Однажды ночью, перед рассветом, она проснулась от боли. Боль была дикая, пронизывающая весь низ живота словно лезвием ножа, и Рэйчел закричала. Она почувствовала что-то теплое и липкое между ног. Рэйчел услышала голоса, и затем ее скрутил еще один жестокий спазм невыносимой, ужасной боли, после которого она надолго провалилась в бездонную пустоту.Мой ребенок, заныло что-то горестно и безнадежно в сердце Рэйчел, между тем как ее захлестнула еще одна волна сокрушительной боли. Чьи-то сильные руки прижали ее назад к подушке. Мэми? Она не знала.– Мой ребенок! – громко вскрикнула она.Голос, ответивший ей, был потрясенным, хриплым и усталым. Голос принадлежал Гриффину.– Все хорошо, любимая. Все хорошо.– О Гриффин... Ребенок...Она ощутила нежное прикосновение его руки к своему лицу и услышала тихую печаль в его голосе:– Я знаю. Мы поговорим об этом позже. Последовал укол в правую руку, а через несколько минут – блаженное состояния освобождения от боли. Над ней раздавались незнакомые слова, произносимые голосом Гриффина, и иногда мелодичный ирландский говор Молли Брэйди. Из всех этих слов только одно сохранилось у нее в памяти к тому времени, когда кошмар кончился. Смысл слова был непонятен, и Рэйчел, хотя и находясь в полубессознательном состоянии, постаралась запомнить его.– Выскабливание,– произнесла она.– Тихо, успокойся,– отозвалась Молли.
Джонас ненавидел дождь, который заставлял его ощущать себя затворником поневоле, превращал унылое ожидание в нечто еще более невыносимое. С тех пор как он в последний раз видел Рэйчел, прошло две недели, и их напряжение сказывалось.Голос Афины звучал раздраженно:– Сядь, Джонас. Погода и без того отвратительная, а ты еще стоишь у окна и нагоняешь тоску.Он обернулся и гневно взглянул на женщину, которая спокойно сидела за столом и ела печенье с джемом.– Что-то не так. Я это чувствую.Афина взяла еще одно печенье миссис Хаммонд и намазала его толстым слоем черничного джема.– Несомненно, что-то не так. Объявлен карантин. А мы с тобой проигрываем нашу игру.Джонас уже открыл рот, намереваясь возразить, во всяком случае касательно исхода игры, хотя сознавал правоту Афины. Но не успел он произнести и слова, как послышался настойчивый стук в дверь, за которым последовали пронзительные протесты миссис Хаммонд.Джонас сжал веки. «Еще одно драматическое появление Гриффина»,– подумал он с ужасом. Но когда он открыл глаза, перед ним, раскрасневшаяся и негодующая, стояла Эльза Мэйхью, самая искусная в своем деле шлюха, какую когда-либо заносило в заведение Бекки.– Если хотите, чтобы я продолжала следить за ними,– взорвалась она,– объясните вашей экономке, что я не вхожу ни в один дом через черный ход!Джонас подавил усмешку:– Все в порядке, Эльза. Садись.Пунцовая краска, которой залилось прекрасное высокомерное лицо Афины, когда она услышала это предложение, развеселила его. Поистине забавно это ее нежелание сидеть за одним столом с Эльзой Мэйхью, – учитывая, что на самом деле обе женщины практически ничем не отличаются друг от друга.– Спасибо,– холодно сказала Эльза, не принимая приглашения. – Я зашла только сказать вам, что сегодня рано утром в доме Бекки что-то произошло. Девчонка проснулась и вопила, как резаная, и Мэми послала меня в палаточный городок за доктором Флетчером.Ледяной холод сжал сердце Джонаса:– Что случилось? Эльза пожала плечами:– Я слушала, но они закрыли дверь, доктор и женщина, которая убирает у него в доме. Я ничего не видела.– Так что же ты услышала?– В основном, как кричала девчонка. И много всяких высокоученых медицинских слов.– Например?– Выкаливание, или что-то в этом роде.Джонас взглянул на Афину и прочел в ее глазах отражение собственной кошмарной догадки.– Выскабливание? – подсказал он, надеясь, что его внутренняя дрожь не заметна.– Оно самое,– подтвердила Эльза, довольная. Джонас нащупал руками спинку кресла и тяжело упал в него.– О Боже,– прошептал он.– Мне полагается десять долларов,– сияя, напомнила ему Эльза.Джонас был слишком потрясен, чтобы как-то ответить, он едва дышал. Он испытал слабое облегчение, когда Афина расплатилась с проституткой и отделалась от нее.Если его эмоции были парализованы, то реакция Афины напоминала извержение вулкана.– Выскабливание! – вскричала она.– Пожалуйста,– пробормотал Джонас, снова обретя способность говорить. – Не объясняй – я знаю, что это значит.Но Афина то ли не слышала его, то ли не была склонна проявлять милосердие.– Либо у Рэйчел случился выкидыш,– злобно прошипела она, размышляя вслух,– либо Гриффин Флетчер сделал ей аборт, уничтожив собственного ребенка!Джонас чувствовал, что его разум мутится, но не мог помешать этому.– Я убью его! – завопил он.– Клянусь всем святым, он уже мертвец!Фигура Афины вырисовывалась расплывчатым движущимся пятном.– Нет! Нет, Джонас, я сделаю что угодно, что угодно! Но я не стану участвовать в убийстве!Он бросился на нее, но она была подобна ускользающему миражу; Джонасу не удавалось добраться до нее. Потом женщина подняла что-то обеими руками, и голова Джонаса едва не раскололась от страшного удара. Он начал медленно падать. Казалось, целая вечность прошла до того момента, когда Джонас ощутил под щекой гладкий холодный пол.
Этим хмурым утром Гриффин был даже рад безумной усталости, притупившей его ум и чувства. В комнату вошла Молли, принеся столь необходимую ему сейчас чашку кофе, и прошептала:– Ну как она?Он не мог смотреть на измученную девушку, неподвижно лежащую в его постели – если бы он это сделал, ему не помогло бы даже крайнее утомление, образовавшее вокруг него нечто вроде защитной оболочки.– Она была беременна,– пораженно произнес он, не отвечая на вопрос Молли.– Боже мой, она была беременна, и ничего не сказала мне!Рука Молли осторожно легла ему на плечо:– Было еще слишком рано. Она, возможно, не знала, Гриффин.Гриффин покачал головой, не отрывая взгляда от мокрого, унылого пейзажа, открывающегося из окна спальни.– Она знала. Она сказала: «ребенок».– Да-а. Гриффин, но вы же не думаете, что это был не ваш ребенок?– Разумеется, он был моим. Господи, ну почему я не оставил ее в покое?Молли пожалела его, избавив от нотаций, которые он явно заслуживал.– Вы ничего не измените, если будете так мучить себя, Гриффин Флетчер. У вас и так достаточно работы из-за эпидемии, и вы – единственный настоящий врач на много миль вокруг.Гриффин сделал еще один глоток крепкого горячего кофе.– Вчера вечером Филд телеграфировал Джону О'Рили.– Ну вот и хорошо. Наконец-то вам удастся хоть немного поспать.– Нет. Даже когда приедет Джон, времени на это не будет. А Рэйчел...– Я позабочусь о Рэйчел, – пообещала Молли. – Сейчас ей нужен отдых и чтобы рядом с ней была женщина, которая сможет успокоить ее. Я...Неожиданно Гриффин грубо прервал ее, пробормотав под нос ругательство: он увидел, как на дороге внизу остановился экипаж. Из него выбралась женщина и с яростным видом зашагала к дому. В этой женщине он узнал Афину. Он закрыл глаза, прижавшись лбом к холодному, мокрому оконному стеклу. Но спасения не было – Афина постучала, без особого труда прошла мимо Билли и поднялась по лестнице, распространяя вокруг себя почти физически ощутимую злобу.Медленно оборачиваясь, Гриффин уже был готов к ее появлению.– Уходи,– сказал он.Но ее взгляд упал на Рэйчел, беспокойно шевелившуюся во сне на широкой кровати.– Гриффин, ты чудовище,– прошипела Афина.– Это тебе даром не пройдет – я погублю тебя.Гриффин пожал плечами:– Пожалуйста.Афина побледнела, ее синие глаза широко открылись в недоумении:– Ты не... Гриффин, скажи мне, ты не сделал ей аборт...– Аборт?– это слово сорвалось с его губ как выстрел. – Неужели ты думаешь, что я мог убить собственного ребенка?Афина вскинула голову, и Гриффин увидел на ее лице нечто вроде злорадного облегчения.– Нет, – спокойно ответила она. – Я не думаю. Но, полагаю, судью Шеридана можно убедить, что это так. А это значит, что до захода солнца ты окажешься за решеткой, Гриффин.Безразличие, которому Гриффин так радовался, покинуло его: пальцы напряглись от страстного желания сомкнуться на шее Афины и сломать ее.– Ты не посмеешь,– в бешенстве прошептал он. Афина неожиданно засмеялась:– Почему же? Ты уничтожил меня – теперь я уничтожу тебя. С радостью.Дрожа, Молли встала между ними.– Прекратите,– прошипела она.– Вы оба. Я могу засвидетельствовать, что аборта не было – я присутствовала при этом.– Никто не поверит тебе, Молли,– сладким голосом пропела Афина.– Все в Провиденсе считают тебя ирландской грелкой в постели Гриффина. И, следовательно, ты не можешь быть беспристрастным свидетелем, верно?Слова, произнесенные Гриффином, были из тех, которые невозможно ни взять назад, ни отрицать:– Сделай это, Афина. Пусть меня арестуют. Но запомни: даже если на это уйдет весь остаток моей жизни, я найду тебя. А когда найду – убью.– Ты ни за что этого не сделаешь,– беспечно отозвалась Афина. Затем извлекла из сумочки жемчуг и браслет, которые Гриффин подарил Рэйчел, и швырнула ему в лицо.– Вот. Это останется у нее на память о тебе!И в следующий миг, взмахнув юбками из белого шитья и обдав Гриффина презрением, Афина удалилась. ГЛАВА 35 Джонас открыл глаза – и понял, что лежит в собственной постели. В помещении было темно, и сначала он не мог сообразить, наступила ли уже ночь. Миссис Хаммонд вполне могла просто наглухо задернуть занавески на окнах.Тупая пульсирующая боль внутри черепа напомнила ему обо всем. Афина, Гриффин. Все существо Джонаса наполнилось обжигающим бешенством, которое вызвало небывалый прилив энергии. Джонас откинул покрывало и сел – но тут же понял, как тяжело ему дается каждое движение. Он застонал, к горлу подступила тошнота. Боль в макушке заметно усилилась – интересно, чем эта дрянь ударила его? Медленно, осторожно он нащупал брюки, рубашку, сапоги. Пока он с трудом одевался, комната кружилась перед его глазами.Попытка подняться с постели вызвала еще один сокрушительный приступ боли и новую волну тошноты, но злоба, переполнявшая Джонаса, придала ему сил. Он проковылял к окну, отдернул занавески и увидел, что потерял если не весь день, то, по крайней мере, большую его часть. Дождь почти стих, превратившись в туманную морось, и на землю уже спускались сумерки.Джонас снова подумал об Афине, о Гриффине. И испытал такую лютую ненависть, что пришлось схватиться обеими руками за раму,– иначе он бы не удержался на ногах. Он вспомнил о Рэйчел, и горло его обжег сдавленный, горестный крик, эхом отдавшийся в пустой комнате.Рэйчел. Они все лгали, говоря о ней, не могли не лгать. Не было ни ребенка, ни выкидыша, ни аборта. Джонас закрыл глаза, увидел ее, поднимающуюся из церковного пруда в день пикника в промокшей, ставшей прозрачной шелковой блузке, с запутавшимися в волосах листьями. Он тогда видел ее так ясно, словно она была нагая: ее полные груди и розовые кружки сосков, даже маленькое родимое пятно в виде ромба. А потом была та ночь в Сиэтле, ночь, когда она заболела и он бережно раздевал ее, потрясенный ее красотой...Он глубоко вздохнул, открыл глаза. Он не может, не должен потерять ее, и неважно, какой ценой она ему достанется.На комоде стояла бутылка, и Джонас добрался до нее, налил двойную порцию и в один прием проглотил обжигающую жидкость. Это немного взбодрило его; он влил в себя еще такое же количество.Дверь спальни скрипнула петлями, и на пороге возникла внушительная фигура миссис Хаммонд.– Джонас, эта женщина ждет вас внизу. Я пыталась не впускать ее...– Какая женщина? – перебил Джонас, снова наполняя стакан.– Миссис Бордо,– ответила экономка.– Она носится с какой-то безумной идеей насчет того, что вы с ней должны добиться ареста Гриффина Флетчера.Арест. Запрокинув голову, Джонас обдумал это, потом нервно вздохнул:– Она случайно не сообщила, за что?– За то, что он сделал аборт этой девице Маккиннон,– печально ответила миссис Хаммонд.Джонас сжался. Если это случится, ложь будет подтверждена и увековечена – каждый поверит, что Рэйчел была беременна.– Нет,– прохрипел он.– Проклятье, нет! Пусть эта... Пусть она поднимется сюда.– Думаю, она не захочет подниматься, Джонас. Она жутко нервничает. И неудивительно – по мне, если кого и надо арестовать, так это ее. Когда я нашла вас на полу...Джонас перебил ее:– Скажи ей, что я сейчас спущусь.Афина и вправду нервничала. Она металась по гостиной, будто какой-то экзотический дикий зверь, и была очень бледна. Джонас заметил, что она начеку и старается держаться на безопасном расстоянии от него.– Я не дам тебе засадить Гриффина в тюрьму,– прямо заявил он.Чернильно-синие глаза Афины сверкнули, и она остановилась как вкопанная.– Почему? Ты устранишь его со своего пути, раз и навсегда...– Я сказал, нет.Теперь Афина совершенно рассвирепела и, залившись краской, накинулась на него:– Джонас, эта девица лежит сейчас у него дома – в его постели,– приходя в себя после нелегального аборта!Джонас закрыл глаза. Он чувствовал, как алкоголь смешивается с яростью в его крови, притупляя непрерывную головную боль.– Нет,– хрипло прошептал он.– Нет.– Я не могу поверить, что ты позволить Гриффину избежать наказания за это!Внезапно язык Джонаса вышел из-под контроля разума: он лепетал что-то о Гриффине, об отце Рэйчел, – Эзре Маккинноне. Джонас впал в странное состояние, утратив способность понимать собственные слова – казалось, они доносились до него сквозь закрытую дверь.Но глаза Афины расширились, и она начала пятиться от него, выставив перед собой руки, тряся головой, вновь и вновь бормоча его имя.Медленно, спокойно Джонас направился к ней.Джон О'Рили прибыл на пароходе «Стэйтхуд» около полудня и привез с собой весь хинин, какой сумел достать во все еще погруженном в хаос Сиэтле. Вместе с Гриффином. Флетчером они боролись с не сдававшей позиции эпидемией, изредка переговариваясь и избегая смотреть друг другу в глаза. Гриффин полагал, что Джону, как и ему самому, не хочется видеть отраженную в глазах другого врача безнадежность ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49