Пока они танцевали, он говорил о самых банальных вещах: о погоде, о тигровых лилиях, букет которых украшал стол, отодвинутый на время танцев к стене, о мастерстве музыкантов, играющих приятную мелодию, под которую они кружились.Рэйчел пыталась внимательно слушать его, но несколько раз ее взгляд искал Гриффина и Афину, танцевавших в дальней части помещения. Как чудесно они выглядели вместе – высокий, прекрасно сложенный, властный Гриффин и Афина, светловолосая, сияющая от радости!Когда взгляд Рэйчел снова обратился на лицо Джонаса, она заметила в нем что-то такое, что заставило ее вздрогнуть. Была ли то печаль? Или ярость? Она не могла понять.– Афина так красива, правда? – чуть слышно шепнула она.– Потрясающе, – ответил Джонас; его голос звучал отрывисто и совершенно утратил свою обыденность. – Берегись, ежик.Рэйчел почувствовала скрытый вызов, и кровь бросилась ей в лицо.– Что вы имеете в виду?В неистовых глазах Джонаса появилось то же самое выражение, которое она заметила несколько мгновений назад.– Я имею в виду, что ни одно желание Афины не оставалось неисполненным. А ей нужен Гриффин.Музыка завершилась изящным аккордом, и Рэйчел застыла на месте:– Джонас...Но он прижал указательный палец к ее губам, заставив замолчать.– Это опасная игра, Рэйчел. Очень опасная игра. И помни – когда она закончится, я буду рядом.Он ушел, а Рэйчел все еще размышляла над тем, что могли означать его слова. На полпути Джонасу встретился Гриффин, и мужчины инстинктивно и привычно обошли друг друга стороной.Когда Афина увидела приближающегося к ней Джонаса, услышала то, что он шепотом сообщил ей, ее совершенное лицо греческой богини залилось краской. Затем она повернулась, отчего ее синее шелковое платье сверкнуло в луче света, подхватила Джонаса под руку, и оба они исчезли за высокими стеклянными дверями, ведущими в сад.Опомнившись, Рэйчел поняла, что следит за ними, и, смущенно покраснев, перевела глаза на Гриффина. К счастью, его задержал доктор О'Рили – Гриффин слушал его с пристальным вниманием и не заметил бестактного любопытства Рэйчел.Когда Гриффин повернулся к ней, в его взгляде она увидела только облегчение и сама немного расслабилась, хотя ее по-прежнему тревожили неясные сомнения из-за внезапного исчезновения Джонаса и Афины. О чем они говорили там, в залитом лунным светом, полном аромата роз саду? Неужели они вместе готовили какой-то заговор? Рэйчел одернула себя. Какой тщеславный вздор приходит ей в голову!– Почему ты так улыбаешься? – спросила она Гриффина, пытаясь стряхнуть с себя последние остатки сомнений и неловкости.– Потому что ты так прекрасна,– ответил он.– Потому что танцевать с Афиной было невыносимо скучно. И потому что я недавно узнал, что не убил человека.Рэйчел нервно сглотнула слюну и потрясенно уставилась на него.– Не убил человека? – тупо повторила она.Он смущенно вздохнул, и его могучие плечи поднялись и опустились.– Не знаю, почему, но я обрадовался, услышав, что Дугласу Фразьеру лучше. Он снова пришел в сознание – так сообщили минуту назад Джону.– Пришел в сознание? – прошептала Рэйчел. Она не спрашивала никого о судьбе Дугласа Фразьера с той ночи, когда Гриффин каким-то образом спас ее от него, не осмеливалась даже думать о том, по-прежнему ли он представляет опасность или нет. – Гриффин, что ты сделал?– Я избил его почти до смерти,– бесстрастно ответил он, и по его глазам было видно, как он внутренне напрягся, ожидая ее ответа.Рэйчел вспомнила Добсона, избитого лесоруба, который мог благодарить Гриффина Флетчера как за нанесенные ему увечья, так и за свое выздоровление. В ее возлюбленном таилась безжалостная, беспредельная жестокость, и осознание этого факта вызвало у нее двойственное чувство. С одной стороны, она оценила его силу; с другой,– ощутила в себе страх перед этой неуправляемой яростью, проглядывающей сквозь его резкую, хотя и благородную манеру поведения.К своему ужасу, Рэйчел поняла, что он каким-то образом следил за ходом ее мыслей и сумел угадать самую тревожную из них.– Тебе не следует меня опасаться, русалочка, – отчеканил он холодным, размеренным тоном.Рэйчел почувствовала себя виноватой.– Я знаю, Гриффин,– промолвила она; она действительно знала это.В его глазах – но не на губах – появилась долгожданная улыбка.– Хотя должен признать, что иногда мне достаточно трудно сдерживать себя. Например, сейчас я бы отдал что угодно, лишь бы остаться с тобой наедине.Смысл его слов не оставлял сомнений, и Рэйчел чувствовала ту же потребность, что и он. Но месяц был вполне терпимым отрезком времени, и ей не хотелось ни о чем сожалеть, если после этого интервала окажется, что Гриффину нужна Афина, а не она.– Вы очень прямолинейный человек, Гриффин Флетчер,– произнесла она, в полной мере осознавая, насколько ее взгляд и тело притягивают его. – Но вам все же придется подождать.Его темные глаза жгли, словно угли, когда он откровенно перевел взгляд на ее грудь и потом снова посмотрел ей в лицо.– Я уже из вторых уст слышу этот совет, – проворчал он. – А я имею отвратительную привычку – не следовать советам других людей.Рэйчел чувствовала, как ее щеки медленно становятся пунцовыми; она словно внезапно оказалась совершенно обнаженной перед ним и абсолютно беззащитной – на виду у всех этих людей. К ее глубокому стыду, это ощущение было не таким уж неприятным, и когда Гриффин схватил ее за руку и потащил вон из комнаты в тускло освещенный коридор, она не сопротивлялась. Он склонился и впился губами в ее губы, будто стремясь вобрать в себя, поглотить ее целиком – со всеми ее благими намерениями. Рэйчел задрожала от болезненного безрассудного желания.Вокруг была теплая, безветренная ночь, ясная от света миллионов звезд. Гриффин вывел Рэйчел из дома, и они пошли вдоль стены, противоположной цветнику, в сторону небольшого яблоневого сада. В сиянии луны и звезд красота яблоневых соцветий казалась особенно трепетной и хрупкой. Скоро, когда наступят теплые летние дни, эти цветы увянут, но сейчас они казались сотканными из розового шелка и облитыми серебром.В середине этого волшебного сада Гриффин снова поцеловал ее. И в этом поцелуе было столько страсти, столько требовательной, неутоленной жажды, что Рэйчел не смогла сопротивляться. Она чуть не задохнулась от наслаждения, когда его руки принялись ласкать ее едва прикрытую грудь, и соски, ставшие от его прикосновений твердыми и пульсирующими, явственно выступили под тонким абрикосовым батистом платья.С тихим стоном он прижал ее к грубой коре кривого, покрытого наростами дерева, листва которого тихонько шелестела на ветру, и окинул ее откровенно раздевающим взглядом. Потом его руки медленно двинулись к дерзкому вырезу платья. Она почувствовала, как на нее накатывает волна бешеного, безрассудного восторга, когда он слегка потянул вниз платье и надетую под ним рубашку и обнажил ее грудь. Он наклонил голову, коснулся твердого, выступающего соска самым кончиком языка, и Рэйчел застонала.– Пожалуйста,– прошептала она.Но сладостная, безжалостная пытка продолжалась до тех пор, пока не стала почти невыносимой, пока все внутри нее не слилось воедино в бессловесной мольбе о том, чтобы он крепко, всем телом прижался к ней. Но Гриффин по-прежнему только покусывал крошечный бугорок.Рэйчел охватило безумное нетерпение, она шептала его имя, извиваясь от наслаждения.– Скажи это, – попросил он, щекоча пульсирующий сосок упругим кончиком языка.– О-о,– простонала она, терзаемая желанием.– Скажи же, – повторил он.– Целуй же, – сдаваясь, прошептала она в сладостном томлении.Теперь он всем ртом впился в ее грудь, всасывая ее женственную сущность в один истерзанный сосок. Рэйчел раздвинула ноги, и рука его, подняв юбки, начала ласкать ее обтянутые шелком бедра. Его пальцы двинулись вверх, дразня и безжалостно возбуждая ее.Внезапно он оторвался от ее груди и выпрямился во весь рост, властный и неподвижный.– Разденься,– приказал он.Мгновение Рэйчел колебалась, почти ненавидя его за то, как он может управлять ею, подавлять ее решимость, заставлять молить о прикосновении его рук и огненных ласках языка. Она повернулась к нему спиной:– Я не могу справиться с этими пуговицами. Движения пальцев Гриффина были неловкими, но он быстро расстегнул пуговицы. Он не сделал ни малейшей попытки стянуть платье у нее с плеч или повернуть ее к себе лицом.Испытывая какое-то бесстыдное раздражение, Рэйчел повернулась к нему и стала ждать. Но он по-прежнему и не думал снимать с нее платье. Его глаза, весь его вид требовал, чтобы Рэйчел сама сделала это, сама обнажила себя перед его взглядом. И она подчинилась. Платье скользнуло, опустившись на мягкую землю у ее ног, будто абрикосовое облачко. Дрожащими руками, вслед за платьем она сбросила сползшую с плеч рубашку и панталоны.«Я ненавижу тебя за то, что ты способен заставить меня сделать это, Гриффин Флетчер,– подумала она, чувствуя, как ее тело предательски дрожит под его взглядом.– Но самое странное, что я люблю тебя за это же».Она приблизилась к нему, гордая нимфа, облаченная в покрывало лунного света, и быстрым смелым движением расстегнула на нем брюки. Его отвердевшая плоть, его хриплый, первобытный крик дали ей понять, что теперь властвует она. Она повелевает. Рэйчел медленно опустилась на колени и начала возбуждать его столь же методично и изощренно, как прежде делал это он. Но за его спиной не было дерева, и он удерживался от падения, упершись в землю широко расставленными ногами. Его дыхание было хриплым, шумным и прерывалось тихими экстатическими вскриками.Голова Рэйчел кружилась от желания, от торжества.– Скажи это,– велела она.Он застонал, наслаждаясь своим сопротивлением.– Скажи это, Гриффин.Он почти выкрикнул требуемое слово.Это был вопрос чести. Рэйчел продолжала до тех пор, пока он не испустил крик и не застыл в бурном освобождении.– Ведьма,– прошептал он, опускаясь на колени и прижимая ее руками к мягкой земле.Магическая власть опять перешла к нему. Закрыв глаза, Рэйчел отдалась его пламенному, нежному возмездию. Страсть то возносила ее к звездам, к самым границам экстаза, то со всей силы бросала обратно на землю – и это повторялось снова и снова. Когда, наконец, неровными, судорожными волнами освобождение пришло и к ней, Рэйчел вскрикнула.Потом они долго лежали неподвижно, без сил и без слов.– Нам пора вернуться в дом, – прошептала Рэйчел, как только обрела способность говорить.Но Гриффин покачал головой, встал на колени и приподнял Рэйчел, помогая ей сесть. Его губы жадно прильнули к ее груди, и пока он целовал ее, Рэйчел поддерживала его, запустив пальцы в его темные спутанные волосы.
Джонас был рад относительному уединению, которое обеспечивала гостиная дома О'Рили. Он раздраженно метался перед камином, под портретом Афины. Она стояла возле закрытых дверей, скрестив руки на груди обворожительного туалета из синего шелка, и неприязненно наблюдала за Джонасом.– Я ведь предупреждала тебя, что положение серьезное, Джонас,– произнесла Афина. В ее дрожащем голосе слышались злость и оскорбленное достоинство.Джонас резко остановился и обрушил всю свою беспредельную злость на Афину.– Только не Рэйчел,– угрожающе прорычал он. Но Афина сохраняла невозмутимость.– Возможно, с тобой она и не стала бы. Но я могу тебя заверить, что они сейчас не прогуливаются под луной, обсуждая меблировку гостиной!Джонасу хотелось умереть. В его воображении проносились чередой ужасающие картины, вызывая в нем отвращение, углубляя его всепоглощающую ярость. Рэйчел с Гриффином. Представить это было невыносимо. Он пойдет на все, но не допустит этого.– Если ты делаешь наибольшие успехи в лежачем положении, Афина,– тихим, убийственно-оскорбительным тоном сказал он,– это не значит, что Рэйчел такая же.Афина пожала плечами, и это движение до смешного противоречило яростному блеску в ее синих глазах.– Думай что хочешь, Джонас. Но я больше не намерена обманывать себя – надо что-то делать, и быстро.– Например? – огрызнулся Джонас. Афина подняла золотистую бровь:– Например? Мы устроим так, что Гриффину придется сделать одно совершенно невыносимое для него открытие – что же еще?Джонас со всех сторон обдумал эту идею. Как оказалось, ярость в нем еще не окончательно вытеснила разум.– Нет, – бесстрастно сказал он.– Почему нет? Ты можешь дождаться, пока она заснет, а потом мы сделаем так, чтобы Гриффин обнаружил тебя рядом с ней...– Меня от тебя мутит, Афина,– Джонасу и вправду стало тошно.В ярко-синих глазах сверкнула глубокая обида.– Как ты, оказывается, благороден, Джонас. Разве ты не помнишь, что в первом подобном случае он едва не сошел с ума?– На этот раз дело может кончиться еще хуже. Афина, я знаю, что тебе наплевать, но он просто убьет меня на месте. Возможно, ты никогда не видела Гриффина в состоянии сумасшествия, но, могу тебя заверить, это не то зрелище, от которого испытываешь прилив храбрости!– Ты боишься его!– Да, черт побери, ты права: я его боюсь!– Значит, ты хочешь Рэйчел не так сильно, как утверждаешь.– Я хочу Рэйчел,– сдавленно, грозно прошипел Джонас.– Я люблю Рэйчел. И даже если каким-то чудом выживу после исполнения твоего плана, она плюнет мне в лицо!Теперь Афина стала ходить взад-вперед.– И все равно мы должны что-то делать, Джонас. Если он женится на ней, мы оба окажемся на бобах.Джонас заметил на соседнем столике графин виски и плеснул немного себе в стакан. Он проглотил чудесный напиток, отчаянно надеясь на его успокоительное воздействие.– Он не женится на ней,– произнес он.– Он не получит ее.Афина смерила его скептическим взглядом. Ее прекрасные черты как будто слегка утратили четкость, платье напоминало движущийся кусочек неба.– А если это уже случилось, Джонас? Если она уже отдалась Гриффину, это имеет для тебя значение?– Нет, – сказал Джонас. Но боль, вызванная мыслью об этом, была зверски невыносимой.Внезапно Афина оказалась рядом с ним, и он снова со всей ясностью увидел ее черты.– Есть еще один выход, Джонас,– сдавленным шепотом произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49