https://wodolei.ru/catalog/accessories/polka/dlya-polotenec/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Я так люблю тебя и ненавижу то, что тебе приходится уезжать.
Обхватив ее лицо ладонями, он поцелуями осушил слезы.
— Дай же мне уехать счастливым, киска. Позволь увезти с собой память о тебе в моих объятиях. Пусть я буду вспоминать твое чудесное лицо в часы нашей близости. Пусть твоя улыбка и твоя любовь будут согревать меня и звать поскорее вернуться домой.
От этих нежных слов растаяли остатки ее гнева. Она прижалась к нему всем телом. Они подходили друг другу как две половинки одного целого; изящные изгибы женского тела прекрасно дополняли мускулистые контуры мужского. Его губы властно завладели ее ртом, а руки тем временем быстро снимали с нее одежду. И вот она, уже обнаженная, стояла в кольце его рук. Платье шелковым комом лежало у ее ног покорные кудри накрыли плечи как огненная накидка Такая гордая, страстная и вся его.
Она прильнула к нему; ее груди коснулись темных, схожих на мех волос на его груди, и розовые соски отвердели и набухли. Она потерлась о него как довольная кошка: бедро о бедро, грудь о грудь. Она была его падшим ангелом, страстным и бесстыдным, какой сделала ее природа и его любовь; экзотическим цветком, словно говорящим, чтобы его сорвали.
Рид поднял ее на руки и положил на кровать, так и оставшуюся незастеленной. Но ни он, ни она не замечали скомканных простыней. Он лег рядом с ней, положив на нее ногу, словно желая подчеркнуть, что она принадлежит ему. Ее длинные черные ресницы опустились и густой бахромой легли на пылающие щеки, когда он, наклонившись, стал целовать ее лоб и виски. Потом его теплые губы легонько коснулись ее губ, их дыхание смешалось. Ее губы дрогнули под его губами, будто приглашая к более страстному поцелую. Но он какое-то время дразнил ее, водя языком по ее губам и легонько их покусывая, прежде чем горячий язык вошел во влажные глубины ее рта.
С удовлетворенным вздохом Кэтлин подставила губы его все более страстным поцелуям. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и, надавив на затылок, прижала его рот к своему.
Руки Рида гладили ее тело — плечи, тонкую талию, изящный изгиб стройных бедер. Ее никогда не переставало удивлять, как руки, огрубевшие от физического труда, могут ласкать ее с такой нежностью, доставляя несказанное удовольствие. Длинные сильные пальцы находили все чувствительные точки на ее теле, заставляя каждый ее нерв вибрировать от наслаждения. Мозолистые ладони и успокаивали, и возбуждали ее. Подобно великому художнику Рид своими руками создавал полотно с бесподобной гаммой цветов и ощущений.
Затем его губы оторвались от ее теплых, припухших от его жарких поцелуев губ и скользнули по щеке к шее; его теплое дыхание щекотало ей ухо, губы медленно, словно пробуя ее нежную кожу на вкус, переместились к плечу и пульсирующей жилке у основания шеи.
Кэтлин нежно гладила его плечи, слегка царапая их длинными ногтями. Опустив голову, Рид захватил ее сосок теплыми влажными губами, и их закружила в причудливом огненном хороводе наслаждения. Erg черные как смоль волосы создавали удивительные контраст с ее белой кожей, прорезанной кое-где голубыми жилками. Он долго сосал, прихватывая губами сначала один ее сосок, потом другой.
На секунду тело ее напряглось и снова расслабилось, когда его пальцы нашли и стали любовно ласкать крошечную точку — средоточие чувственности — между ее бедер. Казалось, по жилам у нее разлился жидкий огонь, и она изогнулась всем телом в молчаливой мольбе об окончательном свершении. Бедром она ощущала его горячий и твердый член — доказательство его страсти.
Его рот скользнул по ее животу, а потом он жадно, как измученный жаждой путник к колодцу, приник к ее рту. Не желая продлевать сладкую муку, Кэтлин обхватила дрожащей рукой его член и ввела его туда, где все давно ждало этого гостя.
Их тела сплелись и задвигались в ритуальном танце любви. Она отвечала на каждое его движение, чувствуя, что он проникает ей в самую душу, ставя на ней отметку, как на своей собственности. Их движения становились все более бурными, слова любви перемежались вздохами и стонами наслаждения.
И вот наступил момент, когда им показалось, будто земля разверзлась под ними, и их затянуло в горячую, но не сжигающую сердцевину вулкана. Волны наслаждения накатывали на них, накрывая с головой. Потом они лежали обессиленные и довольные в объятиях друг друга.
— Кажется, у меня нет сил сделать даже одни движение, — шепнул Рид ей в ухо, когда обрел способность говорить.
Кэтлин вздохнула:
— У меня тоже. Но ведь постель не постелена, простыни валяются на полу.
— Потом постелем, — лениво предложил он.
— М-м-м, — протянула она, уже наполовину погрузившись в сон.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он, положив голову ей на плечо.
80
Припухшие от любовных ласк губы изогнулись в улыбке.
— Я тоже люблю тебя, — и она крепче прижала его к себе, не желая расставаться с ним даже во сне.
Кэтлин не поехала в Саванну провожать Рида. Их прощание прошло в уединении их спальни, где они в последний раз занялись любовью. В ушах у нее звучало его обещание скоро вернуться, а на губах горел прощальный поцелуй, когда она одна поднялась по лестнице на третий этаж и стала у окна, вглядываясь в даль в надежде увидеть «Кэт-Энн», когда тот будет проплывать мимо Чимеры вниз по реке Саванне к океану. Но вот фрегат скрылся из виду на изгибе реки, и она поняла, что в последующие несколько месяцев ей предстоит близко познакомиться с одиночеством.
Дни Кэтлин были заполнены до краев; она постоянно была чем-то занята, поскольку только устав до смерти, могла заснуть в своей, ставшей теперь одинокой, спальне. По вечерам она без сил падала на их огромную кровать и мгновенно проваливалась в сон. Это был единственный способ, позволявший бороться со слезами. Но и при этом она часто просыпалась среди ночи, прислушивалась, словно надеялась услышать рядом дыхание Рида, протягивала руки, которые обнимали только пустоту.
Осень в Чимере была напряженным временем — убирали урожай, закладывали в кладовые подготовленные для длительного хранения фрукты и овощи. Коптильня заполнялась окороками, вырезками, ростбифами, отбивными, бараньими боками, тушками индеек и цыплят, тоже прошедшими специальную обработку. Фрукты сушили на огромных решетках или складывали в специально отведенное для них место в погребах, вместе с картофелем и луком.
В дни, когда дел было немного, Кэтлин ездила в Эмералд-Хилл, где Кейт продолжала обучать ее искусству выращивания лошадей. Кэтлин была способной ученицей; от природы наделенная любовью к лошадям, она с удовольствием и интересом слушала наставления бабушки. Кроме того, они с бабушкой помогали вновь прибывшим ирландским иммигрантам освоиться на новом месте, обучали работе на плантации.
Частенько Кэтлин можно было увидеть работающей рядом с ними в поле — длинные стройные ноги обтянутые бриджами, медно-рыжие волосы завязаны в узел или убраны под широкополую соломенную шляпу. Кэтлин и раньше не боялась тяжелого физического труда, а теперь работала до полного изнеможения.
Вечера она нередко проводила за письменным столом Рида, прилежно приводя в порядок все счета и бумаги — занятие, которому не было конца. Часто она опаздывала к ужну, а иногда и вовсе не ужинала, хотя всегда старалась пообедать вместе с Изабел и уделить какое-то время Катлину и Андреа, перед тем как их укладывали спать, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие отца. Она часто брала детей с собой к Кейт или возила в Саванну в гости к кузену Тедди. Находила она время и для совместных вылазок в лес за ягодами, и для прогулок вдоль ручьев и по полям Чимеры, и для посещения конюшен, где дети могли посмотреть на лошадей и поиграть со щенками и котятами.
Кэтлин старалась уделять побольше времени и Изабел, помогая этой нежной девушке привыкнуть к ее новому дому в Чимере. Спустя две недели после отъезда Рида Мэри уехала в Саванну к Сьюзен, и теперь две подруги могли вести долгие разговоры наедине, чем они и не преминули воспользоваться.
Физически Изабел полностью оправилась от того, что пришлось пережить. Она набрала свой прежний вес и стала вновь похожа на ту юную девушку, которую когда-то знала Кэтлин. Но Кэтлин понимала, что глубокие душевные раны подруги еще не зажили. Лицо ее часто принимало печальное выражение, на лбу появлялись морщины. Она редко улыбалась, а когда это случалось, улыбка всегда получалась грустной. Кэтлин неоднократно заставала Изабел погруженной в мрачные и тяжелые, судя по всему, мысли, с отсутствующим выражением лица и глазами, полными боли. Подчас тонкие черты ее лица искажала гримаса страха, а хрупкое тело начинало непроизвольно дрожать.
Изабел избегала говорить о своем муже, и Кэтлин не заводила разговоров на эту тему. Зато они часто говорили о годах учебы в пансионе для молодых барышень миссис Босли. Они смеялись, вспоминая о своих розыгрышах, жертвами которых становились школьные подруги и сама миссис Босли. Обе получали удовольствие, вновь переживая то счастливое время.
— Помнишь, как Фрэн Каррингтон решила, что она беременна, потому что кавалер поцеловал ее во время рождественских каникул? — со смехом спросила Кэтлин во время одного из таких разговоров. — Как же она переживала!
Изабел улыбнулась:
— Да, а потом, когда она слегла с простудой, она чуть не умерла от страху, узнав, что старая миссис Босли собирается вызвать к ней доктора Фробишера.
Кэтлин покачала головой с выражением комического отчаяния на лице.
— Господи, какими наивными и молодым мы тогда были!
— Глупыми и благостно невинными, — согласилась Изабел со вздохом сожаления.
Кэтлин озорно улыбнулась, и ее глаза заискрились, как хрусталь в лучах света.
— А помнишь, как мы стащили панталоны Босли и вывесили их в окне башни? — задыхаясь от смеха, проговорила она.
Изабел тоже расхохоталась:
— А я и забыла об этом. Никогда не видела, чтобы кто-то краснел так, как тогда бедняжка Босли. У нее лицо приобретало все оттенки красного цвета поочередно. Я думала, у нее будет разрыв сердца.
— Ну, когда она узнала, кто сыграл эту шутку, я все же пожалела, что этого не случилось! — воскликнула Кэтлин. — Клянусь, у меня на коленях до сих пор остались отметины после того, как она в наказание заставила нас три недели подряд каждый день отскребать полы.
Изабел нахмурилась, но потом снова заулыбалась:
— Да, но ты отомстила Синтии Оберли за то, что она наябедничала про нас, помнишь?
Кэтлин громко засмеялась:
— О Господи, да! Жаль, что я не видела ее лица, когда она, проснувшись, обнаружила, что ее длинные белокурые волосы выстрижены на макушке, — от смеха слезы потекли у нее по щекам.
Изабел раскачивалась взад и вперед, тоже заходясь от смеха.
— Да нам и не нужно было ее видеть. Ее визг раздавался по всей школе. Я была только рада, что Босли не смогла обвинить в этом нас.
Кэтлин кивнула.
— Все знали, что это мы сделали. Босли просто не смогла этого доказать.
— Так же, как она не смогла доказать, что мы подмешали синей краски в ее крем для лица, — захихикала Изабел.
Кэтлин схватилась за бока от смеха.
— Целую неделю она ходила с голубыми морщинами, — еле выговорила она. — Это было даже лучше, чем когда мы пробрались в прачечную и подсыпали в крахмал порошок, вызывающий зуд.
Теперь и Изабел буквально плакала от смеха.
— Я чуть не умерла со смеху, глядя, как все чешутся, стараясь делать это как можно незаметнее.
— Как и подобает леди, — добавила Кэтлин, подражая манерному выговору миссис Босли.
— Ты была неисправима! — сказала Изабел.
— Я! — взвизгнула Кэтлин. — А кто придумал намазать дверные ручки маслом, а в день экзамена склеить страницы в книге миссис Босли и вылить чернила из чернильницы и налить туда лимонный сок?
— Ты вдохновила меня, — защищалась Изабел, — засунув лимбургский сыну в кровать Одри Халлори.
— И поэтому ты заменила гигиеническую пудру Дотти Сандерс птичьим пометом? — укорила ее Кэтлин.
Насмеявшись до икоты, они наконец угомонились.
— И как это только мы пережили эти годы? — удивленно улыбнулась Изабел.
— Нет, странно не это, а то, как их пережили другие, — поправила ее Кэтлин. — Все наши проказы не давали мне сойти с ума в этой школе.
— Может, нам написать миссис Босли, признаться во всем и извиниться? — предложила Изабел.
— Типун тебе на язык, — возмутилась Кэтлин и с преувеличенным ужасом добавила: — Она пошлет английских шпионов, они нас похитят и привезут к ней, чтобы она, хотя и с опозданием, могла примерно нас наказать. У меня внуки успеют вырасти, прежде чем она нас отпустит. Мы сгорбимся и начисто лишимся коленных чашечек, годами отскребая ее полы.
В темных глазах Изабел промелькнул насмешливый огонек.
— Значит, это плохая идея? Кэтлин энергично закивала.
— Очень плохая идея, Изабел. Такая плохая, что хуже и быть не может.
Так понемногу Изабел поправлялась и душевно. Чаще стал слышен ее звонкий смех, чаще видна очаровательная улыбка. В ответ на искреннюю, бескорыстную любовь Кэтлин она постепенно вылезала из своей раковины. Кэтлин с радостью наблюдала за этим процессом, но про себя задавалась вопросом, сможет ли Изабел когда-нибудь полностью преодолеть последствия того ужаса, который ей довелось пережить. Больно было смотреть, как она замыкается в присутствии других людей, испуганно озирается по сторонам, словно ожидая, что ее вот-вот схватят и отправят назад в Испанию.
У нее была привычка вздрагивать, если до нее неожиданно дотрагивались, особенно в присутствии мужчин. Она ненавидела встречи с незнакомыми людьми, ненавидела разъезжать по Саванне в открытой карете. В такие моменты Кэтлин чуть ли не физически ощущала охватывавший девушку страх и с отчаянием думала, что никогда ее подруга не будет чувствовать себя полностью в безопасности. Пытаться убедить в чем-то Изабел было бесполезным занятием. Только любовь и время, понимала Кэтлин, смогут совершить это чудо, если такое вообще окажется возможным. Ей оставалось лишь молиться, чтобы настал день, когда Изабел полностью освободится от кошмарных воспоминаний и гнетущего страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54


А-П

П-Я