И не такая уж она хорошенькая. Совершенно не в его вкусе. Вот Аллисон обладала поразительной красотой: черные волосы, зеленые глаза, округлые формы. А эта женщина — высокая и по-мальчишески худенькая в рубашке и брюках. Светло-каштановые волосы, небрежно заплетенные в мягкую косу, доходили до лопаток, глаза глядели спокойно, даже умиротворяюще, если не считать тех нескольких раз, когда в них зажигались искры, стоило ему заговорить о Джеке Рэндалле.
Преданность среди Рэндаллов? Этого он совершенно не понимал. Любое проявление порядочности наверняка чуждо этому семейству. Она могла оказаться, если он что-нибудь в жизни знает, шпионкой. Рэндаллы на все способны, будь они прокляты. Эта мысль вновь разожгла в нем гнев и несколько остудила восхищение. Так ему стало гораздо легче.
Он открыл дверь и переступил через порог, заметив, что она сидит на койке. Рейф заподозрил, что она не все время провела так спокойно: на ее брюках собралась пыль с пола. Он быстро окинул взглядом комнату. Ничего вроде бы не тронуто.
— Встаньте, — отрывисто приказал он, шагнув к ней. Она отпрянула. Рейф пожал плечами:
— Хорошо, оставайтесь связанной и дальше.
Шей прикусила губу, как обиженный ребенок, потом встала и отвернулась, подставив спину. Пальцы Тайлера ловко развязали узел, стягивавший запястья девушки. Она повернулась и посмотрела на него. Увидев выражение его лица, она как будто вздрогнула, но встретилась с ним взглядом, выпрямив спину и приподняв подбородок.
— А те двое уехали?
Ясно, что она надеялась на обратное. Это по непонятной причине обеспокоило его, и он, сощурившись, внимательно вгляделся в девушку. Или она солгала, что приходится Рэндаллу дочерью, или это действительно правда. В любом случае он не собирается доверять ей ни на йоту.
Рейф пропустил мимо ушей ее вопрос и задал собственный:
— Как вас зовут?
Она не ответила. Он уже начал привыкать к ее молчанию. И будь все проклято, если он не знал, откуда оно берется. Сколько раз ему самому приходилось прибегать к молчанию, особенно когда оскорбления и ругань неминуемо приводили к наказанию? А она постигала эту науку гораздо быстрее, чем когда-то пришлось ему.
— Ладно, буду звать вас Джо, — наконец произнес он. Она поискала на его яйце хоть какой-то признак, что он шутит. И не нашла.
— Должен же я как-то называть вас, — сказал он, сам удивившись тому, что пустился в объяснения.
— Шей, — сказала она.
— Шей Рэндалл?
Она вновь замолчала.
— Давайте попробуем еще раз, — предложил он. — Откуда вы приехали?
Она лихорадочно подыскивала причину не отвечать, но ничего не придумала, просто ей не хотелось поддерживать с ним разговор. Поэтому она отвернулась и подошла к двери. Выглянула, надеясь увидеть Бена и Клинта, но ее взгляду открылась только пустая поляна, и девушка поняла, что осталась вдвоем с этим… бандитом.
— Не поможет, — сказал он за ее спиной. — Все равно найду.
Шей резко обернулась, гнев, который она старалась подавить, готов был прорваться наружу, чего нельзя было позволить, — ведь он только того и ждал, даже специально ее провоцировал.
— Зачем вам меня здесь держать?
— Не ради ваших чар, — ответил он. — Можете успокоиться на этот счет. Хоть я и отсидел в тюрьме десять лет, меня не привлекает потомство Рэндалла. Или его объедки — как угодно.
Последнее ядовитое замечание прозвучало шепотом. Шей уловила насмешку, презрение, которые он даже не пытался скрыть. Больше оскорблений она не потерпит. Вопреки клятве, данной самой себе, изображать покорность, она замахнулась левой рукой, но та тут же оказалась в железных тисках.
— Итак, у леди все-таки есть характер, — заметил Тайлер. — И что еще у нее есть? Не скрывайте, мисс Рэндалл.
— Отпустите, — потребовала она, глядя на пальцы, обхватившие ее запястье.
Он невесело усмехнулся и ослабил хватку.
— Вам бы узнать, каково носить кандалы, мисс Шей. Холодные. Тяжелые. Острые. Моя рука ни в какое сравнение не идет с ними.
— Я бы скорее предпочла кандалы, — бросила Шей.
— Не прекословьте, иначе вам представится возможность примерить эти браслеты, — сказал он. Кровь отхлынула от ее лица.
— И вы посмеете?
— Ради дела пойду на все.
— И какое же это дело?
— За вашим отцом, или кем он там вам доводится, остался должок.
— Потому что он дал против вас показания?
— О, это только одна из причин, — ответил Рейф.
— Он просто исполнил свой долг.
— Неужели?
Холодные зеленые глаза внезапно загорелись недобрым огнем, и Шей опалил жар его гнева. Было в тех глазах что-то еще. Что-то очень пугающее. Шей отступила в сторону:
— Что вы задумали?
— А это, мисс, вас не касается.
— Касается, — настаивала она.
— Нет, — спокойно заявил он. — И жить вы будете здесь. В этой хижине.
— А вы? — Шей старалась не выдать своего беспокойства.
— Леди, я бы предпочел вообще вас не видеть.
— Я не могу здесь жить. — Она возненавидела себя за мольбу в голосе.
— У вас нет выбора. И если вы умны, то не станете противоречить мне.
— Очевидно, не умна, раз так глупо доверилась Бену Смиту, или кто он там есть.
— Что ж, посмотрим, насколько вы способная ученица, — сказал Тайлер, оглядывая хижину, а затем подобрал с пола все оружие. Не дойдя до двери, он остановился и обернулся:
— Я не воюю с женщинами. Но будьте уверены в одном: я пойду на все, чтобы закончить начатое. И если для этого потребуется заточить вас в хижине и даже приковать цепью, я так и сделаю. А пока можете не беспокоиться за свою сохранность. Меня вы не интересуете. Мне важно только, чтобы вы не помешали моим планам. Понятно?
Она молча, с вызовом посмотрела на него, прижав руки к телу. На запястьях виднелись следы от его пальцев, кожа все еще хранила их тепло. Из прошлого ничего не вернуть — ни оплошной доверчивости, ни слов, которые дали Рафферти Тайлеру оружие против отца. Ей оставалось только попытаться убежать, добраться до Джека Рэндалла и предупредить его.
Бандиты, как сказал клерк в Кейси-Спрингс. Интересно, известно ли отцу, кто их предводитель и какая ненависть им движет? Ненависть прочно здесь поселилась. Шей с содроганием ощущала ее присутствие в комнате.
— Понятно? — повторил он.
Она кивнула, хотя не согласилась с ним. Больше он не произнес ни слова, просто вышел из хижины, не удостоив Шей взглядом. Толчком ноги захлопнул за собой дверь, и в комнате сразу стало темно.
Через несколько секунд до Шей донесся скрежет металла, и она поняла, что на дверь был навешен замок.
Свет в комнату просачивался через единственное окно, и с упавшим сердцем Шей ждала, что сейчас лишится и этого. Долго ждать не пришлось. Ставни закрылись, и она услышала, как с грохотом устанавливают засов.
Она оказалась в темноте, в полном одиночестве, среди лесистых гор, под охраной изгоя, ненавидевшего ее отца — человека, которого она даже не знала. Шей не понимала причин ненависти Тайлера, но не преуменьшала ее. Как не преуменьшала и собственной опасности. Что бы он ни говорил, он не мог не видеть в ней орудие мести. Она попыталась отогнать растущий страх, подавить его другими мыслями.
Шей старалась найти в Рафферти Тайлере хоть одну слабость, в ней заговорил художник, когда она представила каждую черточку его лица, каждую горестную морщинку. Ей даже стало любопытно, как бы выглядело его лицо при других обстоятельствах, не таких критических, если вообще такое возможно. И она вспомнила, как он говорил о десяти годах, проведенных в тюрьме, о кандалах — сдавленным напряженным голосом. Она вновь пережила ту минуту, когда он буквально излучал гнев, демонстрируя ей свою покалеченную руку.
А винил он во всем Джека Рэндалла.
Несправедливо: Рафферти Тайлер сам навлек на себя неприятности, запустив руку в казну. Последовавшее наказание было действительно варварским, но вина в том только его собственная, говорила себе Шей, пытаясь отогнать минутное сочувствие. То, что она была еще способна испытывать к нему какие-то добрые чувства, делало ее побег еще более необходимым.
Она была просто обязана убежать.
* * *
Рейф продирался сквозь лес, словно раненый зверь. Ранили его в самое сердце, изуродовали душу, как когда-то руку.
Он все время видел перед собой нежные серо-голубые глаза, широко распахнутые от страха, горящие непокорным огнем. Когда он запирал дверь хижины, в них, должно быть, отражались те же чувства, что испытывал он сам, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.
Ну что он за человек, если способен напугать женщину до полусмерти? В кого он превратился?
Черт бы побрал Бена!
Тем не менее Рейф, возможно, сам поступил бы как Бен, появись у него такой шанс.
Дочь Рэндалла. Ему все никак не верилось, хотя какой-то голос нашептывал, что это вполне вероятно.
А что, если удастся обменять дочку на признание, вместо того чтобы осуществлять их план — разорять Рэндалла до тех пор, пока он не совершит какую-нибудь глупость?
Но никто об этой дочери ничего не знал, поэтому вряд ли она много значит для его врага, уж, конечно, не столько, чтобы отправиться в тюрьму. Будь все проклято! Как же с ней быть?
Если бы только она не видела Бена и Клинта…
Но она видела, и теперь их жизни и будущему грозит опасность, особенно это касается Клинта, который уже слишком глубоко увяз, чтобы выйти из игры. Ведь именно Клинт организовал первое ограбление шесть недель назад.
Око за око. Не стоит теряться из-за этой женщины. Он не собирается причинять ей вред. Бог свидетель, она здесь пробудет не дольше, чем необходимо, и, конечно, речь идет не о годах, проведенных им в тюрьме благодаря ее папаше. Всего лишь несколько недель. Возможно, месяцев.
Господи, как ему выдержать?
А как выдержать ей? Хоть она и пытается храбриться, ей приходится бояться худшего — что он окажется насильником или убийцей. У нее нет причины думать по-другому.
Он был уверен, что не способен ни на какие чувства, кроме жажды отмщения, и теперь горько презирал себя за то, что терзался чувством вины.
Но этого было недостаточно, чтобы он изменил своей цели. Он пережил увечье, унизительнейшее существование в тюрьме, потерю почти трети жизни только потому, что дал себе клятву: Рэндалл заплатит за каждую такую секунду.
Он не мог позволить ненависти уйти. Пронзительная, всепоглощающая, безжалостная жажда отомстить стала частью его самого, терзала его слишком много лет. И он пойдет на все, лишь бы утолить ее.
А что потом? Дальше он не загадывал. Дальше просто не существовало. Его окутала пустота, словно он падал в черную бездонную пропасть, несясь в никуда, которое пугало больше, чем любая физическая боль.
Рейф протянул руку и остановился, коснувшись высокой сосны, усилием воли заставив себя думать о пленнице. Он не представлял, как рассеять ее страхи. Он вообще разучился разговаривать с кем бы то ни было.
Если не считать Абнера, которому требовалось очень мало внимания. Внезапно подумав о друге, Рейф сунул руку в карман и тут только вспомнил, что забыл мышку в хижине.
Ему стало любопытно, как мисс Рэндалл относится к мышам. Следовало бы вернуться, но пока он не мог заставить себя. Ему хотелось дотронуться до нее, отогнать прочь все ее страхи. Удивительно. Уже очень давно он никого не касался с нежной теплотой. То, что именно эта женщина в хижине, родственница Рэндалла, разбудила в нем чувства, было невыносимо. Он не должен испытывать к ней ни сострадания, ни жалости. И, черт побери, больше никому не удастся его использовать.
Он содрогнулся при мысли о заключении. Хотелось бы все забыть, но это оказалось ему не по силам. Он до сих пор не мог спать в доме, даже в самые ненастные ночи: не выдерживал пробуждения в маленькой хижине; и хотя спал снаружи, часто просыпался от кошмаров. Во сне он возвращался в то время, когда с него сорвали одежду и швырнули в карцер, где не было даже помойного ведра, чтобы заключенный потерял последние остатки самоуважения. Там, проводя дни и ночи в кромешной тьме среди собственных отбросов, он превратился в животное. Тогда-то он и лишился самоуважения, которого никогда уже не вернет. Этого и добивались его тюремщики. Они стремились сломать дух человека, попавшего к ним за решетку, чтобы было легче с ним справиться. Тайлер понял, что готов сделать что угодно, сказать что угодно, быть кем угодно, лишь бы снова не попасть в карцер, и сам ненавидел себя за эту слабость.
Ему уже никогда не вернуть былого достоинства, но, возможно, возмездие как-то облегчит его участь хоть немного.
Он научился контролировать свой гнев, управлять им. Но иногда все-таки ярость разрывала путы, словно неукрощенная дикая кобылица, и ему приходилось с большим усилием обуздывать ее, учиться терпению. Господи, как же это было тяжело. Пусть медленно, но он двигался к намеченной цели. Ранчо «Круг Р» испытывало недостаток наличных средств. Работники Рэндалла покинут его, если им не заплатят в ближайшее время, — обещания немногого стоят. Как и верность.
Он пришел к такому выводу очень давно, когда Аллисон и те, кого он считал друзьями, сразу поверили в самое худшее, сразу отвернулись от него. Точно так же, как армия, которой он посвятил свою жизнь. Теперь он не мог полностью доверять даже Клинту с Беном, не говоря уже о других; его все время подтачивало подозрение, что они преследуют собственные цели. Вера в справедливость, преданность, дружбу была разбита десять лет назад. Единственным существом в целом мире, о котором Рейф позволял себе заботиться, был Абнер. Мышке требовалось так мало, ровно столько, сколько Рейф мог дать.
Мысли Рейфа невольно снова вернулись к пленнице. Шей. Редкое имя. Мягкое и тихое. Ей подходит. И тут же сам себя выругал. Он не должен так думать о ней. Она — дочь Рэндалла, и этим все сказано. Нужно не забывать об этом. От гадюки рождается только гадюка.
Рейф повернул к дому, двигаясь с привычной осторожностью. Охотники, когда-то поселившиеся в хижине, расставили капканы по всему лесу, и Рейф уже успел найти несколько. В некоторых были мертвые животные, и тогда его посещала безграничная печаль, словно умер кто-то из родных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48