Они стали темно-серебристыми, а не льдисто-серыми. В них еще тлела ярость, но ее характер изменился. Теперь скорее в них мерцал жар.
Потом внезапно его губы прильнули к ее губам, расплющив их в яростном поцелуе. В этом поцелуе не было ни крупицы нежности. Он был жестоким, яростным, жадным, будто он хотел наказать ее этим поцелуем за предательство. Второй раз за этот день она испытала на себе волю и власть едва знакомого человека. Грубый и жестокий поцелуй графа она восприняла как наказание, как возмездие за проступок, но шли секунды, и поцелуй его менял характер – он становился нежнее и жарче. Эриел слегка качнулась, когда его губы принялись обольщать ее, соблазнять, и теперь она ощущала нечто совершенно новое и вовсе не тягостное, нечто такое, что напомнило ей, что в ее теле есть места, значение которых она не вполне сознавала, и он будто вытягивал ее из темноты к свету этим своим поцелуем. Его поцелуй взбудоражил ее, совсем не так, как поцелуй Филиппа Марлина.
Этот поцелуй прервался так же неожиданно, как и начался. Гревилл отвернулся от нее и подошел к окну с цветными стеклами. Теперь он выглядел столь же потрясенным, как и она. Он провел рукой по своим волнистым черным волосам, спускавшимся до ворота. В неровном свете молний они казались иссиня-черными.
– Возможно, вы говорите правду. Только едва ли это имеет значение.
Но в его броне появилась трещина, и в первый раз с момента, когда начался этот кошмар, луч надежды засиял для Эриел. Она собрала все свое мужество и с трудом перевела дыхание.
– Я не могу понять, что думаете вы обо мне. Но, сколь бы плохого мнения вы обо мне ни были, я искренне сожалею о случившемся.
Он повернулся, пристально глядя на нее своими холодными серыми глазами:
– Неужели?
Она провела языком по пересохшим губам, все еще помнившим вкус его поцелуя.
– Я заключила сделку. Как вы справедливо заметили, вы выполнили свою часть ее. Я никогда не думала уклоняться от своих обязательств. Я только надеялась, я молила Бога, чтобы то, что должно произойти между нами, было приятно для обеих сторон. – Граф ничего не ответил. – Я хочу сказать, что у нас могли бы возникнуть дружеские отношения. Я думала, у нас будет время обсудить это. Я не ожидала, что вы потребуете от меня, чтобы я выполнила свои обязательства немедленно и так неожиданно.
Сейчас он выглядел озадаченным и смущенным.
– Вначале у меня не было такого намерения.
В ней затеплилась надежда, и сердце ее забилось быстрее.
– Если это так, я хочу попросить вас об одолжении.
Его густая черная бровь снова вопросительно поднялась:
– Об одолжении? Думаю, вы получили от меня более чем достаточно.
На мгновение она отвела взгляд, чувствуя, что краснеет от смущения. Конечно, он дал ей уже намного больше, чем она могла бы попросить.
– Я говорю только о времени. Дайте мне время. Это и будет одолжением, милорд.
Граф отошел от окна. Теперь гнев его почти прошел, и лицо уже не казалось таким неумолимым и жестким. И впервые Эриел отметила про себя, что граф ничуть не менее красив, чем Филипп, но его красота более мужественна и сурова.
– Вы хотели, чтобы мы стали друзьями? – повторил он с иронией. – Ну, это прямо сюжет для романа, мисс Саммерс. Завести друга-женщину. Я нахожу эту идею забавной.
Эриел вздернула подбородок, жалея о том, что вынуждена вести такой разговор, будучи почти неодетой. Но то, о чем они говорили, уже было чудом, и она благодарила Бога и за это.
– В дружбе нет ничего забавного, милорд. И нет никакой причины, почему мужчина и женщина не могут стать друзьями.
Его глаза блуждали по ее телу, едва прикрытому сорочкой, по ее груди, до тех пор пока яркий румянец не обжег ее щеки. Ей с трудом удавалось заставить себя стоять на месте. Такое беззастенчивое разглядывание смущало ее.
– Есть множество причин, дражайшая мисс Саммерс, почему дружба между людьми, принадлежащими к разному полу, встречается крайне редко. И то, что вы, похоже, не знаете этих причин, вынуждает меня поверить в то, что вы так невинны, как утверждаете.
Он шагнул к ней и теперь стоял всего в нескольких дюймах от нее. Хотя рост Эриел был выше среднего, для того чтобы видеть его лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Он приподнял локон ее бледно-золотых волос и теперь разглаживал его, держа между двумя пальцами. У Эриел возникло странное ощущение, как будто внутри ее что-то оборвалось.
– Так как, по-вашему, мы будем строить свои дружеские отношения? – спросил он мягко. Его рука погладила ее плечо, когда он попытался водворить выбившийся локон на место. Это новое для нее, странное ощущение возникло вновь, и по телу ее побежали мурашки.
Конечно, ее сердце забилось так часто и болезненно оттого, что появилась надежда. Если он согласится подождать некоторое время и не требовать, чтобы она тотчас же оказалась в его постели, у нее была бы возможность убедить его пересмотреть условия их сделки.
– Я никогда не была в Лондоне, – сказала она, позволяя себе робко улыбнуться. – Я его почти не видела. Может быть, вы сводили бы меня куда-нибудь.
– Куда? И что вы хотите посмотреть?
Мозг Эриел работал лихорадочно – она искала ответ, который принес бы ей избавление.
– Ну хотя бы в оперу. Или в драматический театр. Мне… мне бы очень хотелось побывать в театре! Посмотреть пьесу Шекспира. Я давно мечтала посмотреть «Короля Лира». Мы ведь живем в этом городе. Конечно, вы знаете интересные места. Я была бы счастлива последовать за вами всюду, куда бы вы ни пожелали.
Казалось, он задумался об этом. Он повернулся к ней спиной и принялся снова разглядывать ветви, стучавшие в оконное стекло.
– Отлично, мисс Саммерс. – Он снова повернулся к ней. – На время забудем о ваших обязательствах. Я предпочел бы, чтобы в моей постели оказалась женщина, принимающая меня охотно, а не дрожащее существо, только подчиняющееся моим требованиям.
Эриел испытала огромное облегчение, столь сильное, что у нее закружилась голова.
– Раз уж дела складываются таким образом, вы можете одеться.
Она поспешила сделать это, схватила с пола платье и принялась судорожно натягивать его на себя, втискивая руки в узкие рукава, украшенные буфами, натягивая его на плечи, и, приняв приличный вид, испустила вздох облегчения. Граф молчал, и Эриел поняла его молчание как позволение уйти. Не обращая внимания на то, что некоторые пуговицы на спине были оторваны, а волосы в беспорядке, она вихрем рванулась к двери, уверенная, что, если она и встретит кого-нибудь из слуг, они ничего не скажут. С того дня как она поселилась в этом доме, она обратила внимание на их деловитую и немногословную манеру разговаривать. В этом доме редко можно было услышать смех. После того как она познакомилась с их мрачным и суровым хозяином, Эриел поняла причину.
Молча выбежала она из спальни. Добравшись до своей комнаты, она поспешила повернуть ключ в замочной скважине и, заперев дверь изнутри, в изнеможении прислонилась к ней. Пока что она была в безопасности. Но как долго это сохранится? Ей хотелось найти выход из положения, в которое она сама себя так легкомысленно поставила. Однако выбор ее был невелик. У нее не было ни денег, ни работы, ни дома, где она могла бы приклонить голову. К тому же она была связана данным словом. Эриел изо всех сил зажмурилась, чтобы не расплакаться.
Глава 5
Я так взволнована тем, что нахожусь здесь, в школе миссис Пенуорти для благородных девиц, которая поможет мне осуществить свою мечту стать леди. Все-таки меня мучают сомнения, что я не подхожу для этой роли, что я с ней не справлюсь. Другие девушки такие изысканные и так уверены в себе, а я постоянно опасаюсь сказать или сделать что-нибудь не так. За своей спиной я слышу их насмешки и шушуканье, но по большей части они просто не замечают меня. В известном смысле я рада этому. Я боюсь, что когда тайна моего низкого происхождения станет им известна, они полностью прекратят общение со мной.
Воспоминание об этом письме постепенно изглаживалось из памяти. Джастин беспокойно расхаживал по своей спальне перед медленно догорающим в камине огнем. Хотя дождь прекратился и буря отшумела, августовский вечер был пронизывающе холодным, и с листьев на влажную, раскисшую землю еще падали последние капли. Сегодня он чувствовал себя усталым. Долгое путешествие домой и последующее разочарование усугубили эту усталость, которая, казалось, проникла до самых костей. Такое случалось с ним редко, ведь ему давно стало ясно, что жизнь представляет собой лишь цепь разочарований. Так уж она была устроена, и это было в порядке вещей. Он потянулся за кочергой у камина, потом встал на колени, чтобы поворошить угли, вспыхнувшие оранжево-красным пламенем, а в уме заново проигрывал сцену, свидетелем которой стал в Красной комнате. И в нем поднимался гнев, и пальцы его сами сжимались, стискивая кочергу.
Его долгожданная встреча с Эриел Саммерс была ничуть не похожа на то, что он нафантазировал. Никогда ему и в голову не приходило, что он застанет милую прелестную девушку, какой он представлял Эриел по письмам, в объятиях этого отъявленного негодяя, самого гнусного распутника в Лондоне и своего злейшего врага Филиппа Марлина. Джастин выругался. Ему захотелось послать ко всем чертям эту девушку, предавшую его. Но все-таки мысленно он поздравил себя с тем, что ему удалось сдержаться и не натворить бед.
Отложив кочергу, он встал, подошел к старинному резному буфету и налил себе бренди, продолжая думать о своем давнем сопернике. Он и Филипп были однокашниками в Оксфорде. Филипп, красивый, белокурый, с хорошими манерами, был избалованным и высокомерным и использовал немалые деньги, отпускавшиеся на его содержание, чтобы окружить себя льстивыми друзьями. Он был из тех людей, кто получает удовольствие, унижая и высмеивая других, из тех, кто выискивает в людях слабости и спекулирует на этом.
Юношей Джастин поколачивал мальчишек, дразнивших его и попрекавших незаконным происхождением, используя кулаки, чтобы отплатить им за жестокость, и за это его не раз наказывали поркой на школьном дворе. В конце концов он предпочел просто держаться в стороне от них и все больше замыкался в себе. Он научился сдерживать гнев и боль, которые теперь заменял цинизм, и это удерживало людей на расстоянии и защищало его от мира.
Он держался как можно дальше от Филиппа Марлина и старался не замечать его злобных ядовитых насмешек, но однажды ночью сцепился с ним в оксфордской таверне из-за Молли Маккарти. Молли была аппетитной и задорной бабенкой, не гнушавшейся брать деньги за обслуживание местных молодых людей. Она не делала тайны из своих похождений, но гордыня Филиппа не позволяла ему даже предположить, что ее прелести и ласки принадлежат многим. Когда он застал ее ночью в постели с одним из своих друзей, он просто взбесился, перевернул все вверх дном в комнате, а потом обрушил свой гнев на Молли, сломал ей руку и избивал ее до тех пор, пока случайно проходивший мимо Джастин не положил этому конец.
Эта драка была короткой. Стычка с человеком, привыкшим защищаться кулаками, оставила Марлина в плачевном состоянии – оба его глаза оказались подбитыми, нос сломанным, а рот в крови.
А у Джастина появился могущественный враг. При воспоминании об этом он стиснул зубы. Он пил редко и мало, но теперь отхлебнул бренди и сморщился, когда огненная жидкость обожгла ему горло. В спальне, отделенной от гостиной коридором, должно быть, спала Эриел, и ее льняные волосы разметались по подушке, а прелестные розовые губки приоткрылись во сне. Ему никогда не приходило прежде в голову требовать, чтобы она выполнила условия омерзительной сделки, заключенной ею с его отцом, но, когда он увидел ее с Марлином, одетую в дорогое платье, за которое заплатил он, внутри у него что-то взорвалось.
Ему захотелось убить Филиппа Марлина.
Джастин отхлебнул еще глоток бренди и поставил бокал на каминную полку. Что делать? Неужели он и впрямь хотел сделать девушку своей любовницей? И невольно всплыло неясное воспоминание о ее бледно-розовых сосках, длинных стройных ногах, тонких щиколотках, плотно обтянутых чулками, и покрытом серебристым и золотым пушком треугольнике, знаке ее женственности. Эриел Саммерс с ее безупречной кожей и тонкими чертами лица превзошла самые радужные ожидания его отца.
Эдмунд Росс, ни минуты не колеблясь, потребовал бы, чтобы она согревала его постель, особенно после того, как увидел ее в объятиях другого мужчины. Но Джастин ни в чем не походил на своего отца. По крайней мере он так думал до сегодняшнего дня. Но он желал Эриел Саммерс. Возможно, желал еще до того, как увидел. Он закрыл глаза, на него накатила волна желания. Может быть, следовало нанести визит в дом радостей мадам Шарбоннэ. Селеста Шарбоннэ гордилась тем, что умела находить красивых женщин, владевших искусством доставлять наслаждение мужчинам. Джастин давно не был в ее доме, пожалуй, слишком давно, судя по тому болезненному ощущению, что испытывал сейчас. Он молча вздохнул. Он не желал ни одной из искусных куртизанок Селесты. Он хотел Эриел Саммерс. Он купил ее и заплатил за нее. Так что ему мешало владеть ею? Черт возьми, эта девчонка принадлежала ему. Сейчас ему стало безразлично, была ли она любовницей Филиппа Марлина. Джастин решил, что будет обладать ею.
Эриел проснулась в испарине, простыни сбились к ее коленям, ночная рубашка обвилась вокруг бедер. Ей приснился кошмар, в этом она была уверена, но не могла вспомнить, что это было, хотя у нее было подозрение, что он каким-то образом был связан с графом.
Эриел дрожала. Тело ее покрылось гусиной кожей – она вдруг почувствовала, что в комнате становится все холоднее. Она соскользнула с постели и набросила стеганый шелковый пеньюар, потом застегнула его на все пуговицы. Послышался легкий стук в дверь, и Сильви Томас, горничная, которую приставил к ней граф, вошла в комнату. Это была темноволосая девушка лет двадцати с круглыми светло-карими глазами и таким же круглым, пухлым лицом.
– Вы рано поднялись, мисс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45