин может сорвать все дело».— Не переоценивай себя, — сказал он вслух. — Чего ты действительно стоишь, мы уже скоро узнаем. А пока ты должен со всеми почестями принять Германика, постараться усыпить его подозрения. Ведь вполне возможно, что нам и не придется прибегать к крайним мерам.Насколько мне известно, Германик — это весьма наивный и простодушный молодой человек. Уж такие опытные интриганы, как мы с тобой, наверняка сумеют обвести его вокруг пальца.— Надеюсь, — буркнул Пизон. — Мне бы тоже не хотелось раньше времени переходить в наступление. Надо как следует подготовиться. Мы не имеем права проиграть. Ведь тогда...— Я знаю, — махнул рукой Вонон. — Что ж, будем сами заботиться о своей шкуре. Ведь Боги вполне могут и забыть о нас — у них и других дел невпроворот.Он поднялся на ноги и слегка кивнул.— Ну, мне пора идти. Передавай привет своей супруге, почтенной Планцине. Скажи, что у меня для нее есть неплохой подарок — серьги с изумрудами уникальной работы.— Украденные из тигранокертского дворца, — язвительно заметил Пизон, весьма недовольный тем, что его жена оказывает слишком уж большую благосклонность армянскому гостю.— Тигранокерт и все, что в нем находится, принадлежит мне, — резко заявил Вонон. — Не забывай об этом. Римляне отдали мне престол, а ты обещал помочь мне снова вернуться к власти.— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал Пизон, поднимая руки. — Не обижайся. Я пошутил.— За такие шутки в Армении рубят головы, — бросил Вонон и вышел из комнаты.Проконсул и трибун Паконий некоторое время молча смотрели на закрывшуюся за ним дверь.— Вот сволочь, — сказал наконец Пизон. — Но пока мы должны его терпеть. Ничего, подожди, любезный, только бы Боги даровали нам победу, а уж тогда я упеку тебя в самые что ни на есть Гиперборейские страны. И тогда сам буду дарить моей жене сокровища армянских царей.— Будь с ним поосторожнее, господин, — мрачно изрек Паконий. — Это такая бестия...— Знаю, — кивнул проконсул. — Но мы ведь тоже не простачки, а, трибун? Ладно, пойдем-ка выпьем немного. Кстати сказать, ты здорово сработал с этим Децимом Вароном. Я был уверен, что могу на тебя положиться. Клянусь, когда придет время, ты получишь награду, достойную твоей храбрости и преданности.— Рад стараться, — по уставу ответил трибун Десятого легиона Паконий и выбросил руку в воинском салюте. Глава XVIIIПлан похищения Либон продолжал молчать, закрыв лицо руками. Сабин сидел напротив и с грустью смотрел на него. Ему было очень жаль этого несчастного юношу, которого жестокая судьба в одночасье лишила всего, что было ему дорого. Но как же помочь ему?Дверь открылась и в комнату вошел Паулин. Он окинул обоих мужчин быстрым взглядом и опустился на стул. Налил себе вина. Выпил.— Это Луций Либон, — негромко сказал Сабин. — Ты слышал о нем. У него проблемы...— Феликс мне сказал, — кивнул Паулин. — Но не все. Я бы хотел знать подробности.Юноша оторвал руки от лица и посмотрел на цезарского легата. В его глазах стояли слезы.— Зачем тебе это? Ведь ты служишь Тиберию, а я...— Мы оба римляне, — мягко произнес Паулин. — И должны помогать друг другу. Не имеет значения, каковы наши политические приверженности. Ведь и Цезарь, и Помпеи, и Божественный Август всегда протягивали руку соотечественникам, которые попали в трудное положение. Независимо от их взглядов. Кроме того, я встречался в свое время с сенатором Гнеем Сентием Сатурнином и могу сказать, что глубоко уважаю этого незаурядного человека.— Спасибо, — шепнул Либон. — Но мне тяжело повторять то, что я уже сказал достойному Сабину.— Если ты не против, — быстро сказал трибун, — я сам расскажу легату.И он коротко пересказал Марку Светонию грустную историю Либона.— Так, — задумчиво сказал Паулин, когда повествование было окончено, — что же нам предпринять?— Я не хочу больше ее видеть, — упрямо повторил Либон.Его лицо покрывала бледность, губы дрожали.«Хочешь, — подумал Сабин. — Еще как хочешь. Чего же тогда торчал под храмом, ничего не замечая вокруг?».— Ладно, — сказал Паулин после некоторого раздумья. — Предлагаю такой выход. Мы просто похитим девушку, поместим ее в безопасное место, найдем хороших врачей. Я уверен, что действие наркотиков, или чем там жрецы ее одурманили, со временем пройдет, и все будет хорошо.— Не будет, — произнес Либон. — Она — проститутка. И не имеет значения, делала она это сознательно или нет. Я уже не смогу жениться на ней. Я римский патриций, моя честь...— Честь, — повторил Паулин, — Честь это важная штука. Конечно, оставаясь патрицием и сыном консуляра, ты не можешь взять себе в дом девушку, которая была храмовой проституткой в Тире. Но ответь мне на один вопрос: ты действительно любишь ее?— Она была для меня всей жизнью, — глухо ответил Либон. — Да, я любил ее так, как еще никто никого не любил.— А сейчас? — продолжал спрашивать легат.— Сейчас... Не знаю...— Я говорю вот о чем, — пояснил Марк Светоний. — Ты должен сделать свой выбор. Если общественное положение для тебя дороже, то я могу тебя понять и пусть Боги оценивают твои поступки. Но если главное для тебя — эта бедная девушка и ваша любовь, то кто мешает вам уехать куда-нибудь в провинцию и жить там, где вас никто не знает? Средства у вас есть, и вы вполне можете в счастье и спокойствии провести отмерянное вам Богами время. Родить детей. Рим, конечно, центр мира, но мир ведь им не ограничивается. Что скажешь, Либон?— Не знаю, — повторил юноша. — Я ничего не соображаю сейчас. Как же я могу уехать и никогда не возвращаться в Рим? Мне трудно даже представить себе это...— Время лечит, — философски заметил Паулин.— Ты должен сделать правильный выбор, Луций, — с сочувствием в голосе сказал Сабин. — И ты его сделаешь.— А ты бы как поступил на моем месте? — с вызовом спросил Либон.— Я? — трибун пожал плечами. — Понятия не имею. Тут трудно что-то ответить. Это надо пережить.Либон отрешенно покачал головой.— Ладно, — решительно сказал легат. — Как бы то ни было, а мы не можем оставить внучку римского консуляра в руках этих подлых жрецов. Мы должны похитить ее и спрятать в безопасном месте. С властями проблем не будет — я сам все объясню квестору.Он поднялся на ноги.— Не будем терять времени. Либон, когда она выходит из храма на улицу? Ты должен знать.— В сумерках, — глухо ответил молодой патриций. — Она стоит вместе с другими женщинами в портике и ждет клиентов.— Отлично, — Паулин потер руки. — Это упрощает дело. Кто-нибудь из нас прикинется ее клиентом, отведет Корнелию в надежное место, а у меня есть тут безопасная квартира, и дальше мы примем все меры, чтобы с ней ничего больше не случилось.Так, Сабин, мы возьмем с собой Феликса и Каролунга — они могут пригодиться. Вдруг жрецы охраняют женщин. Ну, тогда я им не завидую — мы здорово намнем бока этим проклятым сводникам.Сабин тоже поднялся. Он чувствовал в себе энергию и горячее желание сделать что-нибудь. Даже Либон, кажется, приободрился, видя такую решимость своих друзей.— Ну что ж, — сказал он. — Пусть исполнится воля Богов. У вас не найдется меча для меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61