Тимоти был несколько ошеломлен откровенным вопросом.
– Мы вполне ладим. – Он снова поднял глаза к голубым просветам в молодой листве. Протянув руку, он сломал маленькую веточку и пристально разглядывал ее нежную кору, как будто в ней заключалась тайна вселенной.
– Наши отцы были братьями и очень дружили. Вот почему они со своими женами оказались вместе, когда погибли… в катастрофе на яхте десять лет назад. Как глава семьи Брандт, Грэй стал моим опекуном. Я никогда не сомневался, что намерения его чисты. Я просто не всегда соглашаюсь или подчиняюсь тому, что он считает для меня лучшим.
Лиз кивнула, сочувствуя трудному положению Тимоти. Она снова ритмично похлопала по шелковистой шее коня, слегка прищурившись и рассматривая стройного молодого человека, который, несмотря на более светлый цвет волос, отличался фамильным сходством и грацией Брандтов. Несомненно, Грэй определил для младшего брата жизненный путь, так же как и ее отец направил ее будущее совсем не в то русло. И только посмотрите, куда ее это привело.
– Я понимаю это лучше, чем вам может показаться, Тимоти.
Склонив рыжеватую голову набок, Тимоти принял ее заявление с видом сомнения, смешанного с любопытством.
Уверенная, что ей будет хорошо с такими друзьями, как Дру и Тимоти, Лиз решила рассказать им о своей жизни.
– Пойдемте сядем, и я объясню. – Привязывая поводья к дереву, она указала на маленькую полянку, где мягкая трава была омыта утренним дождем и высушена дневным солнцем. Когда трое расселись свободным кружком, причем женские ноги были скромно спрятаны под юбками, а мужские – удобно вытянуты вперед, Лиз начала свою историю:
– Мой овдовевший отец, владелец животноводческого ранчо и железной дороги, – очень богатый человек. – Это сообщение о богатстве, совершенно не произвело впечатления на этих англичан и не вызвало в них того благоговения, которое оно обычно вызывало у среднего американца. Довольная такой реакцией, Лиз почувствовала, что может говорить открыто. – Я всегда считала, что он любит меня. Однако он сделал выбор, считая лучшим для моего будущего то, из-за чего я оказалась здесь… хотя я предпочла бы быть в другом месте.
Лиз видела, что паре, сидящей перед ней, трудно понять, как женщина может предпочесть какое-то другое положение завидному положению жены герцога – молодого и красивого герцога. Упрямо продолжая, она заговорила о ранчо Дабл Эйч и поведала им о постыдной роли, которую ее отец сыграл, обманом заманив ее в брак, после чего последовало немедленное отплытие новобрачных на трансатлантическом лайнере.
– Таким образом, – заключила Лиз, – герцог получил то, что искал в Америке. В его руках богатство моего отца, которым он может распоряжаться по желанию. Но – и это неприятный факт, который, я уверена, он находит неприятным – у него также есть я.
С прирожденной верностью Дру открыла рот, чтобы защищать своего дядю, но мрачно улыбающаяся Лиз подняла руку, останавливая эту попытку.
– Я же в обмен имею страну, полную чужих людей и незнакомых правил, где мой муж приговорил меня к жестоким обычаям и обществу вдали от родных мест.
– Мы же не чужие, – с жизнерадостной улыбкой прервал Тимоти. – Больше нет.
Редко позволяя себе предаваться жалости к себе или мрачным мыслям, Лиз отказалась от несвойственного ей образа и ответила заразительной широкой улыбкой.
– Однако… – неуверенно начала Друсилла.
Лиз немедленно догадалась, что это было осторожное начало предостережения, какого следовало ожидать от девушки, воспитанной в повиновении строгому кодексу правил. Она улыбнулась немного скептически.
– Есть одно ограничение, которое вам, возможно, следует соблюдать. – Дру нервно теребила юбку, как будто это могло ей помочь набраться мужества. – Не ездите верхом по-мужски, иначе вы поистине шокируете округу.
– Я не сделала бы этого никогда, если бы ваш дядя не привел меня в бешенство. – Лиз послала Дру покаянную улыбку и указала на огнистую гриву, распустившуюся во время ее неистовой скачки. – Я родилась с характером, легко вспыхивающим и разгорающимся так же ярко, как мои волосы. Хотя я больше предпочитаю ездить верхом по-мужски и на своем ранчо в Вайоминге держу несколько кожаных юбок с разрезом спереди, что облегчает женщине скачку в этой более удобной позе, – я не стала бы нарушать правила здесь. – Озорная ухмылка вытеснила покаянную улыбку. – По крайней мере не в первый день.
– Мы будем помнить о вашем вспыльчивом характере и попытаемся оставаться в списке ваших друзей. Правда, Силли? – Тимоти подавил свою собственную ухмылку, округляя глаза в притворном страхе. – Кто знает, может, вы такой же хороший стрелок, как и наездница. – Он кивнул в сторону вороного: – Я знаю мало мужчин и ни одной женщины, которая могла бы справиться с Миднайтом, как вы.
– Я хороший стрелок, – подтвердила Лиз, пожимая плечами, чтобы не показаться хвастливо-самоуверенной. – Мне приходится жить на ранчо, где с угонщиками скота и другими негодяями по-другому не справиться.
Это замечание мгновенно вызвало неподдельный интерес. Но не в Тимоти, как могла бы предположить Лиз, а в робкой девушке рядом с ним.
– Вы сражались с угонщиками скота? – спросила Дру с благоговением в голосе.
– Ты опять читаешь эти дешевые комиксы? – строго спросил Тимоти, поджимая губы с притворным отвращением. – Если твоя приемная мамочка найдет их, ты будешь наказана и останешься в Эшли Холл до конца сезона.
Дру коротко сверкнула глазами на прервавшего ее и снова с надеждой повернулась к Лиз.
Понимая, что сама невольно напросилась на это, и не без тайного удовольствия желая удовлетворить любопытство девушки, Лиз начала рассказывать:
– Я лично столкнулась с угонщиками лишь однажды. Обычно ответственность за охрану стад Дабл Эйч лежит на управляющем и объездчиках. Но в тот раз я выехала с ними на южные пастбища проверить…
Ее повествование вскоре захватило слушателей картинами ее любимых широких просторов, где свободно гулявшие стада были соблазном для некоторых нечестных людей. Дру с таким наслаждением слушала волнующий рассказ, что, когда история подошла к концу, была даже слегка разочарована, что негодяев не застрелили на месте, а окружили, пригнали к шерифу и затем судили.
– Так что, вы видите, – заключила Лиз, – что, хотя я посещала школу мисс Браун для юных леди, прилежно занимаясь французским и немецким, изучая, какую посуду использовать для всевозможных официальных приемов и как организовать подобные мероприятия, я предпочла бы оставаться на моем ранчо в Вайоминге. Там выбираю я, когда ехать и ехать ли вообще в город. – Она усмехнулась: – И я скачу в мужском седле, и никто не скажет мне «нельзя». На ранчо Дабл Эйч я свободна, не подчиняюсь ни одному мужчине – будь то объездчик или герцог.
– У вас никогда не было приемной мамы? – Дру с интересом склонила набок голову в темных локонах. Теперь, когда волнующий рассказ закончился, ее куда больше интересовало отсутствие Юфимии, чем философия женской независимости ее новой тетки.
Этот неожиданный вопрос застал Лиз врасплох, оживляя воспоминания об отце, убитом горем, и слишком хорошо помнившихся детской растерянности и глубокого горя. Голос ее дрогнул:
– Мой отец был потрясен смертью моей матери, когда мне едва исполнилось двенадцать. Он и сейчас безутешен, я думаю. – Она пожала плечами, но тень, набежавшая на синие глаза, отрицала кажущуюся небрежность жеста. – Его, конечно, старались женить, как и следовало ожидать, имея в виду и его богатство. Но мой отец избегает общества женщин и по секрету сказал мне, что у него нет желания жениться вновь.
Отгоняя печальные воспоминания о доме, Лиз решительно вернула разговор к прежней теме, к своим собеседникам.
– Хватит обо мне. А что о вас, Дру?
– Я не помню свою маму. – Дру вглядывалась в травинку, которую выдернула. – Она умерла, когда я только начала ходить, и мой отец женился через год на леди Юфимии.
Как будто сознавая, что это бесстрастное утверждение звучало как критика, Дру подняла глаза и прямо посмотрела в еще затуманенные печалью синие глаза:
– Моя история ничего общего не имеет с известными детскими сказками. Ни одна родная мать не могла бы любить меня больше, чем моя приемная мама с самого первого дня. Мои проблемы никак не свидетельствуют о недостатке любви, нет сомнения в том, что она любит меня… возможно, слишком сильно.
Увидев, как Лиз слегка нахмурилась, и тут же поняв, какой интерес, должно быть, возбудило ее странное заявление, Дру пояснила:
– Так же как ваш отец вмешался в ваш выбор, приемная мама пытается заставить меня сделать выбор, по ее убеждению лучший для меня.
Лиз удивилась, но не испытала потрясения. Хотя она поделилась своей историей, думая, что она аналогична борьбе Тимоти за независимость, теперь, кажется, Дру оказалась в подобной ситуации. Почему все родители и опекуны так уверены, что они знают лучше, что нужно молодежи, и имеют право изменять их жизнь по своему желанию?
– Силли не позволено участвовать ни в одном светском мероприятии и даже приезжать в Сити, пока она не искупит раскаянием свой отказ принять предложение стареющего маркиза Поксуэлла в прошлом сезоне. – Тимоти сделал это сообщение с очевидным отвращением.
Дру сразу взяла продолжение рассказа на себя, прежде чем молодой человек выйдет из себя и скажет лишнее.
– Кажется, моя приемная мама – с присущим ей знаменитым тактом и, несомненно, большой долей лести – убедила оскорбленного вельможу отнести мой отказ на счет возраста, поэтому он намекнул на готовность не просто простить меня, но снова ухаживать за мной.
В словах Дру Лиз услышала смирение и одновременно сильную досаду, смягченную только настоящей любовью к виновнице этой затеи.
Эти неутешительные перспективы согнали с открытого лица Тимоти его обычное доброе выражение, и он бесстрастно перечислил ужасные требования, которые надо было выполнить:
– Только после того, как Силли пообещает приветствовать внимание маркиза, сделать вид, что польщена, и принять, если «честь будет оказана», второе предложение о замужестве, ей будут рады в Бранд Хаус на Гросвенор-сквер.
– И если бы приемная мама знала, что Тимоти сейчас здесь, у нее случился бы апоплексический удар. – Дру, казалось, отвлеклась от темы, и когда поняла, насколько разоблачила себя, покраснела и закусила нежную губу.
Хотя Лиз не сомневалась, что отказ от предложения маркиза был основным пунктом разногласий между леди Юфимией и ее приемной дочерью, казалось несомненным, что в последнем заявлении Дру лежал источник более глубокого разлада.
Чтобы проверить эту догадку, Лиз с деланным замешательством задала вопрос:
– Тимоти, будучи тоже Брандтом, разве вы не имеете полного права находиться здесь?
– Имение Эшли принадлежит исключительно носителю титула. После того как Грэй стал моим опекуном, здесь прошло все мое детство и все школьные каникулы я проводил здесь. Мне всегда были рады… До прошлогоднего сезона, когда и дядя и тетя попросили, чтобы я ограничил свои посещения случаями, когда буду официально приглашен.
Рот Тимоти сжался в твердую линию, но при виде огня, зажегшегося в блестящих синих глазах, он сконфуженно улыбнулся:
– Не вините Грэя. Я не виню. Я не виню даже тетю Юфимию. Она очень серьезно относится к своей ответственности за Силли, а Грэй считает своим долгом поддерживать решения сестры. Мои перспективы совсем не те, что она желает для своей приемной дочери. И правда, у меня ничего нет, кроме скромного дохода из моего фамильного содержания и некоторой доли почета благодаря моему неоплачиваемому посту в палате лордов.
– Но у него есть перспективы, – с жаром проговорила Дру, кладя руку на его плечо. – Он собирается выставить свою кандидатуру в члены парламента от нашего местного округа. И он победит, я знаю.
– Еще один неоплачиваемый пост, – вставил Тимоти, но Дру не обратила внимания и продолжала:
– У меня есть средства моего отца, которыми я могу распоряжаться до замужества, и я намереваюсь использовать их на поддержку кампании Тимоти.
– Нет, ты этого не сделаешь! – тихо сказал Тимоти, нежно похлопав Дру по руке. – Даже одно упоминание об этом положит конец нашим надеждам на наше будущее. Кроме того, я этого не допущу. – Он смягчил суровые слова нежной улыбкой. – Ты должна сохранить все, что можешь унаследовать, для наших детей.
Дру сначала готова была спорить, но при упоминании о детях ее мятежный вид сменился очаровательным румянцем и мечтательным взглядом.
После непродолжительного молчания Лиз спросила молодых людей, которые, если их предоставить самим себе, были способны погрузиться в свой собственный маленький мир.
– Вы объяснили, почему вы не должны быть здесь. Но каким образом и почему вы здесь находитесь?
– Так как очередная сессия парламента вот-вот начнется, благодаря моему месту в палате лордов я, по мнению моих дяди и тети, в данное время в Лондоне, что дает нам с Силли возможность видеться, пусть и тайно. Всю эту неделю я живу в «Титлтон Арма» в деревне, и мы встречаемся здесь каждый день. – Его улыбающиеся глаза померкли, и он помрачнел. – Завтра в это время я должен быть на пути в Сити. Это будет канун церемонии открытия парламента королевой и долгожданный вечер первого большого бала нового сезона у лорда и леди Кардингтон.
Лиз приняла информацию относительно бала и открытия парламента к сведению и занялась более важным вопросом:
– Вы изгнаны из фамильного поместья из-за Дру, не так ли?
Это, по существу, не было вопросом, а утверждением. Тимоти поморщился, но тут же кивнул.
– Мы любим друг друга! – горячо вступилась Дру. – И хотя я уверена, что мы смогли бы уговорить дядю Грэя согласиться на наш брак, приемная мама не захочет даже слышать об этом. Она твердо решила, что так как мой отец был маркиз (титул перешел к дальнему родственнику мужского пола), она никогда не позволит мне выйти замуж за кого-либо ниже рангом.
– А я как сын младшего сына не обладаю никаким титулом вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37