Сшитое для школьницы, с обильными оборочками, платье не годилось для двадцатилетней девушки. Но не важно – Лиз вдела руки в рукава. Она и прежде никогда не заботилась о том, что модно, а что – нет, а сейчас и вовсе не время начинать, несмотря на плохо скрытое отчаяние Марии.
Дойдя до гостиной нижнего этажа, Лиз тут же направилась к ожидавшему ее отцу, который сидел обложенный со всех сторон подушками в ситцевых чехлах.
– Папа, – стоя на коленях перед его креслом, Лиз осторожно заговорила, боясь вызвать его раздражение и подвергнуть его риску, – ты уверен, что разумно выполнять светские обязанности в данных обстоятельствах?
– Более уверен, чем когда-либо прежде. – Его загадочный ответ и блеск в таких же голубых, как и у нее, глазах побудили Лиз к дальнейшим расспросам, но возможности добиться объяснения не было, так как в этот момент их дворецкий Дэвис объявил о прибытии их вечернего гостя:
– Его светлость герцог Эшли!
Ожидая увидеть древнего, иссохшего вельможу, но, зная, что обязана приветствовать его вежливо, Лиз поднялась и сделала несколько шагов к двери и… пораженная, остановилась.
Герцог был ошеломляюще красив: с черными, цвета воронова крыла волосами, оттененными серебряными прядями на висках, и таким же морозным блеском ослепительно сияли глаза. Сразу же включилась ее защитная система. Лиз не доверяла чрезвычайно красивым мужчинам. Те немногие, которых она с безопасного расстояния ранней юности наблюдала на деловых вечерах ее отца, были слишком опытны, слишком уверенны в своей преувеличенной значительности. Она наблюдала, какую опасность они представляли для сердец, даже добродетели, глупо чувствительных женщин. Этот мужчина был намного привлекательнее всех, кого она когда-либо видеть И оттого самым опасным.
– Грэйсон, позвольте мне представить мою дочь Элизабет. – Голос отца был слаб, но тверд.
– Сэмюэль, вы больны?
Лиз наблюдала, как гость прошел мимо нее с поразительной для человека его исключительного роста грацией и присел перед креслом хозяина.
– Вам следовало послать мне записку, – мягко укорил он. – Наш обед можно было отложить до более удобного времени.
– Пфф! – Сэмюэль вяло отмахнулся слабой рукой. – Для меня может и не наступить более подходящий момент. И я также знаю, что время вашего визита в нашу страну ограничено, и надо завершить наше дело с особой поспешностью.
– Дочь, – подняв голову, Сэмюэль нежно улыбнулся Лиз, – познакомься с Грэйсоном Брандтом, восьмым герцогом Эшли.
Спокойное «пфф» от человека, чьи восклицания обычно носили более соленый характер, разбудило веселый нрав Лиз. Когда их гость выпрямился во весь свой внушительный рост, в синем взгляде, смело встретившем серебристый блеск его глаз, плясал едва сдерживаемый смех.
Грей взял руку хозяйки для поцелуя, в то же время пристально разглядывая ее – женщину, приезда которой в Нью – Йорк он дожидался. Едва уловимое озорное веселье, прятавшееся за старательно серьезным выражением ее лица, настолько заинтриговало его, что затмило первоначальный шок от ее поразительно яркой внешности. Сэмюэль говорил о ее рыжих волосах, и он предполагал увидеть женщину с локонами цвета лучей восходящего солнца или глубокого оттенка хорошего бренди… Но нет, ее волосы были яркие, как молодая морковь. И еще удивительнее, что кожа ее золотилась загаром, такой вид заставил бы женщин его круга прибегнуть к стратегии недомогания, чтобы не появляться в свете до тех пор, пока все следы загара не исчезнут. Глаза ее, однако, были красивы – большие, широко расставленные и сверкающие ослепительной бирюзой… разве что чересчур смелые для благовоспитанной девицы.
– Я счастлив познакомиться с вами, мисс Хьюз. – Наклоняясь и слегка касаясь губами ее пальцев, Грэй подумал, не для того ли она надела девственно белое платье школьницы, чтобы ввести его в заблуждение относительно своего возраста.
Лиз моргнула, неотрывно глядя на темный затылок и со все большей силой начиная ощущать страшную притягательность этого человека.
Выпустив ее руку, но все еще стоя очень близко, Грэй встретил ее прямой взгляд и отбросил мысли о намеренном обмане.
Хотя мисс Элизабет Хьюз совсем не соответствовала тому, что он ожидал, – его не вводили в заблуждение. Напротив, его откровенно, правда немного небрежно, информировали о ее возрасте, рыжих волосах и живом характере. Глядя на нее сейчас, он опасался, что выражение «живой характер» может оказаться таким же преуменьшением, как и мягкое упоминание о ее рыжих волосах. Уже были подписаны жизненно важные документы, по которым американский железнодорожный магнат расставался со значительной суммой денег, чтобы увидеть свою дочь герцогиней. Изогнутые в иронической усмешке губы сжались в знак признания неопровержимого факта. Даже если бы документы не были подписаны, Грэй дал слово, и никогда джентльмен – тем более герцог – не отступал от обещания.
Все более ощущая неловкость под проницательным пристальным взглядом гостя, Лиз слегка сощурила глаза с таким выражением, какое, она надеялась, он расценит как предупреждение не терять времени на попытку очаровать ее. Она не доверяла мужчинам – не хотела подчиняться власти мужа. Помимо управляющего, который следил за исправным ходом тяжелого труда на ранчо, мужчины ей были не нужны. Конечно, кроме отца. Мысль о Сэмюэле Хьюзе толчком вернула Лиз в настоящее. Ее внимание моментально переключилось на задумчивый блеск во взгляде старшего из мужчин. Вот чушь! Очевидно, она слишком долго взирала на проклятого герцога. Так долго, что ее отец принял ее предупреждение за интерес.
– Папа, возможно, мне лучше оставить вас вдвоем обсудить то…
– Обед подан! – Торжественный возглас Дэвиса прервал ее слова. Дворецкий отступил назад, оставив двери открытыми.
– Позвольте мне. – Грэй предложил руку женщине, явно испытывающей как беспокойство за больного отца, так и раздражение на неуклюжую ситуацию… и, похоже, на него.
Лиз ничего не оставалось делать, как положить руку на его согнутый локоть, слегка касаясь его пальцами; однако, когда они двинулись вперед, она подняла подбородок, и гордое презрение сквозило во всех ее чертах.
Когда молодые люди двинулись по направлению к столовой, Дэвис встал позади своего хозяина. Он толкал вслед за ними плетеное кресло, и даже Элизабет не заметила, что к нему приделаны колеса.
– Вы бывали на континенте, мисс Хьюз? – вежливо спросил Грэй, когда они сели, и первое блюдо из форели под белым винным соусом было подано лакеем в темном костюме и белых перчатках.
– Нет. – Односложный ответ сопровождался кратчайшим из взглядов. Она не добавила, что ее мало что интересует по ту сторону Атлантики. Ее сдержанность, однако, вовсе не объяснялась тем, что это прозвучало бы грубо. Она стремилась дать понять отцу, что ее совершенно, абсолютно не интересует этот более чем подходящий поклонник.
Было до противного ясно, что отец устроил этот обед с единственной целью познакомить ее с герцогом. Только усилием воли Лиз заставила себя не взорваться. Болезнь, кажется, превратила ее отца в такого же бесстыдного сводника, как мать любой девицы, начавшей выезжать. Лиз этого не потерпит! Она не сделает ничего поспешного, чтобы не возбудить гнев отца, но и ничего такого, что бы герцог мог принять за поощрение!
Обед поглощался бы в почти полном молчании, останься дело в руках Лиз. И это несмотря на галантные попытки герцога вовлечь хозяйку в разговор. Все его усилия вознаграждались настойчиво отведенным взглядом и такими односложными ответами, что он обратился за поддержкой к мистеру Хьюзу и начал – в основном одностороннюю – дискуссию относительно достоинств американской и британской железнодорожных систем.
Все трое вздохнули с облегчением, когда напрасная трата усилий прекрасного повара подошла к концу. В завершение обеда женщины всегда оставляли мужчин наедине с их портвейном, – таким образом Лиз рассчитывала избежать общества мужчин. Она ошиблась.
– Лиз, – дрожь превратным образом придала силу слабому голосу Сэмюэля, – позвони, чтобы Дэвис проводил меня в кабинет.
Стремясь сделать что угодно, лишь бы ускорить свое освобождение, Лиз тотчас подняла серебряный колокольчик, всегда лежавший под рукой хозяйки. Как только раздался его звон, отец продолжил распоряжение:
– Ты присоединишься к нам с Грэйсоном в моем кабинете.
– Зачем? – Лиз хотелось отвергнуть неожиданное и нежелательное приглашение, хотя со всей очевидностью было ясно, что это не приглашение, а приказ.
– У меня для тебя важные новости.
Лиз перевела взгляд с отца на гостя с нарастающим страхом. Что это за новость, настолько конфиденциальная, что ее можно было сообщить только за стенами кабинета, и какое отношение она могла иметь к чужому человеку, пристальный взгляд которого тяжело придавливал ее? Она в отчаянии мысленно поискала какую – нибудь безобидную цель. Может, это связано с железной дорогой отца? Может, герцог имеет отношение к этой области в своей стране? Может быть, потому эта тема преобладала во время обеда? Ощущение пустоты в животе насмешливо говорило ей, что таковая возможность не что иное, как неудачная шутка.
Сэмюэль Хьюз в кресле, толкаемом Дэвисом, двинулся первым. С нарастающим трепетом Лиз шла по коридору, не отрывая взгляда от полоски толстого турецкого ковра, устилавшего путь в маленькую, заполненную книгами комнату, которая была, сколько она себя помнила, местом уединения ее отца.
Обойдя кресло на колесах, Дэвис бесшумно распахнул хорошо смазанную дверь. В одном углу комнаты стоял массивный письменный стол красного дерева, в глубине, позади него, в подставке для цветов стоял папоротник, выбранный матерью Лиз. Папоротник разросся до невероятных размеров, и хотя его зеленые листья грозили заполонить все пространство позади стула, отец ни за что не позволял убрать его с того места, которое выбрала его любимая жена почти десятилетие назад. Когда Сэмюэля вкатили и устроили за письменным столом, Грэйсон подвинул кресло для Лиз, потом сам сел в такое же рядом.
– Элизабет! – Сэмюэль наклонился вперед, положив руки на блестящую поверхность стола, помолчал, очевидно обессиленный несколькими словами, произнесенными за обедом.
Лиз сидела прямо, в неудобной напряженной позе. Отец никогда не называл ее Элизабет, за исключением случаев, когда необходимо было представить ее кому-нибудь официально.
Узнав хорошо знакомые признаки упрямого нрава в линиях нежного подбородка, Сэмюэль обезоружил дочь слабой, умоляющей улыбкой.
– Я быстро приближаюсь к концу своих дней. – Лиз открыла было рот, чтобы опровергнуть это мрачное предсказание, но Сэмюэль жестом дрожащей руки остановил ее возражения. – Приближение неизбежного конца сделало меня более чувствительным относительно невыполненных обещаний, которые я дал твоей дорогой матери на ее смертном ложе.
Непроизвольно Лиз откинулась назад, вжимаясь в мягкую обивку кресла, как будто пытаясь избежать того, что, по ее опасениям, должно было последовать.
– Ты знаешь, я поклялся, что ты получишь отличное образование, какое положено светским девушкам.
– И ты выполнил это обещание, папа, выполнил. Я ведь превзошла всех одноклассниц в школе мисс Браун. Ты же знаешь, что я была ее лучшей ученицей во всем, от языков до верховой езды.
И снова дрожащая рука отмела ее протесты.
– Да, это так. Но это было только первое из двух обещаний, которые я дал.
Густые янтарные ресницы упали на позолоченные загаром щеки. Никогда они не говорили о том, что она давно знала от Марии.
– Я пообещал твоей матери позаботиться о том, чтобы наша дочь была хорошо устроена. Несмотря на твое убеждение, что твои успехи в управлении Дабл Эйч вполне удовлетворительны, это, однако, не так. Второе обещание я не выполнил, ибо она просила и получила мое согласие позаботиться о том, чтобы ты благополучно и удачно вышла замуж.
Глаза Лиз широко раскрылись, и она так решительно затрясла головой, что прочно укрепленная модная прическа грозила рассыпаться.
– Несколько дней назад, – неумолимо продолжал Сэмюэль вдруг окрепшим голосом, чего Лиз в возбуждении не заметила, – его светлость и я подписали официальные документы, касающиеся твоего будущего.
Глаза герцога прищурились. Лиз вскочила на ноги. Ее бирюзовые глаза полыхнули огнем.
– Я за него не выйду! Ни ты, ни он, и никто другой не могут заставить меня сказать слова, которые приведут к этому!
Грэйсон был достаточно хорошо воспитан, чтобы, присутствуя при этой сцене между отцом и дочерью в качестве тихого свидетеля, проигнорировать их, но последние слова были оскорблением, которое он не мог и не собирался игнорировать. В его собственной стране достаточно женщин благородного происхождения и гораздо более красивых, которые сочтут за честь брак с ним, так грубо отвергнутый этой американкой.
– Так тому и быть. – Герцог поднялся и с высоты своего впечатляющего роста пристально посмотрел на Лиз. – Контракт аннулирован.
Лиз ответила на его холодный взгляд таким огнем, что мужчине впору было превратиться в пепел.
И тут, прежде чем было произнесено еще хоть одно слово, напряжение между ними разорвал резкий вскрик и шум от падения тела. Они оба повернулись на звук.
В агонии хватаясь за грудь, Сэмюэль Хьюз неуклюже лежал на полу поверх черепков, смятых листьев папоротника и опрокинутой подставки для цветов.
Глава 2
Церемония закончилась, и в первый раз с той минуты, как преподобный Дж. Л. Филлипс начал службу, Лиз подняла глаза от ложа, где распростертым лежал ее отец, наполовину скрытый одеялами и расшитым покрывалом. Герцог, с ледяным лицом, теперь – о ужас! – ее муж, выглядел не более довольным этой свершившейся сделкой, чем она.
Глядя с высоты своего роста в сверкающие глаза своей молодой жены, Грэй молча сознался, что она совсем не та женщина, какую он себе представлял. Она была полной противоположностью его первой жене Камелии – бледной и нежной, как одноименный цветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37