— Этот псих собирается обмотать нас как мумий и запихнуть вон туда. — Он указал на футляры для мумий.
— Да, — сказала Джорджиана дрожащим голосом. — И удлинил он гроб для того, чтобы мы в нем поместились. Хорошая идея.
Людвиг засиял.
— Я знал, что вы ее оцените. Пожалуйста опуститесь на колени, вы оба.
Ник толкнул Джорджиану к себе за спину.
— Не трогайте ее. Она никому ничего не расскажет.
— Я не так глуп, как вы думаете, — сказал Людвиг. — Если я убью вас, она не успокоится, пока не уничтожит меня.
Хотя Ник держал Джорджиану одной рукой, она сумела высвободиться и встала рядом с ним.
— Вы правы, дорогой Людвиг, но вам не нужно убивать никого из нас. Мы не выдадим вашу тайну.
— Мне очень жаль, дорогая Джорджиана, но я вам не верю. Пожалуйста, станьте на колени.
В то время как Людвиг продолжал громко говорить о своих планах, внимание Джорджианы привлек странный скрежет. Очевидно, Людвигу помешал его услышать собственный голос. Она посмотрела на Ника, чей взгляд был прикован к источнику этого звука. На пороге комнаты в красивом батистовом халате и чепце стояла леди Августа с мушкетом и забивала в ствол заряд с помощью шомпола. Ник сделал глубокий вдох, когда Августа подняла свое оружие.
Людвиг нацелил пистолет прямо Нику в сердце. Взгляд Джорджианы остановился на пальце, обхватившем курок. Она увидела, что он медленно двигается. Ник закричал и попытался оттолкнуть ее в сторону, однако она вывернулась и бросилась между ним и Людвигом. Звук выстрела почти оглушил ее в тот момент, когда она упала на пол. Что-то ужалило ее в бок, но боль прошла раньше, чем тело Ника упало на нее сверху.
Он обхватил рукой ее тело и покатился, таща ее за собой, так что в конце концов они оказались за саркофагом. Ник схватил молоток, вскочил и выглянул из-за гроба. Джорджиана поднялась и встала рядом с ним в тот момент, когда Людвиг повернулся и навел пистолет на Августу. Раздался громкий треск. Из ствола мушкета вырвался дым, и Людвиг упал на пол с дыркой в голове. Вид крови и оголенной кости бросился Джорджиане в глаза, она почувствовала слабость в коленях и как бы со стороны услыхала свой легкий крик. Ник обнял ее, и они обменялись ошеломленными взглядами.
Старуха сунула мушкет под мышку и посмотрела на тело Людвига свирепым взглядом.
— Я велела тебе убить шпионку, а не Веллингтона. — Она повернулась и гордо пошла к двери. — Сукин ты сын, чокнутый.
Ник обвил рукой талию Джорджианы, они вышли из-за саркофага и подошли к телу Людвига. — Джорджиана взглянула на кровь, забрызгавшую пол, и отвернулась. Ник встал между ней и покойником. Пальцы его приподняли ее подбородок. Она подняла глаза и увидела его взгляд, полный нежности и удивления. Его волосы блестели в свете свеч, глаза горели синим огнем.
— Ты встала перед пулей, которая предназначалась для меня.
— Дочерей герцогов учат быть смелыми.
— Они всегда рискуют жизнью из-за обыкновенных воров? — Голос его стал ласковее, что усилило ее тревогу.
— Постоянно.
— Я тебе не верю. Она кашлянула:
— Бедный Людвиг.
— Проклятый Людвиг. Он хотел убить нас. — Ник начал приближаться к ней.
Джорджиана отступила:
— Вам не кажется, что род Трешфилдов поражен душевной болезнью?
— Готов биться об заклад, что это так.
Ник упрямо продолжал идти на нее. Джорджиана отступила к стене и, стукнувшись об нее головой, попыталась уйти в сторону, но его рука загородила ей дорогу. Она кинулась в другую сторону, но другая его рука остановила ее. Он наклонился, так что его губы почти касались ее губ.
— Скажи, голубка, — выдохнул он.
— Что?
— Скажи, почему ты рисковала из-за меня своей жизнью?
Она была окружена им. Ее дыхание было его дыханием, кожа ее горела его теплом.
— Почему? — прошептал он и коснулся губами мочки ее уха. Джорджиана охнула и выпалила:
— Я не могла допустить, чтобы вы умерли. Пожалуйста, Ник, я хочу уйти из этого ужасного места.
— Не уйдешь, пока не скажешь мне почему.
Кровь на полу и страшная мысль о том, что он мог умереть, заставили ее крикнуть:
— Я люблю вас! Вот. Вы удовлетворены? Я люблю вас. А теперь пустите меня.
Она с силой толкнула его обеими руками и почувствовала острую боль. Она вскрикнула и схватилась за бок. Ник отступил, и они посмотрели на кровь, просочившуюся через корсаж ее платья. Джорджиана подняла на него глаза, увидела его встревоженный взгляд и слабо улыбнулась.
— О Господи!
Ник подхватил ее в ют миг, когда ноги ее подкосились. Приступ головокружения заставил ее закрыть глаза. Она уронила голову ему на плечо и услышала, как он выругался и выбежал с ней из гробницы. Она поплыла по какому-то темному пространству, наполненному тошнотой и болью, слыша как бы издалека его голос, повторявший:
— Держись. Держись, голубка. Держись.
20
«Держись, держись». Ник мысленно произносил эти слова, когда с Джорджианой на руках поднимался по лестнице в рабочую комнату. Она подставила себя под пулю, предназначенную ему. Сознательно. Она рисковала своей жизнью. Это означало, что его жизнью она дорожила больше, чем своей собственной.
Он никогда не был так смущен, потому что такое с ним случилось впервые. В прошлом обычно он сам спасал людей — свою мать, сестру, даже Джоселина. А теперь Джорджиана спасла его, и он не знал, что думать.
Смахнув книги и бумаги со стола в рабочей комнате, он осторожно положил ее на стол, взял подсвечник и поставил его возле Джорджианы, прижавшей руку к ране. Она лежала тихо, кусая нижнюю губу. Глаза ее были закрыты.
— Держись, голубка. Убери руку, я посмотрю, что там у тебя.
Она осторожно отняла руку от раны. Подавив страх перед тем, что он мог увидеть, Ник поднял разорванные края корсажа. Пуля прошла сквозь плоть между двумя ребрами, но рана была неглубокой. Он вздохнул с облегчением, достал платок и осторожно накрыл им рану.
— Она ужасная? — спросила Джорджиана дрожащим голосом.
— Нет, голубка. Всего лишь царапина. — Он наклонился и поцеловал ее в губы, заставив ее открыть глаза. Они блестели невыплаканными слезами.
Она сморщилась:
— Царапина. Как хорошо.
— Ты не очень хорошо выглядишь, голубка. Отдохни немного, а потом я отнесу тебя в твою комнату и позову врача.
Ему не понравилось то, что она вдруг сильно побледнела, а когда она начала тихо плакать, он забеспокоился.
— Что случилось?
— Бедный, бедный Людвиг. Бедный Трешфилд. Если бы он не выдумал эту сказку о том, что он отдаст коллекцию мне, то они бы не… они бы не…
— Черт возьми, этот старый лжец сам виноват, а Людвиг едва не убил нас!
— Где леди Августа?
— Сбежала, голубка. А теперь помолчи. — Она сумела подавить слезы, но сморщившись, сказала:
— Вы все правильно говорили.
— О чем?
— Перила на балконе, кабриолет. Все это не было случайностью.
— Правильно, голубка, но мы, возможно, уже никогда не узнаем, приложил ли Людвиг к этому руку. Лично я по-прежнему считаю, что за все эти маленькие инциденты должен нести ответственность чертов Эвелин Хайд. А это значит, что теперь можно ни о чем не беспокоиться, так как этот ублюдок получил свой титул.
Прикусив губу, Джорджиана с трудом удержала подступившие слезы.
— Можем не беспокоиться.
— Слушай, голубка, я же сказал, чтобы ты помолчала. Ты только расстраиваешь себя разговорами.
Ник сжал ее руку. Потом он нашел кувшин с водой, попробовал воду, опасаясь, что Людвиг мог отравить ее, как и вино, налил стакан и принес Джорджиане. Он помог ей поднять голову и поднес стакан к ее губам. Она сделала несколько глотков, потом оттолкнула стакан и опустила ресницы, так что он не видел ее газ.
— Не беспокойтесь, мистер Росс. Я не собираюсь извлекать выгоду из этого положения. Вам не придется жертвовать собой потому, что я имела глупость получить ранение.
Он поставил стакан и сдвинул брови.
— Что ты имеешь виду под словами «жертвовать собой»?
— Вы можете не жениться на мне.
Он молчал, переживая еще одно потрясение. Джорджиана думала, что она не нужна ему. Неужели она все время так думала и как могла она вообразить такое?
— Но ты сама думала, что я недостоин тебя, что я — окончательно испорчен Сент-Джайлзом и прочее.
Джорджиана открыла глаза, полные удивления и боли. Рука его по-прежнему поддерживала ее голову. Она попыталась подняться, но, охнув, снова уронила голову.
— Глупый, — сказала она и потеряла сознание.
Через неделю после убийства Людвига, Ник в сопровождении Пертуи ехал верхом по холмам, образующим одну из границ поместья Трешфилда. Целью их поездки была ротонда, блестящее белое каменное здание не вершине холма, возвышающееся над домом, парком и лесом. Стройные колонны поддерживали высокий купол, на котором красовалась статуя крылатого Меркурия. Под куполом имелась оптическая труба, предназначенная для развлечения графских гостей.
Ник пустил лошадь шагом вверх по склону, обернулся и бросил мрачный взгляд на своего слугу. Поехать туда его уговаривал Пертуи, сказав, что он уже целую неделю слоняется без дела по дому, чем еще больше угнетает семью, и без того измотанную треволнениями последних дней. Нику было все равно, куда ехать.
После того как Ник отнес Джорджиану в ее комнату и оставил на попечение домашнего врача, ему пришлось стать свидетелем и участником расследования обстоятельств смерти Людвига. Он отвечал на вопросы констеблей, мирового судьи, коронера и даже королевского адвоката и министра внутренних дел. Все они видели в его незнатном происхождении вескую улику и склонны были считать его виновным в смерти Людвига.
Ясность в дело внесла Джорджиана: она объяснила все королевскому адвокату, представ перед ним в гостиной с бледным лицом, но с величественным видом. Затем, сославшись на слабость после ранения, она удалилась в свои покои. Кроме леди Лавинии, она никого не желала видеть, в том числе и Ника. От ее отца пришло несколько встревоженных посланий, требующих объяснений и возвращения дочери.
Леди Августу снова отдали под постоянный присмотр целого персонала сиделок, которые не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. В конце концов аристократичный королевский адвокат послал к Нику скромного констебля, который передал ему, что смерть Людвига, дабы не причинить зла леди Джорджиане и леди Августе, будет признана несчастным случаем. О Нике они и не думали.
Ник, пребывавший все это время в душевном смятении, очень хотел поговорить с Джорджианой, но она, казалось, не желала с ним разговаривать. Он несколько раз просил позволения навестить ее, но ему было отказано. Ему оставалось только с волнением ожидать встречи с ней. Он все еще не мог поверить, что она любит его и любит настолько, что готова бросить вызов обществу и выйти за него. Он боялся, что если он спросит ее об этом, то она ответит так, как должна ответить дочь герцога. Но как бы там ни было он по-прежнему считал, что не должен позорить ее и Джоселина.
Спешившись на вершине холма, Ник отдал поводья Пертуи и медленно подошел к ротонде. Под куполом возле оптической трубы стояли железные стулья и стол. Ник опустился на стул, скрестил руки на груди и опустил голову.
— Ну, зачем ты привел меня сюда?
— Что, сэр? — спросил Пертуи, который принес с собой корзину.
— Для чего мы пришли сюда?
Ноздри Пертуи затрепетали, и он положил корзину на стол.
— Чтобы пообедать на свежем воздухе, сэр.
— Не думаю, что у меня даже здесь появится аппетит.
Пертуи вздохнул.
— Возможно, сэр отвлечется от своих проблем, если мы обсудим взгляды Платона на тиранию, изложенные им в его «Республике».
— У меня от этого разболится голова, — огрызнулся Ник.
Пертуи вытащил из корзины белоснежную скатерть и встряхнул ее. Полотно с хлопком распрямилось и вздыбилось на ветру. Ник мрачно посмотрел на скатерть, встал и подошел к оптической трубе. Пертуи уже научил его пользоваться ею. Он закрыл один глаз и настроил трубу. Потом он навел ее на дом и отыскал балкон и окна комнаты Джорджианы, однако заглянуть в них он не мог. Сельская местность вокруг него купалась в золотых лучах осеннего солнца. Опустив немного конец трубы, он осмотрел террасу, лужайки, озеро и рыбацкий павильон.
Он уже наводил трубу на лес, когда на глаза ему попалось что-то черное. Он снова посмотрел на озеро, на венецианский мост, соединяющий его берега. Его закругленные своды уходили в гладкую синюю водную поверхность. По мосту шла Джорджиана и еще кто-то Рука его дернулась, и он потерял из виду пару и сопровождавшую их пожилую женщину, тетю Лавинию. Он выругался и быстро завращал ручку настройки. Когда изображение стало четким, он увидел, что Джорджиана идет с высоким, элегантно одетым молодым человеком с золотистыми волосами.
— Черт возьми, это же Даллас!
— Сэр? — спросил Пертуи.
— Что, черт возьми, здесь делает Даллас Мередит?
— А, мистер Мередит.
Ник резко повернулся и пристально посмотрел на слугу.
— Ты знаешь Мередита?
— Если бы эти последние несколько дней сэр был бы склонен к разговорам, то я мог бы сообщить ему о предстоящем приезде мистера Мередита.
— Тогда скажи сейчас, черт бы тебя побрал! Что он делает здесь?
— Сэр, вероятно, удивится, узнав, то мистер Мередит является членом семьи, то есть рода Хайдов. Очень давно дед мистера Мередита, младший брат старого Трешфилда, был сослан в колонии после одного неприятного происшествия, связанного с его страстью к азартным играм. Он поменял имя и нажил состояние в Америке. В связи с безвременной кончиной Людвига Хайда и так как у лорда Эвелина нет других детей, мистер Мередит является теперь наследником Трешфилда.
— Черт возьми. Скрытный ублюдок. — Ник вернулся к трубе. Джорджиана и Даллас теперь находились на мосту, и Даллас стоял слишком близко к ней. — Слишком близко, черт его побери, — пробормотал Ник, оттолкнул трубу и повернулся к Пертуи. — Забудь об обеде, Пертуи, я собираюсь…
Он умолк, потому что увидел группу всадников, поднимающихся по склону холма. Пятеро из них явно чувствовали себя неудобно в седле и несмотря на дорогие костюмы для верховой езды, были похожи на завсегдатаев пивных на лондонской пристани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31