Запекшиеся губы Доминика дрогнули.
— Ты вернешься? — спросил он, хватая Изабел за руку.
Улыбка ее стала еще шире.
— Конечно, я вернусь, медведь ты этакий! Думаю, ты еще устанешь смотреть на меня к тому времени, как поправишься.
— Никогда! — прошептал он.
Кэтлин с Жаном пробыли на Гранд-Тер неделю, до тех пор, пока Чарльз не заверил их, что отныне жизни Доминика ничто более не угрожает. На конец этой недели как раз приходился день рождения Жана, и Кэтлин сделала все, чтобы он стал настоящим праздником. Ей хотелось хоть немного порадовать Жана после всего того, что ему пришлось испытать в последние дни. Пьер, сказавший ей об этом, помог и в устройстве торжественного ужина и проследил за тем, чтобы гости не засиживались и сразу же после ужина оставили бы Кэтлин с Жаном наедине.
— Помнишь пари, которое мы заключили с тобой перед нашей дуэлью? — спросила Кэтлин, которая кормила в этот момент Жана инжиром, шаловливо касаясь кончиками пальцев его губ.
Они сидели на террасе, глядя на темнеющее вдали море и отблески лунного света на волнах.
Жан слегка прикусил один розовый пальчик.
— Да, моя маленькая соблазнительница, я помню.
Кэтлин улыбнулась:
— А ты помнишь, что тебе хотелось получить в случае выигрыша?
— Это было бы трудно забыть, — произнес он ровно, — но почему ты спрашиваешь?
— Потому что, мой дорогой, — промурлыкала Кэтлин и слегка подтолкнула его, понуждая встать с кресла, это именно то, что ты получишь от меня сегодня в качестве подарка ко дню рождения! — Увидев его изумленный взгляд, она прошептала: — Идем, ждет ванна, и твоя рабыня горит нетерпением ублажить тебя так, как ты того пожелаешь.
Эта ночь навеки запечатлелась в памяти Жана. Никакие его сумасшедшие фантазии не могли идти ни в какое сравнение с этой фантастической ночью любви, подаренной ему Кэтлин. Она была одновременно и смелой, и робкой, богиней и нимфой. Все в ней принадлежало ему, все, кроме ее сердца. Он мог приказать ей все что угодно, за исключением того что более всего жаждал — любить его. Но здесь он был не властен. И однако в эту одну-единственную ночь они были близки, как никогда. Вновь и вновь страсть бросала их в объятия друг друга, и лишь когда небо над горизонтом заалело, они, совершенно утомленные любовью, оба погрузились, наконец в глубокий сон.
«Волшебница Эмералд» и «Прайд» снова вышли в море, а Изабел осталась на острове ухаживать за Домиником.
Поначалу дела у них шли хорошо, погода стояла отличная и штормов, против обыкновения, не было. Они придерживались своей обычной тактики, нападая на все без разбора суда под британским флагом и покончив с ними, быстро уплывали прочь в поисках новых жертв.
Первого мая разразился ужасный шторм. День не задался с самого утра. Начать с того, что это была годовщина свадьбы Кэтлин с Ридом, и молодая женщина пребывала в отвратительном настроении с первой же минуты, как только открыла глаза. Она была раздражительна и поглощена своими мыслями до такой степени, что Жана так и подмывало подойти к ней и как следует встряхнуть за плечи, чтобы она хотя бы выругалась, а не молчала все время с похоронным видом. Почти все утро она провела на вантах, страдая там в одиночестве и игнорируя все и вся.
Она, вероятно, просидела бы на своем насесте весь день, если бы не британский фрегат. Внезапное появление врага все изменило. Ей пришлось волей неволей спуститься вниз и вести команду в бой. Сражение в этот раз было необычайно ожесточенным или так показалось Кэтлин. Приближался шторм, ей хотелось закончить все как можно скорее, но судьба распорядилась иначе, и бой затянулся. Противники ее были один искуснее другого, и к тому же она никак не могла заставить себя сосредоточиться. Все в этот день, казалось, было против нее. Впоследствии Кэтлин и сама не могла сказать, как это произошло — одну минуту она отражала удар, а в следующую уже лежала поверженная, на палубе, глядя снизу вверх на своего противника. Ей едва удалось откатиться в последнюю секунду в сторону, избежав тем самым смертельного удара. Острая боль в левом плече сказала ей, что она ранена, но сейчас было не время беспокоиться о таких пустяках. Мгновенно она вскочила на ноги и выбросила вперед руку с зажатой в ней шпагой, застав врасплох своего противника, совершенно не ожидавшего, что она так быстро оправится. Клинок пробил его грудь и вонзился в сердце…
Жан, вне себя от ярости, наблюдал за тем, как корабельный врач перевязывает плечо Кэтлин. Рана была неглубокой и не слишком серьезной, хотя небольшой шрам, несомненно, будет отныне всегда о ней напоминать.
— Полагаю, ты не собираешься возвращаться на палубу в такой шторм, Кэтлин? — спросил сердито Жан. — Финли вполне способен заменить тебя у штурвала. Ты и так уже едва не погибла сегодня из-за своих бесплодных мечтаний, которые помешали тебе целиком сосредоточиться на противнике. Ты и дальше собираешься искушать судьбу, пытаясь управлять кораблем в такой шторм с раненой рукой?
При этих словах Жана в душе Кэтлин мгновенно вспыхнул гнев, глаза ее потемнели, и врач поспешно выскочил за дверь, дабы не присутствовать при готовой разразиться в следующий момент буре.
— Это мой корабль, Жан, и здесь я делаю, черт подери, то, что мне нравится! И я не нуждаюсь в твоем позволении, чтобы грустить в день годовщины моей свадьбы с человеком, которого я люблю и о котором тоскую больше, чем ты можешь себе представить.
— Это едва не стоило тебе жизни, дурочка! — проревел Жан в ответ, внутренне содрогнувшись при ее словах.
— Это мое дело!
Лицо Жана словно окаменело.
— Это уж точно, — холодно произнес он и начал собирать свои вещи в каюте.
Прошло несколько секунд, прежде чем Кэтлин сообразила, что он делает.
— Что это ты надумал? — спросила она резко.
Жан рывком обернулся и устремил на нее ледяной взгляд.
— Я устал. Устал лишь давать все время, не получая взамен от тебя ничего, кроме твоего тела. Женщина, которую я люблю, едва не погибла сегодня — думая, должен добавить, о другом мужчине в этот момент, — и она мне заявляет, что это меня не касается! Похоже, мне давно пора перестать биться головой о стену, ты не находишь?
У Кэтлин все дрожало внутри. Может, от того, что произошло с ней сегодня, а может, и по какой другой причине, она не знала. Она знала только то, что должна остановить его, не дать уйти. Она протянула к нему руки.
— Жан, пожалуйста! Не уходи! Прости меня. Давай поговорим.
— Мы поговорим позже, когда оба немного успокоимся. И не смотри на меня с таким отчаянием, cherie. Я буду в соседней каюте. Я не могу возвратиться сегодня на «Прайд» из-за шторма.
— Но ты мне нужен, Жан, — жалобно простонала Кэтлин. — Это был несчастный день, несчастный с самого начала и до конца. У меня раскалывается голова, болит рука, я совершенно измотана, я голодна, я промокла и почти ничего не соображаю. А теперь еще и это! Мне совсем не хочется ссориться с тобой, Жан. Я хочу только прижаться к твоей груди и забыть, что сегодняшний день вообще существовал.
Жан покачал головой и вздохнул:
— Нет, Кэтлин. На этот раз на первом месте будет то, чего хочется мне. Я должен отказать тебе, чтобы окончательно не лишиться рассудка. Мое терпение достигло предела. Не могу я больше довольствоваться лишь твоим телом. Мне нужна твоя душа, твое сердце. Бывают моменты, когда я готов поклясться, что в нашей постели трое — ты, я и Рид. Я не желаю отныне делить тебя с призраком!
С этими словами Жан отвернулся от Кэтлин, которая словно приросла к полу, и направился к двери. На пороге он оглянулся и увидел, что лицо ее было белым, как мел.
— Когда ты сможешь прийти ко мне и сказать, ты меня любишь, я тебя выслушаю. Когда ты сможешь убедить меня, что ты предала прошлое забвению мне не нужно больше соперничать с памятью о Риде в твоем сердце, тогда мы с тобой поговорим, но не раньше.
И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Совершенно потрясенная, Кэтлин застыла на месте, глядя сквозь застилавшие глаза слезы на закрывшуюся за Жаном дверь.
Пальцы Кэтлин с силой сжимали штурвал. В душе бушевала не меньшая буря, чем на море вокруг нее. Длинные влажные пряди волос, развеваясь от резких порывов ветра, хлестали ее время от времени по лицу, что затрудняло видимость, и без того небольшую из-за пелены дождя. По щекам, смешиваясь с морскими брызгами и каплями дождя, безудержно катились крупные слезы. Корабль швыряло из стороны в сторону, и при каждом ее усилии выровнять его, плечо пронзала острая боль. Царивший кругом мрак то и дело прорезали белые зигзаги молний, нацеленных, казалось, прямо на «Волшебницу». Постоянные раскаты грома оглушали Кэтлин, так что она слышала лишь рев бури, шум ударявшихся о борт волн и завывание ветра.
Очередная молния ударила почти у носа корабля с правого борта, и Кэтлин невольно зажмурилась. Небеса словно затеяли с фрегатом какую-то жестокую игру. Для моряка не было большего кошмара, чем быть застигнутым подобным штормом, когда каждую секунду ты мог ожидать, что молния попадет в ванты или ударит с дьявольской точностью в мачту, уничтожив хрупкую посудину, являющуюся единственной преградой между тобой и ревущим внизу морем, которое, казалось, стремилось тебя поглотить.
— Черт! Черт! Черт! — выругалась вслух Кэтлин, но ее гнев был направлен скорее против себя самой, нежели против бушевавшего вокруг шторма. Все ее мысли были заняты Жаном. «Если я в скором времени не приму какого-нибудь решения, я его потеряю», — подумала она, кусая губы.
На мгновение в душе ее вновь вспыхнул гнев. «Только три недели назад он сказал, что даст мне время. Похоже, данный мне срок истек. Но это же нечестно!» Слезы вновь покатились по ее щекам и подбородок предательски задрожал.
Кэтлин обреченно вздохнула. Вновь и вновь она задавалась вопросом: «Почему я не могу, наконец, решить, что мне делать, почему колеблюсь?» Мысленно она начала перечислять: «Жан любит меня. Рид мертв. Я люблю Жана…» Пораженная этой последней мыслью, невольно возникшей в ее мозгу, Кэтлин широко открыла глаза.
— Я люблю Жана, — проговорила она медленно вслух, словно пробуя на язык эти слова.
Они звучали правильно. В них не было никакой фальши. Неудивительно, что она, не сопротивляясь, кинулась ему в объятия и разделила с ним его ложе. Должно быть, сердце ее давно знало то, что разум отказывался принять.
И все же что-то в ней противилось этому. Словно испытывая нестерпимую боль, она плотно сжала веки и мысленно вскричала: «Но эта мысль пугает меня! Я боюсь отдать свое сердце Жану. Это требует безграничной веры и доверия с моей стороны, на что после смерти Рида я совершенно не чувствую себя способной. И потом, нужно еще так много учитывать, помимо того, что мы любим друг друга. Обладаю ли я достаточным мужеством, чтобы рискнуть полюбить снова, осмелиться думать, что у меня с Жаном может быть будущее? Могу ли я доверить его заботам моих детей?»
Мысли носились по кругу в ее усталом мозгу, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же: «Да. Я люблю Жана. Не так, как я любила Рида, по-другому, как сказала Элеонора. И что же мне теперь делать? Насколько сильно мое желание рискнуть?»
Занятая своими мыслями, Кэтлин не сразу заметила Жана, который, прислонившись к мачте, стоял внизу на палубе и молча наблюдал за ней. Даже сквозь пелену дождя его взгляд обжигал. Намереваясь, очевидно, подняться к ней, он шагнул вперед, и в этот момент черноту неба прорезал зигзаг молнии, нацеленной, казалось, прямо в мачту. Все вокруг залил ослепительный белый свет, и лишь раздавшийся в следующее мгновение громкий треск сказал Кэтлин, что мачта раскололась.
— Жан! — крикнула Кэтлин, и тут паруса, лини и обломки мачты полетели на палубу — на Жана. Она увидела, как его ударило стеньгой и он упал, мгновенно погребенный под парусиной.
Оставив штурвал в руках судьбы, Кэтлин со всех ног бросилась к лестнице. У юта она столкнулась с Финли, спускавшимся на палубу, и вместе они кинулись Жану на помощь. «Волшебницу Эмералд», оставшуюся без рулевого, бросало из стороны в сторону, и в воздухе стоял тяжелый и пугающий запах горелого дерева. На палубе к ним присоединились другие, и, преодолевая шум бури, Кэтлин крикнула:
— Жан ранен!
Внезапно фрегат накренился, и она, поскользнувшись, упала.
— Финли! Встань у штурвала!
Вскочив на ноги, Кэтлин стала пробираться к Жану, отбрасывая с дороги лини и парусину. Когда она была уже почти рядом с ним, о борт ударила огромная волна. Фрегат опасно накренился, и Кэтлин вновь упала.
В это мгновение она увидела Жана. Явно находящийся без сознания, с белым как смерть лицом и запутавшимися в линях руками и ногами, он катился по палубе к краю борта. Прежде чем Кэтлин успела подтянуться и схватить его, он проскользнул под поручнем и таща за собой лини и парусину, свалился за борт в бурлящие темные волны.
На мгновение Кэтлин застыла от ужаса. Затем, вкрикнув, она сбросила с себя сапоги и прыгнула в море вслед за ним.
ГЛАВА 17
Волны сомкнулись над головой Кэтлин, и кромешная тьма обступила ее со всех сторон. Полное отсутствие света и звука вселяло ужас, и на мгновение у Кэтлин захолонуло сердце. Она попыталась хоть как-то сориентироваться. Здесь, под бурлящей поверхностью море было спокойнее, и она почти не чувствовала качки, плывя вслепую туда, где, как ей казалось, мог находиться Жан.
Кэтлин плыла, полностью положившись на свое внутреннее чутье, и вскоре ощутила какое-то необычное колебание воды впереди себя. Поспешно она вытянула руку, и ее пальцы коснулись линя. Следуя вдоль него и колеблющейся под напором воды парусины, она молила небеса о том, чтобы ей удалось найти Жана прежде, чем будет слишком поздно.
Ей начало уже казаться, что прошла целая вечность, и тут рука ее внезапно наткнулась на холодное тело. «О Господи, наконец-то! — мысленно воскликнула она и начала торопливо освобождать Жана от опутавших его веревок и парусов. — Господи, только не дай ему умереть!» Она яростно дергала за набухшие от воды веревки, торопливо отбрасывая в сторону целые ярды парусины, пока, наконец, Жан не оказался на свободе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54