— С острой шляпной булавкой! — Тетушка Генриетта никогда не оставляла в покое бдительность своих племянниц, они всегда должны иметь при себе острую шляпную булавку. Это их единственное оружие, уверяла она, хотя Лорна часто задумывалась над тем, что мог бы себе когда-нибудь позволить мужчина в здравом рассудке в случае с тетушкой Генриеттой, чтобы заставить ее поверить в то, что ей необходимо оружие. Более того, что может сделать мужчина с Лорной посреди озера Белого Медведя в яркий воскресный полдень?
— Конечно, с острой, — согласилась девушка со всей серьезностью. — И я вернусь домой в любое время, как вы скажете.
Гидеон вытер усы и, беря в руки чашку кофе, пристально посмотрел на дочь, Лорна отметила, что он был в отвратительном настроении.
— Ты можешь взять гребную шлюпку.
Однажды у них уже произошла серьезная размолвка, когда он узнал — через Серона, конечно, — что Лорна упросила одного из мальчиков, Майкла Армфилда, научить ее управлять парусом на его лодке.
— Ну вот, ялик, — разочарованно протянула дочка Барнетта. — А если, папа…
— Или ялик, или ничего другого. Два часа. И возьми с собой спасательный жилет. Да, если ты вдруг опрокинешься в этой юбке, она потянет тебя на дно, как якорь.
— Да, папа, — согласно кивнула она и, обращаясь к матери, добавила: — Я думаю взять с собой пакет с ленчем и перекусить прямо в лодке.
Воскресный день отличался тем, что обычно обед и ужин состоял из холодных закусок и обслуживали трапезу очень мало слуг.
— Прекрасно, — согласилась Лавиния. — Но я все равно буду волноваться, как ты там одна на воде.
— Я могу пойти тоже, — с надеждой воскликнул Серон.
— Нет! — крикнула Лавиния.
— Мама, ну пожалуйста, можно мне? — умоляюще заскулил Серон.
— Мама, я брала его с собой в город на этой неделе, хотя вполне могла бы пойти одна, а в другой раз он увязался со мной и Тейлором на джазовый концерт. Так что же, я и теперь должна тащить его с собой?
— Лорна права. В этот раз ты останешься дома.
Девушка с облегчением вздохнула и поспешила расправиться с завтраком, пока другие еще не успели с ним покончить.
— Я пойду к миссис Шмитт. — Она залпом допила свой кофе, а затем заспешила в кухню, пока ее кто-нибудь не опередил.
Харкен был в кухне, когда Лорна просунула туда голову. Он сидел на коленях перед морозильной камерой. Когда дверь открылась, он поднял глаза и встретил ее взгляд. У него были такие же синие глаза, какие она запомнила, привлекательное лицо и широкие плечи.
Он держал в руках таз с водой и, молча кивнув в знак приветствия, подошел к задней двери, которая вела из кухни в сад, и вылил воду на траву.
— Миссис Шмитт? — позвала Лорна, взявшись за ручку двери.
Кухарка поспешила к ней из буфетной, где она в отсутствие Честера подсчитывала и проверяла столовое серебро.
— Ах, это снова вы, мисс!
— Да. — Лорна подавила усмешку, подумав о том, что, действуя таким образом, она урезает те свободные часы, которые выделяются для прислуги по кухне каждую неделю.
Харкен вернулся и поставил на место пустой таз.
— Хочу вас попросить положить мне еды в пакет, который я возьму с собой на озеро.
— Конечно, мисс.
— Можете оставить его около задней двери, а я заберу его перед тем, как уйду.
— Хорошо. И я, конечно, положу парочку пирожных, которые вы так любите.
Лорна почувствовала некоторое замешательство. Никогда в жизни она не говорила миссис Шмитт, что любит пирожные.
— Интересно, а вы откуда знаете об этом?
— Слуги болтают, мисс. Я знаю многие из блюд, которые вы любите, так же, как и об остальных членах семьи тоже.
— Спасибо, миссис Шмитт! Я действительно люблю пирожные, и я желаю вам приятно провести сегодняшний день.
— Надеюсь, мисс, и спасибо вам на том.
И, ни разу не взглянув на Харкена, Лорна направилась к выходу, хотя у самой двери краем глаза она отметила про себя, что кулаки у него, выглядывающие из-под рукавов рубахи, крепкие, как дубовые полешки, а его взгляды, обращенные на нее, вопрошают о гораздо большем, не только о кухонной работе.
Через несколько минут Лорна была уже готова, взяв с собой пакет с едой, с сияющими глазами, выглядывающими из-под кокетливой шляпки из итальянской соломки, пришпиленной острой булавкой, с лентами бледно-голубого цвета, подобранными в тон полоскам на ее сатиновой юбке, а на стройных ножках с изящными ступнями — пара белых сандалий в стиле «Принц Альберт»; у них не было застежек и кнопок, а только эластичные ремешки, которые снимали массу проблем. Отплыв футов на двадцать от берега, она бросила весла, подвернула юбку, сбросила сандалии вместе с чулками и подвязками, сложила все вместе в пакете с ленчем и, взявшись снова за весла, направилась к тому месту на озере, где стояла лодка Тима Иверсена.
Тим Иверсен был одним из тех редких людей, которых все любят. Благодаря своей профессии фотографа он мог общаться с людьми как высших, так и низших кругов, снимая и тех и других. Он не был богатым человеком, если следовать каким-либо стандартам, но у него был свой салон моментальной фотографии на озере Белого Медведя, который он оборудовал еще задолго до того, как состоятельная публика начала строить дома в этом месте. Тим называл свое заведение «Салон Березовая изба» и держал дом на широкую ногу. Он не только увлекался парусным спортом вместе с богатой публикой, но и охотился, ловил рыбу и общался со всеми вокруг еще и потому, что вел хронику событий, фотографируя каждый интересный эпизод из жизни озера с тех самых пор, когда люди с деньгами выбрали его местом проведения парусных соревнований.
Со своей стороны, рабочие тоже нашли друга в Тиме Иверсене. Он происходил из бедной семьи и не скрывал этого. К тому же внешне он выглядел скромным и некрасивым: еще в юности с ним произошел несчастный случай, когда иголка попала ему прямо в левый глаз, который вытек, и с тех пор он носил стеклянный протез. Однако оставшийся глаз сослужил ему хорошую службу, благодаря ему он стал фотографом для всех социальных групп. Он не только основал фотоателье в Сент-Поле, он путешествовал по стране со своей фотокамерой, делая снимки, которые висели почти в каждой гостиной Америки, и таким образом создавал национальную хронику.
Однако когда Лорна добралась до его лодки, камера Тима ей на глаза не попалась. Мастер фотодела и Харкен в закатанных штанах устанавливали сеть с противоположной стороны лодки в мелком месте у берега. Остановившись неподалеку от них, Лорна бросила весла, надела чулки и сандалии, снова взялась за весла и, бросив взгляд через плечо, увидела плывущего Тима. Харкен, с сетью в руках, только наблюдал за ее лодкой.
Когда Лорна подплыла к лодке Тима, оба молодых человека ожидали ее, стоя по колено в воде. Харкен взялся за носовую часть лодки, чтобы притянуть ее, а Тим в это время весело приветствовал девушку:
— Ого, какой приятный сюрприз, мисс Лорна!
Она попыталась сохранить равновесие, несмотря на качку.
— Ну, в этом нет ничего удивительного. Конечно, Харкен сказал вам, что я собираюсь сюда.
— Да, говорил, — засмеялся Иверсен и протянул Лорне руку. — Но я знаю, как ваш отец смотрит на проблему «леди и яхты», поэтому думал, что у вас возникнут сложности с этим.
— Как видите, я решила эту проблему, — ответила Лорна, ухватившись за руку Тима, чтобы сойти с лодки. — Я пообещала вернуться через два часа.
До сих пор она старалась не смотреть на Харкена. Она разглядывала его раньше, когда он, стоя в воде, подтягивал ее вместе с лодкой.
— Привет, — тихо сказала она.
Он поднял лицо и искоса посмотрел на нее. С непокрытой головой, светловолосый, в мокрых штанах, белой полотняной рубахе с расстегнутым воротом, он подтянул лодку последним рывком, и все его большое мускулистое тело напряглось от этого мощного движения.
— Привет, мисс.
— О, я помешала вашей рыбалке…
— Да это вообще пустяки. Мы ведь можем и позже закончить.
Она сделала широкий шаг, ступив на палубу и следуя за Иверсеном, который оставлял на досках мокрые следы. Харкен двигался вдоль борта. Они сошли на песчаный берег, где солнце не так палило, а вода была теплой. Стоял жаркий и неподвижный полдень. Еще более неподвижные темнели мелкие деревья ближайшего леса. И непрестанный, ни на секунду не смолкающий стрекот кузнечиков. А вдоль берега, у самого края воды, плакучие ивы погрузили в водное лоно свои ветви.
— Разве мистер Харкен не предупредил вас, что я приду кое-что обсудить? Например, как выиграть регату в будущем году? — спросила Лорна Иверсена.
— А говорил ли он вам, мисс Лорна, что об этой его идее уже знает добрая половина членов яхт-клуба «Белый Медведь», и все они сказали, что он сумасшедший.
Лорна еще раз бросила взгляд на высокого блондина.
— А вы что думаете, мистер Харкен?
— Может быть. Хотя я так и не думаю.
— А если поточнее, то что вы предлагаете?
— Абсолютно новый дизайн яхты.
— Ну-ка покажите.
Он в первый раз прямо посмотрел ей в глаза, хотя до сих пор про себя все время удивлялся, чего ради такая хорошенькая юная леди вдруг так загорелась желанием узнать что-то про лодки. А что она может в этом понять? Ведь он делился своими идеями и с опытными яхтсменами, и они отказались принять его доводы. А уж если теперь ее папочка узнает об этой встрече, он точно вытурит его с работы, как и предупреждала миссис Шмитт. Но Лорна стояла здесь, доверчиво глядя на него из-под полей изящной шляпки красивыми глазами с опущенными ресницами, с ласковой улыбкой, с трогательными блестящими капельками пота на лбу и потемневшими подмышками. Да и какой нормальный мужчина, если только у него оба глаза не стеклянные, мог равнодушно смотреть на хорошенькую девушку с тонкой талией и высокой, унаследованной от матери, грудью. Но Йенс Харкен знал свое место. Конечно, он мог вести себя с ней, соблюдая приличия и с должным уважением, как и подобает кухонному рабочему. Но отказаться от возможности еще с кем-нибудь поговорить о яхте — это было выше его сил, ведь яхта — это его мечта и страсть. И то, что в данный момент у него не было судна, ничего не значило, оно у него будет, Харкен знал это и верил в собственное, яркое, заманчивое и сказочно-прекрасное будущее, как верил в день и ночь, в свои руки и ноги. Да, конечно, так и будет, иначе бы он не оказался здесь босиком рядом с Лорной Барнетт в кокетливом наряде и шляпе с бантами.
А может, дело в другом, и эта милая богатенькая барышня просто скуки ради забавляется беседами с лакеем? Поколебавшись с минуту, Йенс все-таки решил, что у нее более благородные намерения, и решил поделиться своими замыслами.
— Ну ладно. — Он взял в руки бадью с мелкой рыбешкой и, шагнув в воду, выплеснул ее в озеро, затем снова зачерпнул полное ведерко.
— Смотрите сюда, — заговорил Йенс, точно продолжая свои мысли, перед тем как вылить воду на песок. Он отломил прут от ближайшего куста и присел рядом с Лорной на корточки. — Вы ведь умеете немного управляться с парусом, правда?
— Да, чуть-чуть. Я ведь только украдкой могла этим заниматься.
Он улыбнулся, не отрывая глаз от песка.
— Вот тип яхты, такой же, как у вашего отца. Вы, конечно, знаете, что собой представляет днище этой лодки…
Он изобразил на песке глубокий киль.
— Такая конфигурация киля означает, что водоизмещение этой яхты можно определить отсюда и до этого места. — Он начертил ватерлинию. — Однако во время соревнований яхтсмены поднимают все больше и больше парусов, а для поддержания равновесия килевую балку утяжеляют железом и свинцом, но если и таким образом трудно удержать равновесие, тогда они ее нагружают мешками с балластом и укладывают их рядами от одного борта до другого, так что лодка дает глубокую осадку в воде, понимаете?
— Да, конечно, я знаю про балласт.
— Ну и хорошо, а теперь взгляните вот на это…
Он опустился на колени и стал порывисто чертить на песке вторую лодку.
— Это шаланда, легкое маленькое суденышко с плоским дном, которая только скользит по воде, а не рассекает ее. Водоизмещение по дизайну адекватно водоизмещению килевой яхты — как раз то, о чем мы и говорили. Урежем число парусов, потому что при таком корпусе нам не нужен лишний вес. Ну, скажем, вес судна длиной тридцать восемь футов достигал бы тысячи ста фунтов, с учетом водоизмещения он составил бы что-то около половины этого, только пятьсот пятьдесят фунтов. Мы здорово сэкономим в весе.
— А как же лодка сохранит равновесие, если вы не будете использовать балласт?
— С помощью формы.
Он метнул в Лорну короткий взгляд и живо нарисовал третью картинку.
— Представьте себе, что по форме лодка будет напоминать сигару, на которую кто-то наступил, а ее осадка — от палубы и до днища — не будет превышать трех футов.
— Такая плоская?
— Ничего, зато легкая и быстрая как пуля, без длинного бушприта — зачем нам такие большие паруса? Парусов у нас будет немного.
— А она не будет зарываться носом в воду?
— Ни в коем случае.
— Вам нелегко будет убедить моего отца в этом.
— Ну и что же, все равно я прав! И я уверен в этом! Лодка должна быть мелкой, по проекту у нее такой корпус. — Он обрисовал в воздухе контуры. — Благодаря таким техническим характеристикам у нее будет мощная естественная подъемная сила: двигаясь при низком ветре, она не будет зарываться носом, а станет скользить по поверхности водной глади, как маленькая ракета, не то что яхты старого образца, когда корпус почти полностью погружается в воду, создавая мощное сопротивление движению.
Он перевел дыхание, сел на песок и, уставив руки в бока, пристально посмотрел на Лорну. Его глаза на солнце казались совсем светлыми, а дыхание от волнения стало коротким.
— Откуда вы все это знаете?
— Ну, как сказать, откуда. Просто делаю и все.
— А вы когда-нибудь изучали это?
— Да нет.
— А как же тогда?
Йенс прикрыл глаза и замолчал. Оглянувшись назад, он отбросил палку в сторону и сдвинул брови.
— Я норвежец. Думаю, что это у нас в крови, и потом, сколько я себя помню, я все время занимался парусным делом. Меня научил отец, а его учил мой дед.
— А где?
— Сначала в Норвегии, а потом здесь, когда мы иммигрировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52