мини-раковина
Валерио Массимо Манфреди: «Последний легион»
Валерио Массимо Манфреди
Последний легион
Scan Mobb Deep, OCR Ustas, Readcheck by Evridika
«Последний легион : роман / Валерио Массимо Манфреди; пер. И. Голубевой»: Издательство «АСТ»; Москва; 2005
ISBN 5-17-028587-6Оригинал: Valerio Manfredi,
“L'ultima legione”
Перевод: И. Голубева
Аннотация Римская империя пала под натиском северян. Династия Цезарей уничтожена… казалось бы, до последнего человека. Варвары прячут похищенного Ромула — единственного законного наследника Римского престола. Правда или легенда?Чтобы узнать это, в смертельно опасное путешествие отправляется горстка храбрецов, последняя надежда императора, последний легион… Валерио Массимо МанфредиПоследний легион Я хотел бы поблагодарить Карло Карлеи и Питера Рейдера, которые помогли мне превратить идею в данный роман с учетом пригодности его к переделке в киносценарий; их вклад значительно обогатил эту историю. ПРОЛОГ Все это — воспоминания Мирдина Эмриса, друида из священного Глевского леса, — римляне называли его Меридием Амброзином. Я взял на себя задачу записать их, чтобы те, кто будет жить после меня, не забыли о событиях, которым я был последним свидетелем.
Я давно перешагнул порог предельного возраста и не могу объяснить, почему моя жизнь все не прекращается, почему она так превысила пределы, обычно отпускаемые природой человеческим существам. Возможно, ангел смерти просто-напросто забыл обо мне, а возможно, он решил дать мне еще немножко времени, чтобы я успел раскаяться в своих многочисленных грехах, и грехах довольно серьезных. Впрочем, это всего лишь самонадеянное предположение. Я всегда страдал непомерной гордыней из-за ума, дарованного мне Господом, и я позволял себе — из чистого тщеславия — даже сочинять небылицы о собственном ясновидении, и даже о том, что якобы обладаю силами, которыми может обладать лишь Высший Творец, и о том, что меня защищают Его слуги… да, и все это — чтобы утвердиться среди людей. Ох, да, я даже посвятил себя запретным искусствам, я записывал древние языческие молитвы жрецов, живущих в этих землях в стволах деревьев… И все же я верю, что не творил зла. Какое зло может быть в том, чтобы слушать голос нашей древней Матери, голос самой Природы, и голос ветра, шумящего в ветвях, и песни соловьев при луне, или журчание весенних вод и шелест сухой листвы, когда холмы и долины одеваются в сияющие одежды осени, и этот тихий солнечный закат предвещает наступление зимы?.. Сейчас идет снег. Большие белые снежинки танцуют в неподвижном, воздухе, и безупречный покров одевает холмы, что возвышаются за этой молчаливой долиной, и эту уединенную башню. Интересно, похожи ли Долины Вечности на это место? Если они таковы, смерть может оказаться желанной, и мысль о последнем приюте не испугает. Как много времени прошло! Как давно были те кровавые, шумные дни ненависти и войны, судорог умирающего мира, который я считал бессмертным и вечным, и гибель которого увидел собственными глазами… Теперь, когда я готовлюсь совершить последний шаг, я ощущаю потребность записать историю этого рушащегося мира и рассказать, как последнее семя подгнившего дерева очутилось в этой далекой стране, где оно пустило корни и дало начало новой эры. Я не знаю, достаточно ли времени отпустит мне ангел смерти, не знаю я и того, выдержит ли мое старое сердце напор чувств, оживленных воспоминаниями, — ведь эти чувства едва не разорвали меня на части, когда я был куда моложе; но не позволю себе ослабить старания. Я однажды видел это издали, но я думал, что эта картина навсегда стерлась из моей памяти, поблекла, как блекнут постепенно древние фрески. Я думал, что взять перо и коснуться им чистого листа пергамента — это все, что нужно, чтобы восстановить историю, выпустить ее на свободу, как вырывается на свободу река в дни таяния снегов, — но я ошибался. Сначала я должен пробудить образы, восстановить всю силу их цвета, оживить лица и голоса, наполнявшие те далекие годы. Я должен также воссоздать то, чего не видел собственными глазами, как драматург проигрывает в уме сцены и события, в который сам не принимал участия. Сейчас на холмы Карветии падает снег. Вокруг все бело и тихо, и последний свет дня медленно угасает…
Из народов, далеких друг другу, ты создал единство. Рутилий Намациан,De Reditisuo, 63 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА 1
Дертона, полевой лагерь легиона Nova Invicta, Anno Domini 476, 1229 год по основанию Рима.
Солнечный свет просочился сквозь облака, накрывшие долину, и кипарисы внезапно выпрямились, словно стражи, стоящие на гребнях холмов. На краю скошенного поля вдруг на мгновение возникла тень, согнувшаяся под вязанкой хвороста, — и тут же снова растаяла, как сон. Откуда-то донесся крик петуха, возвестивший начало очередного серого, свинцового дня, — но звук мгновенно заглох в густом тумане. Ничто не способно было проникнуть сквозь эту плотную завесу, кроме человеческих голосов.— Проклятый холод.—Да уж, сырость пробирает до самых костей.— Это все туман. В жизни такого тумана не видывал.— И я тоже. И еще я не вижу нашего завтрака.— Ну, может, ничего съестного и не осталось.— Даже капли вина, чтобы мы могли согреться?— И еще нам не платят уже третий месяц.—Я больше не желаю такое терпеть, с меня достаточно. Чуть ли не каждый год — новый император, а варвары захватили все ключевые посты, да теперь еще и это: какой-то сопляк на троне Цезаря! Тринадцатилетнее отродье, не способное даже поднять скипетр, — и кто-то предполагает, что оно должно завоевать мир! Ну, западную часть, по крайней мере. Нет, это не для меня, я намерен смыться. Как только смогу — сбегу из этой армии и отправлюсь своим путем. Найду себе маленький островок, где можно разводить коз и варить сыр. Не знаю, как вы, а я уже все решил.Легкий ветерок прорвал пелену тумана, и стала видна группа солдат, съежившихся вокруг жаровни. Это были караульные, ждавшие смены. Руфий Ватрен, испанец из Сагунтума, повернулся к своему товарищу — единственному, не произнесшему ни слова жалобы:— А ты что скажешь, Аврелий, ты со мной согласен?Аврелий ткнул в жаровню концом меча, тем самым, оживив пламя, тут же взметнувшееся вверх и выбросившее в молочный туман фонтанчик искр.— Я всегда служил Риму. Что еще я могу делать?Над группой повисло долгое молчание. Мужчины переглядывались, внезапно охваченные чувством тревоги.— Он никогда не выпускал из рук меч, — сказал Антоний, старший офицер. — Он всю жизнь провел в армии. Он даже не помнит, чем занимался до того, как стал солдатом. Он просто не знает, как это — жить по-своему и делать что-то другое. Верно, Аврелий?Он не дождался ответа, однако в свете ожившего огня увидел печальное лицо Аврелия.— Он думает о том, что нас ждет впереди, — заметил Ватрен. — Мы вновь овладели ситуацией. Если можно верить тому донесению, которое я слышал, отряды Одоакра взбунтовались и атаковали Тицинум, где скрывался отец императора, Орест. Говорят, он направляется в Пласенту, и что он рассчитывает на нас, надеясь, что мы заставим тех варваров образумиться и послужим опорой для пошатнувшегося трона юного Ромула Августа. Знаете, я не уверен, что на этот раз нам удастся это сделать. Если хотите знать, что я думаю, так вот: я всерьез в этом сомневаюсь. В те три раза, когда…— Погоди-ка… вы это слышали? — перебил его солдат, что сидел ближе всех к частоколу, окружавшему лагерь.— Это оттуда, — сказал Ватрен, внимательно всматриваясь в пустынный пока что лагерь, в покрытые инеем шатры. — Наверное, дневная стража собралась, наконец, сменить нас.— Нет! — возразил Аврелий. — Это донеслось снаружи. Такой шум, как будто…— Всадники, — кивнул Канид, легионер из Арелата.— Варвары, — сделал вывод Антоний. — Мне это не нравится.И в это самое мгновение на узкой белой дороге, ведшей от холмов к лагерю, появились вынырнувшие из тумана всадники.Они выглядели весьма внушительно на массивных сарматских конях, укрытых к тому же металлической кольчугой; на самих воинах были металлические шлемы конической формы, ощетинившиеся крестами. Длинные мечи висели на их поясах, а светлые или рыжие локоны развевались в насыщенном туманом воздухе. Черные плащи падали на штаны, сшитые из такой же грубой, темной шерстяной ткани. Благодаря туману и расстоянию варвары казались похожими на демонов, вырвавшихся из ада.Аврелий перегнулся через частокол, чтобы получше рассмотреть отряд, подходивший все ближе и ближе. Лошади трусили по лужам, оставшимся на дороге после ночного дождя (он прошел как раз перед началом снегопада), разбрызгивая жидкую грязь.— Это герулы и скирийцы, из имперской армии, может даже, люди Одоакра. Мне это не нравится. Что они тут делают в такой час, и почему нам ничего о них не сообщили? Пойду-ка доложу командиру.Он сбежал вниз по ступеням и поспешил через лагерь к преториуму. Командующий армией, Манил Клавдиан, был ветераном, его возраст приближался к шестидесяти, и в юности он вместе с Атием воевал против Атиллы. В этот ранний час Манил был уже на ногах, и в тот момент, когда Аврелий вошел в его шатер, как раз прикреплял к поясу ножны.— Командир, к лагерю приближается вспомогательный отряд герулов и скирийцев. Нам никто не говорил, что они должны появиться, и мне это не нравится.—Мне тоже, — встревоженным тоном откликнулся старший офицер. — Разверни стражников и открой ворота. Надо выяснить, зачем они явились.Аврелий побежал к частоколу и передал Ватрену распоряжение: лучники должны занять свои позиции. Затем он отправился на сторожевой пост, собрав по дороге всех, кого мог, и, распахнув ворота преториума, вышел уже вместе с командующим. Ватрен тем временем разбудил весь лагерь — осторожно, без шума, поднимая солдат по одному, обойдясь без громких горнов и вообще почти без звуков.Командир уже полностью вооружился и даже надел шлем, что служило знаком того, что он воспринимает ситуацию как крайне серьезную. По обе стороны от него шагали солдаты его личной охраны. Один из них возвышался над остальными, как башня; это был Корнелий Батиат, гигантский эфиоп с черной, как уголь, кожей, — он никогда даже на шаг не отходил от своего командира. На его левом плече висел римский меч, а на правом — топор варваров, с двойным лезвием.Приближавшийся к лагерю отряд тем временем придержал лошадей, и человек, ехавший во главе варваров, поднял руку, давая знак к остановке. У него были густые рыжие волосы, заплетенные в две длинные косы, падавшие на плечи. На нем был плащ, отделанный лисьим мехом, а шлем украшала корона из крошечных серебряных черепов. И его манера держать себя тоже подчеркивала высокое положение этого человека.Не сходя с седла, он обратился к командиру Клавдиану на грубой гортанной латыни:— Благородный Одоакр, глава имперской армии, приказывает тебе сдать командование легионом. С сегодняшнего дня командовать им буду я. — Он швырнул к ногам Клавдиана пергамент, свернутый в трубку и перевязанный кожаным шнурком, и добавил: — Эго письменный приказ о твоей отставке и выходе на пенсию.Аврелий наклонился было, чтобы поднять пергаментную трубку, но командир остановил его властным взмахом руки. Клавдиан происходил из древнего аристократического рода, гордившегося тем, что их прямой предок — некий великий герой Республиканского Века, и он воспринял жест варвара как нестерпимое оскорбление. Но он ответил, не теряя самообладания:—Я не знаю, кто ты таков, и меня это совершенно не интересует. Я принимаю приказы только от благородного Флавия Ореста, главнокомандующего имперской армии.Варвар обернулся к своим людям и крикнул:— Арестуйте его!Воины соскочили на землю и бросились вперед, выхватив мечи из ножен; было совершенно очевидно, что им было приказано убить всех, кто находился в лагере. Стражи не замедлили с ответом, и одновременно на лагерных укреплениях появился отряд лучников, державших в руках луки с уже наложенными стрелами. По приказу Ватрена они выстрелили без малейших сомнений. Почти все всадники первой линии были убиты на месте, а заодно упали и многие лошади. Раненные или перепуганные, они поволокли своих всадников прочь, тем самым, усилив беспорядок.Однако других это не остановило; варвары соскочили с седел, чтобы в них было труднее попасть, и стремительно бросились на стражей Клавдиана. Батиат ринулся в свалку, несясь, как пушечное ядро, и рассыпая направо и налево бешеные удары. Многие из варваров явно никогда не видывали чернокожего человека, и они отступили, испуганные его видом. Гигант-эфиоп рассекал их мечи и разбивал вдребезги щиты, а заодно крошил в капусту головы и руки, с невероятной скоростью вращая свой топор и крича во все горло: «Смотри, вот каков черный человек! Ненавижу вас, веснушчатые свиньи!» Однако в азарте драки он отошел слишком далеко от командира Клавдиана, и левый фланг оказался неприкрытым. Аврелий, краем глаза заметив вражеского воина, метнувшегося к командиру, поспешил на помощь, однако его щит не успел отразить копье варвара, и оно погрузилось в плечо Клавдиана. Аврелий закричал:— Командир! Командир ранен!В это время ворота лагеря широко распахнулись, и оттуда на полном скаку вырвался отряд тяжелой кавалерии в полном боевом снаряжении. Варвары были мгновенно перебиты, и лишь нескольким удалось вскочить на спины коней и удрать вместе со своим предводителем.Вскоре после этого, но уже по другую сторону холмов, они докладывали о происшедшем своему командиру, скириайцу по имени Мледон, слушавшему их с презрительной усмешкой на лице. Предводитель потерпевшего поражение отряда пробормотал, наконец, свесив голову:— Они… отказались. Сказали «нет».Мледон сплюнул на землю, потом кликнул своего адъютанта и приказал ему трубить построение. Низкие звуки горнов прорезали пелену тумана, все еще окутывавшего землю, словно саван.
Командира Клавдиана осторожно уложили на дощатую кровать в лазарете, и хирург приготовился извлечь копье, все еще торчавшее из плеча.Древко уже отпилили, чтобы оно, раскачиваясь туда-сюда, не ухудшило дела, однако наконечник вошел в плоть как раз под ключицей, и можно было подозревать, что он задел легкое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61